С 29 ноября по 20 декабря в Segal Centre играют спектакль “TRIBES” по пьесе Nina Raine. Смелая, смешная, глубокая, яркая, остроумная, живая, умная и пр. – так встретила пресса появление первых спектаклей по этой пьесе в Англии и США. О чем она? О том, как непросто в нашем мире быть услышанным, особенно если от рождения не можешь говорить и слышать. О том, что такое язык, в чем его сила и слабость.В Segal Centre пьеса будет показана в постановке Sarna Lapine, а музыку к спектаклю написал театральный композитор Дмитрий Марин, в последние годы живущий в Москве и работающий в театре под руководством О. Табакова.
Репетиции в театре идут в напряженном темпе, и на мою просьбу встретиться Митя предложил побеседовать в обеденный перерыв.
— Митя, сегодня, собираясь на нашу встречу, я разговорилась со знакомой, скоро уезжающей на специальные занятия, где будет молчать в течение 10 дней. То есть человек слышаший и способный говорить нуждается в тишине, ищет ее, стремится к ней. А глухонемой человек – герой спектакля, в котором ты сейчас занят, ищет пути к пониманию другими людьми и пути понимания людей. Меня всегда интригуют такие совпадения в жизни! Словно они кем-то предусмотрены, ну хотя бы для того, чтобы я начала наше интервью с тобой с этой предыстории! А что такое тишина для тебя как для композитора, который придумывает звуки, соединяет их в мелодию и оформляет таким образом театральное произведение?
— Сейчас подумаем… Непростой вопрос… Тишина – это либо спокойствие, либо напряжение. Конечно, нуждаешься в тишине. Тишина все меняет. А если говорить о музыкальных произведениях, то, например, в кончерто Шуберта тишина в паузах играет значимую роль. Это специально введено в музыку, является частью партитуры, частью спектакля. А в пьесах ведется разговор, а потом пауза… В природе абсолютной тишины не бывает.
— Бывает самое спокойное время перед рассветом…
— Все равно есть ветер, птицы начинают петь, или просто капелька сорвалась с дерева…
— Но вот, мы и создали некоторую атмосферу для нашей беседы! Ваш спектакль особенный. Не только в пьесе, по которой он поставлен, главный герой глухонемой, но и актер Jack Volpe, играющий эту роль, не слышит от рождения. Хотя всегда, когда говоришь об особенных людях, возникает много вопросов, вроде таких: а имеющие уши действительно ли слышат, а обладающие способностью говорить действительно ли умеют общаться? Когда я смотрела ролик к вашему спектаклю, у меня даже сложилось ощущение, что эта пьеса написана на основании личной истории этого актера. Я не права?
— Нет, пьеса была написана драматургом Nina Raine и получила признание у публики, была отмечена критикой. Ее интересовало, что такое язык, как мы общаемся. На примере человека, у которого, с одной стороны, ограничены возможности к привычному типу общения с людьми…
— … А с другой, расширены.
— Несомненно. Этот автор много пишет. Ее пьеса шла в Лондоне, в Нью-Йорке. Для читателей \»Места встречи\» может быть интересен факт, что она внучатая племянница Бориса Пастернака.
— Да, любопытно, как все в этом мире переплетается. А как получилось, что именно тебя пригласили принять участие в этом проекте?
— Я уже неоднократно работал в спектаклях Segal Centre. А еще, что для меня очень важно, в англоязычных театрах в Монреале на репетиции требуется меньше времени, чем в театрах, работающих на французском языке. По личным обстоятельствам – теперь я живу и работаю в Москве – мне проще приезжать именно на постановки этого театра. Я здесь выпускал спектакль Travesties в апреле и вновь сюда приеду в апреле на постановку Bad Jews.
— Митя, насколько я понимаю, твоя работа осложняется тем, что тебе приходится писать музыку для спектакля, где главный занятый актер не может ее услышать, оценить и с ней взаимодействовать. Или может?
— Он может почувствовать вибрации, а иногда даже конкретную ноту. Кстати, ассистент режиссера, которая выросла в семье с неслышащими родителями, отметила, что спектакль может быть интересным глухонемым зрителям не только содержанием, но и тем, что здесь будет такая музыка, которую они смогут ощутить.
— То есть вы приглашаете на спектакль глухонемых зрителей тоже?
— Да, будет 3 представления с сурдопереводом. Важно продумать, как их посадить в зале, чтобы они видели сурдопереводчика и само представление, где тоже задействован язык знаков. Кстати, для Джека эта роль стала актерским дебютом на профессиональной сцене. По своему образованию он кинорежиссер, пишет сценарии, ставит спектакли в своей компании Seeing Voices, а также преподает язык жестов. Как артист он многому учился во время работы над этим спектаклем. Мы все искали общий язык и в профессиональном плане, и на уровне просто общения, приходилось учиться общаться через переводчика…
— Выходит, что вам самим в процессе работы над спектаклем пришлось тем или иным образом искать ответы на вопросы, которые интересовали автора пьесы тогда, когда она ее писала. И сколько же здесь уровней общения можно рассмотреть! Я уж не говорю, про 3 языка – русский, английский, французский… Язык жестов, визуальных образов, где-то на уровне ощущения, кожей, язык эмоций, язык музыки…
— По сценарию, главный герой умеет читать по губам и только начинает осваивать язык жестов. В общении с людьми, говорящими на языке жестов и читающими по губам, необходимо все время смотреть на собеседника, видеть его лицо. Иначе можно пропустить все, что он говорит.
— Как тебе, композитору, работается в этом произведении? В чем твоя задача? Передать эмоции главного героя, его попытки проникнуть в мир слышащих людей?
— Не только главного героя, но и его брата.
— То есть на тебе лежит задача озвучить героев?
— Я должен передать их эмоциональное состояние. Пьеса так написана, что мало возможности ввести музыку в сцены. В тексте есть упоминание об опере, которую слушает сестра главного героя. А мы, кстати, здесь идем против автора и вводим и другую музыку, которую я и пишу. Не только сама музыка, но и паузы между музыкальными фразами играют роль. Пауза дает возможность понять, что такое тишина.
— Это новый для тебя опыт — работать в таком проекте?
— Да я бы не сказал, что он существенно отличается от того, что я делаю в других проектах.
— По-моему, тебя уже можно называть приглашаемым из Москвы композитором! Вот как повернулась жизнь, хотя в Монреаль ты приехал в раннем детстве, учился здесь и вырос, а теперь живешь в России и работаешь в известной «Табакерке». Или еще где-то?
— В Саратовском ТЮЗе работал, немного в кино, но это все было в прошлом году.
— Скажи, а как вообще получилось, что ты стал композитором, который пишет музыку для спектаклей? Это была мечта детства?
— Как раз все было по-другому. Я всегда любил поиграть на гитаре, попеть, и музыку я собирался оставить как что-то для себя, чтобы получать от нее наслаждение. И поэтому в университете изучал политологию! Я играю на гитаре, бас-гитаре и немного на пианино, но никогда не думал, что буду профессионально заниматься музыкой. Однажды, когда Александр Марин ставил в этом театре «Молчание 2», я тусовался на репетиции и предложил ему попробовать ввести музыку в одну из сцен. Ему понравилась идея, я написал для одного эпизода, потом для другого… Это случилось в 2002 году. Вот с тех пор и пошло. Потом я написал музыку для его спектакля «Самоубийца», потом стал работать в спектаклях других режиссеров.
— И сколько лет тебе было в 2002 году?
— Восемнадцать.
— То есть твой композиторский стаж начался неожиданно и очень рано. Кстати, каждый раз, когда мы беседуем с Александром Мариным, он отмечает, что работать с тобой в одной команде – это большая удача. И не только потому, что ты его сын, а потому, что ты такой композитор, который творит во время репетиций, во время работы над спектаклем, что очень ценно для режиссера и всей команды.
— Таким образом можно что-то попробовать, менять, придумывать совершенно новое.
— Митя, а тебе хотелось бы услышать свои произведения в исполнении оркестра?
— Да, хотелось бы! Но надо написать что-то достойное этого! Пока же в спектакле «Три сестры» моя музыка звучит как раз в исполнении камерного оркестра: контрабас, скрипка, фортепьяно, аккордеон и барабан. Ее исполняют сами актеры, занятые в спектакле. Произведение называется «В Москву!».
— А вообще, где тебе интереснее работать: в Москве или в Монреале?
— Везде есть свои плюсы и минусы. Мне нравится, что здесь сжатые сроки репетиций, происходит погружение в работу. В Москве же можно подумать, поискать – есть время. Кроме того, в Москве замечательно, что поставленные спектакли входят в репертуар театра и идут годами. А здесь спектакль живет 3 недели…
— Сейчас в каких спектаклях «Табакерки» звучит твоя музыка?
— «Брак 2.0», «Сестра Надежда», «Эмма», «Буря», «Мадонна с цветком» и «Три сестры».
— И твой дом сейчас в Москве?
— Да. Там семья и работа!
Монреаль
