В наш век узкой специализации Сэндфорда Флеминга (Sandford Fleming), скорее всего, назвали бы преданным науке дилетантом. Круг его интересов был прямо-таки неохватен: от первых локомотивов до дальтонизма. Биографы пишут о Флеминге с каким-то веселым изумлением (хватало же, мол, ему энергии!), так что даже важнейшие заслуги этого человека перед страной и миром кажутся чем-то вполне обычным, словно любому из нас удается оставить в истории столь же заметный след.В этом году исполнилось 190 лет со дня рождения сэра Сэндфорда. Самое время понять, правы ли биографы.
Сэндфорд родился в 1827 году в Шотландии, в городе Кёрколди (Kirkcaldy, Fifeshire). Отец его бы плотником, семья — многодетной, с восемью отпрысками. Сэндфорд учился в местной публичной школе, где рано был замечен его природный талант рисовальщика, способности к арифметике и геометрии и страсть к изобретательству. Ему едва исполнилось 13, когда он пополнил свою записную книжку наброском придуманных им роликовых коньков — с колесами, расположенными в одну линию вдоль платформы. Через год сообразительного, приятного в общении подростка берет к себе в ученики известный в Файфшире топограф Джон Сэнг (John Sang), работающий на сооружении железнодорожной ветки между Эдинбургом, Пертом и Данди. Сыграли свою роль и художественные способности Сэндфорда. Вот опять о специализации. Сэнг был рисовальщиком и владел искусством литографии. По итогам съемки он создавал карты и переносил их в гравюру, а, кроме того, выполнял рисунки и гравюры архитектурных объектов, и, конечно, передал свое умение ученику. Участие в железнодорожных работах и в сооружении порта было для юноши обдуманным шагом. Сэндфорд, его старший брат Дэвид и их кузен Генри решили иммигрировать в Канаду и надеялись, что там-то на строительстве железных дорог для них точно найдется место. Сэнг был посвящен в их планы и дал будущим канадцам ценные советы, подсказав, например, какими именно инструментами они должны обзавестись.
Кого из молодых не привлекает муза дальних странствий! Но эта юная компания отправлялась в североамериканские британские колонии еще и на разведку. Несмотря на благоприятные отзывы, полученные от уже переехавших туда родственников, Эндрю Флеминг, отец семейства, больше доверял своим старшим сыновьям. 21 апреля юноши заполнили \»лист пассажира\» на корабле \»Brilliant\» и отправились прощаться с родственниками. Обе стороны держались стойко. Вот разве что бабушка \»немного расстроилась\». Со слезами на глазах она сказала: \»Мы не сможем помочь, если вы попадете в опасность, но я могу за вас молиться\».
Отбывали из Глазго. Путь до Квебек-сити занял 6 недель и не был похож на увеселительную прогулку. С погодой не повезло. Атлантический океан продемонстрировал, что шторма или, по крайней мере, обложные ливни с ветром для него — штука обычная. Но Сэндфорд не унывал. Кстати, самое время упомянуть о его дневниках. Он начал вести периодические записи за несколько дней до 18-летия и почти не прерывал этого занятия. Его тетради сохранились (лишь материал за 1847 год утерян), а дневники за 1845-1853 гг. недавно изданы. Из них явствует, что, в отличие от большинства пассажиров, Сэндфорд довольно легко переносил качку. Он мгновенно перезнакомился с командой, вник в устройство корабля — особенно его заинтересовало устройство парового двигателя, охотно трудился практически наравне с матросами. И рисовал — палубные сценки, портреты членов команды, скетчи айсбергов и скалистых утесов.
В Монреаль из Квебека, а потом в Онтарио молодые Флеминги добрались на пароходе, а уж до Питерборо (Peterborough), где на некоторое время осели у дяди, — посуху. И не им первым летние канадские пейзажи сразу же пришлись по душе: \»Самый яркий день в Файфшире не способен подарить взгляду такой великолепной палитры\». Дальше судьбы братьев разошлись. Дэвид довольно быстро нашел себя как мебельщик — с искусством работы по дереву он был знаком с детства. Сэндфорду поначалу не везло. Он не собирался менять профессию и по-прежнему надеялся отыскать себе место на железной дороге, тем более что запасся рекомендациями. Прежде, однако, нужно было сдать экзамен на инженера-геодезиста да и снискать себе хлеб насущный. Торонто по тем временам был городом довольно крупным — более 20 000 жителей — и зарекомендовал себя как центр деловой активности, вот только никто не спешил допускать к делам чужака. Молодого человека подвергали проверкам, опрашивали — и морщили нос по поводу его квалификации. Суперинтендантом в комитете по строительству дорог и причалов был тогда Казимир Гровски (Casimir Growski, будущий лейтенант-губернатор провинции), так тот попросту посоветовал \»этому кандидату на должность топографа \» вернуться в Шотландию.
Братья приглашают Сэндфорда разделить их стезю. Он не отказывается, пробуя то одно, то другое, но расценивает \»побочные тропы\» невысоко. Скучно ему заниматься мебелью, и фермерство не привлекает. Зато в 19 лет, за год до рождения Томаса Эдисона, он изобретает \»электризующую машину\» — новый вид осветительного прибора и продолжает работать в этом направлении, подбирая наиболее оптимальный вариант батарей, которые могли бы \»обеспечить освещение улиц и церквей\».
В дневниковых записях звучат иногда грустные ноты, скудный быт донимает. Кто знает, может, у него и опустились бы руки, если бы не городской инженер Джон Говард (John G. Howard). Он как-то особенно тепло поговорил с юношей. Признался, что сам в его возрасте был как специалист \»куда хуже\», подсказал, что экзамен можно сдать в Монреале, ввел Сэндфорда в круг своих коллег — в расчете, что кто-то из них даст ему работу.
На те крохи, что перепали юноше в результате всех инженерских хлопот, прожить было невозможно. Но определилась главная цель — подготовка к сдаче монреальского экзамена. А что до заработка, к зиме Сэндфорд возвращается в Питерборо, решив осчастливить город первой в его истории крупномасштабной картой. Едва начав топографическую съемку, он понял, что одет не по погоде, и пошел на солидные траты: за $7 купил высокие ботинки, позволявшие сохранять ноги сухими, даже если снег по колено, и обзавелся экипировкой профессионального топографа — \»курткой на бобровом меху (обратите внимание на эту деталь), сшитой из плотной голубой канадской ткани\». Позже он и его ровесники-друзья зимой выезжали на съемку, надев коньки. Для летнего времени пригодились придуманные в детстве ролики. В 1847-м Сэндфорд довел их до ума, вписав свое имя в историю формирования сего спортивного инвентаря, причем его модель получила не меньшее распространение, чем та, где колеса расположены попарно.
Карта готова, литографирована в Торонто. С нее сделаны 235 оттисков — и, надо же, их раскупают. Из Кобурга (Cobourg), Ньюкастла (Newcastle), Торонто Сэндфорд получает заказы на карты и гравюры достопримечательностей — соборов, университетских зданий, причалов. Его имя — на слуху, и сразу несколько архитекторов в Торонто нанимают его для производства геодезических чертежей. Разумеется, Стэнфорд вновь переезжает туда и наконец находит свой круг. C 1830-го в городе существовал Mechanics\’ Institute. Предназначенные для взрослых технологические институты возникали в XIX веке десятками — в Европе, в Северной Америке, в Британии. Они обеспечивали не только общеобразовательные курсы, но и места для хранения литературы и сбора лабораторного оборудования (в начале 80-х Mechanics\’ Institute превратился в первую в провинции публичную библиотеку). Как правило, в них преподавали профессионалы, принявшие на себя обязанность повышать культурный уровень сограждан. Служил там и Флеминг (правда, недолго), вел вечерние классы рисования, чертежа, геометрии и арифметики. В институте он сблизился с двумя архитекторами, которые, как выяснилось, разделяют его идею: создание общества молодых ученых \»для поощрения и всемерного развития физических наук, искусств… для развития геодезии, строительства и архитектуры\». Кроме того, предполагалось сформировать музей научных достижений и основать научный журнал — Canadian Journal. Возникший в 1849 году Canadian Institute (в 1914-м ему было даровано право первым словом ставить \»Royal\») отражает личность его главного инициатора. Недаром медаль (Sandford Fleming Award), в 1982 году учрежденная RCI в честь Флеминга, вручается самому талантливому популяризатору научных достижений (первым ее лауреатом стал Дэвид Судзуки).
В мае 1849-го Флеминг выдерживает монреальский экзамен на инженера-топографа (или геодезиста) и выступает с докладом о перспективности развития железных дорог в Законодательной Ассамблее. Что ж, его услышали, поскольку промышленность была готова к такому повороту событий. Флеминг рассматривает перспективы Lachine Railway. Создавая крупномасштабную карту Торонто, производит разведку \»под рельсы\» от Торонто до Кингстона.
В 1851-м метрополия сочла, что Province of Canada способна организовать на своей территории собственную почтовую систему. На должность первого министра почтового департамента был назначен член Верхней палаты Законодательной Ассамблеи Джеймс Моррис (James Morris), который в кратчайшие сроки реорганизовал подотчетное ему отныне ведомство, а 24 февраля встретился в Торонто с Флемингом, намереваясь поручить топографу и художнику создание первой канадской почтовой марки. Особых сюрпризов не ожидалось. В Британской империи сложился тематический канон, согласно которому на марке следовало помещать монархиню. Хотя допускались отступления в виде государственного герба или (редко) геометрического узора. Но 24-летний Флеминг уже чувствует себя канадцем. Его аргументы равно эмоциональны и серьезны. Собственная почта требует своеобразной художественной темы. И он предлагает поместить на трехпенсовой марке бобра. Кому, как не высокому чиновнику, помнить о той роли, что играла торговля пушниной в экономике Канады. Надо думать, испробовав на себе доброту бобрового меха и наглядевшись на это животное во время геодезических съемок, Флеминг защищал свою точку зрения с должной энергией, потому что 23 апреля была выпущена трехпенсовая марка, на которой под короной и инициалами V-R (Victoria Regina) на плотине, усыпанной ворохом геральдических цветов — английской розой, шотландским чертополохом и ирландским трилистником, красовался бобер.
Монреаль
