Чем пахнет Русь?

Чем пахнет Русь?Выставлять оценки в искусстве – занятие странное. И берутся за него редко, особенно там, где речь идет о таком огромном явлении, как русская литература. Молодой Чехов в юмористическом рассказе «Литературная табель о рангах» всех живых писателей, «соответственно их талантам и заслугам» произвел в чины. Действительных тайных советников, по его мнению, не отыскалось. В тайные попали Лев Толстой и Иван Гончаров. Островский, Лесков, Полонский занесены в статские. Ну, и так далее. В 1886-м Достоевского уже не было в живых. Да и читал его Чехов с неохотой. «Преступление и наказание» он долго откладывал и отозвался о нем холодно.Кстати, не так уж эти гении далеки друг от друга, как кажется. Несмотря на то, что чеховские герои все больше в обыденщину скатывались, а Достоевский и в извозчике Шекспира прозревал.

В.В. Набоков в своих лекциях о русской литературе не шутил, и, хотя вроде бы сам над собой посмеивался, понятное мне и редко осуществляемое желание за один курс и научить, и верный (то есть собственный) взгляд привить одерживало верх: «Толстой — непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый — Толстой, второй — Гоголь, третий — Чехов, четвертый — Тургенев. Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов». Назови писатель свои лекции «беседами» и проверь ссылки на эпизоды по текстам, не было бы к нему никаких претензий. Человек не всеяден. Знать надо, а уж любовь, как известно, свободна. Для меня без Ф.М. Решетникова русская словесность XIX века не полна, и сберегаю «Подлиповцев», догадываясь, что в Канаде вряд ли где куплю. Набоков их, полагаю, и не открывал никогда.

Из «непревзойденного русского прозаика» экранизируют, в основном, «Войну и мир» и «Анну Каренину». Ко всему, что сказано по поводу киноэпопеи Бондарчука, добавлю лишь гулявший среди киношников анекдот: «Слыхали, почему Наполеон Ватерлоо проиграл? – Ну? – Перед битвой ему на глаза попалась смета фильма Бондарчука. – И?.. – В обморок грохнулся». Но задолго до советского варианта на экраны вышел голливудский. Режиссер Кинг Видор (King Vidor), ровесник кинематографа, был человеком с авантюрной жилкой и сызмала преданным новому искусству. Родители видели в нем офицера. Однако сразу же после школы он сбегает из дому и пытается прибиться к какой-нибудь съемочной группе. Устав от безденежья (да и соскучившись), возвращается домой, по настоянию родителей все-таки поступает в Военную академию. Скоро и оттуда бежит. И начинает снимать еще немые ленты. К 1956-му, когда на экраны вышел его фильм «Война и мир», за Видором числится пара десятков работ и серьезные заслуги в развитии возможностей кинорежиссуры (отмеченные позже почетным «Оскаром»). А снятый им в начале 30-х «The Champ» аукался несколько раз, последний – уже в конце 70-х, фильмом Франко Дзеффирелли.

Входить в подробности двух противопоставленных Толстым войн режиссер, конечно, не стал. О Наполеоне в Америке всякий слышал, а «несправедливая война» 1805-1807 годов на этом континенте – удел специалистов. Неважно. Не обязан режиссер осваивать неподъемный материал, хотя непродолжительные военные сцены в его постановке понимающие люди хвалят. Видимо, академия все-таки сказалась. Видор сосредоточился на любовной истории Наташи Ростовой. Ее сыграла Одри Хепберн, уже удостоенная за «Римские каникулы» трех крупных наград. Все остальные в ансамбле по значимости вполне ей соответствовали: Генри Фонда — Пьер Безухов; Мел Феррер (в то время муж Хепберн), входивший в число первых голливудских красавцев, — Андрей Болконский; Витторио Гассман, «великолепный генуэзец», — Анатоль Курагин. И Анита Экберг, сексуальный символ тех лет (мы ее видели еще и в «Сладкой жизни» Феллини, с Мастроянни) — в роли Элен.

Восприятие явлений и их интерпретация предполагает осмысление и базируется на опыте. Задумай я, сохраняя временной антураж, экранизировать Генри Джеймса, как миленькая, пошла бы на поклон к культурологам. Большинство американских экранизаций русской классики заставляет бормотать — «скупые вы, ребята! При умопомрачительных бюджетах деньги на консультанта пожалели». А может, просто излишне самоуверенны? А может, ориентируются на широкого зрителя и не рискуют спорить с его ожиданиями?

Не было в Голливуде экранизации, в титрах которой не мелькал бы этот самый специалист. Спрошу по-другому: где они их нанимают? Лев Толстой о гусарах или, например, о народном быте знал все. Консультанты Видора – немного и приблизительно. Иначе откуда бы взялся в фильме такого вида этнический элемент? Режиссеру услужливо поведали, что на своих гулянках привилегированное звено русской армии развлекалось ухарским трепаком и, судя по его исполнению, искусству танца обучалось при Большом театре, а крестьяне заимствовали костюмы у своих опереточных собратьев.

Пущенный по кинотеатрам рекламный ролик честно доносил до среднего американца, что «Война и мир» — одна из величайших эпопей «всех времен и народов» (бесспорно); сообщал, что в центре повествования — девица Наташа, мучимая противоречивой любовью сразу к трем кавалерам (да ведь и это правда), а соблазнительная Элен одного за другим превращает окружающих ее мужчин в рабов (кто с этим не согласится?). А также радовал тем, что любовная история разворачивается на фоне пригородной усадьбы и блестящих интерьеров XIX века. Упоминались и Наполеон, и война, затронувшая сотни тысяч людей, так что ж удивляться прокатному успеху экранизации. Американцы, о чем уже говорилось, en mass эпопеи уважают.

Я очень люблю Одри Хепберн. А спросите «за что?», укажу причины, с ее актерским дарованием почти не связанные. На мой взгляд, актриса она посредственная, узкого диапазона. Но как же хороша! Как грациозна! Любой ее «крупный план» годится на плакат. Только в интонациях, бывает, уж так немилосердно врет, и у Видора ее часто переигрывают и Фонда, и Гассман. Даже «соблазнительная Элен» (по профессии, между прочим, фотомодель). Однако поистине чудесным образом непобедимая прелесть Хепберн передает одну из важнейших и усвоенных режиссером художественных составляющих романа: Наташа – стержень семьи, воплощение «жизни естественной», выразитель авторской точки зрения.

Что до обещанной роликом шикарной русской действительности того периода, то самыми интересными в этой работе мне показались эпизоды, с нею не связанные. Те, которые режиссер, начинавший карьеру с постановки по преимуществу психологических картин, действительно понимал. Болконский, слушающий дуэт Наташи и Сони, и объяснение Наташи с Пьером («если бы я был не я…») решены в минималистском интерьере: светлая стена, прозрачная занавеска, кресло. И все там получается. Если забыть, что Пьер в романе – толстый, непривлекательный и очень молодой, и молодость его – принципиальна, как и резкое, скачком, взросление. Где ж такого актера взять? Не то, что в голливудских, – в русских экранизациях перевираются и возраст, и внешность. Но Видор, в отличие от Бондарчука, поступил умно. Он не помещал своего Пьера в сцены, выпадающие из созданного Питером Фонда характера.

Непривлекательность литературного персонажа, замешанного в любовной коллизии, для западного режиссера – всегда соблазн. Он на ней спотыкается. В киноэпопее, снятой для телевидения франко-итало-российско-польско-немецким коллективом в 2007 году, Пьер все-таки молод и личиком не то чтобы удался, за что от имени Толстого отдельное спасибо, хотя играет Александр Бейер поразительно худо. Но с фигурой опять незадача: подтянут, прямо-таки спортивен, и фрак на нем сидит как влитой.

А уж княжну Марью изобразить, как писателем прошено, ни у кого и никогда рука не поднималась, в том числе и у режиссера фильма Роберта Дорнхельма, даром что на ее некрасивости часть сюжетных линий основана. Зато с Наташей наверстали. Боюсь, Дюрнхельма запутал сам писатель. С одной стороны, подчеркнуто, что в сей девице главное – душа, а с другой – Анатоль пожирает взглядом ее телесные прелести, коими Clеmence Poеsy, к сожалению, не обладает, никакой замедленной съемкой в сцене бала этого не скроешь.

По общему рисунку роли Наташа объединенной Европы — крестьянка, так и не ставшая барышней. Твердым шагом манекенщицы, демонстрирующей костюм military stile (кстати, эту манеру – да княжне бы Марье), проходит она по фильму вплоть до финала, который Дорнхельм слизнул у Видора: Пьер встречается с ней в разоренном доме Ростовых. Лейтмотивом их любви избрана «Лунная соната». Толстому бы не понравилось. На его взгляд, «с Бетховена начался упадок музыкального искусства… (Он) внес в музыку несвойственный ей драматизм». Четыре серии – это долго, и в картине «все есть, коли нет обмана», даже прочтенный за кадром «бабушкой Ненилой» (и иллюстрированный) трехминутный «эпилог». Причем, по сравнению с Видором снятый не в Голливуде фильм больше грешит «голливудчиной», по возможности стараясь не утомлять зрителя.

А вот нравственное перерождение Пьера в Воронеже опущено. В сцене объяснения Николая Ростова и княжны Марьи толстовский психологизм тонет в многословии и т.д. Вероятно, Дорнхельм посчитал, что западный человек эти «тонкие парфюмы» русской души не воспримет. Герои обоего пола часто и крепко обнимаются – на современный лад. У Булгакова в «Театральном романе» генерал-майор Клавдий Александрович Комаровский-Эшаппар де Бионкур сменил поле брани на МХАТ, где «… знаете ли, все больше насчет Островского, купцы там… А потом долго играли «Власть тьмы». Натурально генерал сделался полезен еще и тем, что «все насквозь знал, даме ли платок, налить ли вина…» Не было экранизации «из раньших времен», на которой я бы эту цитату не вспоминала.

Однако нынешний мир, в котором все без границ, благоприятно повлиял на народные сцены. Не обольщайтесь, я не о соответствии роману. Наташа в качестве русского танца пляшет какую-то лезгинку, граф Ростов в Отрадном веселится в кругу крепостных. Но сами эти крепостные все-таки на себя похожи. А вот обилие золотого шитья на мужских костюмах и слуг в париках (тупей старика Болконского специально отмечен писателем как анахронизм, из екатерининских времен) ввергали в «аберрацию зрения» (толстовское словцо). Мне казалось, что я смотрю историческую европейскую драму из жизни XVIII века.

К несомненным удачам фильма, по моему мнению, относится воплощение в нем неглавных персонажей: князя Василия Курагина (Тони Берторелли), Кутузова (Владимир Ильин).

О других русских шедеврах в Голливуде — читайте через неделю.

Александра Канашенко
Монреаль