Весна, Сильфида, Одетта и Одиллия, Мари, Принцесса Флорина, Катарина, Фея Беззаботности и Фея Бриллиантов, Золушка, Китри… Все это — партии ведущей солистки Большого театра, заслуженной артистки России Елены Андриенко, и перечислять их можно без конца. 6 и 7 февраля в театре Outremont монреальские любители балета увидят выступление балерины, как и многих других известных российских танцоров, в спектакле «Звезды русского балета – Знаменитые классические дуэты» (Les Еtoiles du ballet russe – Grands duo classiques).Предлагаем вашему вниманию интервью с Еленой Андриенко.
— Елена, Вам уже доводилось бывать в Канаде?
— Да, я была в Канаде неоднократно. Сейчас точно не скажу, 5 или 6 раз. Ездила в Монреаль и в Торонто.
— Вам удавалось посмотреть что-нибудь, пока Вы были на гастролях?
— Однажды нам повезло. Нас пригласили на «Щелкунчик» в Канадский национальный балет. И нам очень понравилось, потому что были красивые, яркие декорации, костюмы и вообще это очень зрелищный спектакль. Тогда у нас были краткосрочные гастроли — не больше недели. И в ту неделю мы танцевали 3 спектакля, и времени не хватало, чтобы посмотреть страну. Хотелось съездить на водопад, но он, наверное, зимой не такой, как летом. Я всегда стараюсь везде, куда еду, получить какое-то впечатление о стране. Для нас это важно — познакомиться с людьми, культурой. Это обогащает. Но когда мы перелетаем через океан, накладывается еще и фактор времени. Сложно найти время и силы, чтобы куда-то пойти. Я рада была тому, что нам удалось посмотреть канадскую постановку «Щелкунчика». Иногда смотришь спектакль не как профессионал, а просто чтобы получить удовольствие..
— Лена, Вы же сами танцуете «Щелкунчика» много лет. Партию Маши, Мари.
— Да, именно так. Уже много лет в Большом театре. Правда, у меня были и выступления в других театрах. Есть очень много разных редакций этого балета. Часто используется хореография Вайнонона. Я танцевала Машу в его редакции. А в Большом сохраняется постановка Юрия Николаевича Григоровича. Она идет в первозданном виде. Мне она нравится тем, что подходит и для детей, и для взрослых. Каждый зритель может получить свои впечатления, о чем-то задуматься, испытать приятные эмоции, которые особенно ценны в Новогодние праздники. Ведь это семейные, добрые праздники. Новый год всегда вселяет в людей надежду, что с ним придет что-то новое, хорошее, а старое и плохое останется в ушедшем году. «Щелкунчик» – спектакль оптимизма и надежды на прекрасное будущее.
— Вы до сих пор с таким восторгом рассказываете об этом спектакле. Он не стал для Вас рутиной?
— Никогда не станет! Я так люблю музыку Чайковского! Мне кажется, что она — вечна, и ничто не сможет изменить отношение к ней. Петр Ильич написал всего 3 балета, которые не похожи один на другой, но все они бессмертны, потому что музыка гениальна. Когда вы видите картину второй раз, то находите в ней что-то новое для себя. Так же и артист: если он живет в спектакле уже много лет, то каждый раз находит в нем что-то новое для себя, какие-то новые краски. Конечно, могут возникнуть и сложности: если партии не ложатся на твое амплуа или тебе не подходят. Тогда, наверное, их труднее танцевать. А если ты воспринимаешь балет с каким-то особенно нежным чувством, с радостью, то работать легко и приятно. В этом балете есть все: ушедшее детство, в которое невозможно вернуться, и вся жизнь с ее красками. Ни разу у меня не было ощущения, что мне это все надоело или что этот балет затанцованный. Не важно, в чьей редакции я его исполняла. Музыка дает нам посыл к чему-то высокому. К чему хочется стремиться, но не всегда получается.
— У нас в Канаде принято приглашать непрофессиональных балерин из балетных школ – юных девочек – на роль Мари. И как-то в сознании людей закрепилось, что эту партию танцует ребенок, и она не самая сильная в балете. Насколько я понимаю, этим «Щелкунчик» Большого театра принципиально отличается от «Щелкунчика» Канадского балета. В нем партия Маши – основная. Когда Вы смотрели канадскую версию, какими Вам показались юные танцоры?
— Вы знаете, дети выглядели очень профессионально. В нашей версии Маша сталкивается с жизненными сложностями: сломали ее куклу, она переживает и ночью приходит к ней, а потом происходят все эти события, в которых она – главная героиня. Она становится взрослее. Когда ребенок сталкивается с трудностями, с тем, что не похоже на детские шалости, он взрослеет. И ее взросление есть и в музыке. Маша защищает своего Щелкунчка, заступается за него. Юрий Николаевич, как мне кажется, правильно сделал, решив превратить Щелкунчика в юношу и завершить спектакль его свадьбой с Машей. Это так должно быть в жизни. Когда человек совершает замечательные поступки, то его история должна увенчаться какими-то хорошими событиями. Хотя, конечно же, Маша – еще ребенок. И поэтому, когда ее танцует девочка, то это тоже правильно. Это же видение художника! Если он считает, что так должно быть, то почему бы нет? Я с этим согласна. И это прекрасно для детей, которые участвуют в спектакле, они, как и Маша у Григоровича, на этом растут, соприкасаются с чудесным, с прекрасной музыкой — и это замечательно.
— А чем Вы порадуете монреальскую публику в этот раз?
— Открою только один секрет. Буду танцевать «Русскую» из «Лебединого озера» в постановке Владимира Викторовича Васильева. Эту партию я танцевала на премьерном спектакле. «Русская» Васильева – это классический вариант с пируэтами, со сложными переборами на пальцах. Шел разговор о включении в концерт фрагментов из «Щелкунчика». Я бы с удовольствием их станцевала, если бы моим партнером оказался один из Щелкунчиков в постановке Большого театра. Я эту партию танцевала со всеми нашими танцовщиками. Но, к сожалению, из Большого еду только я.
— Я знаю, что эту партию Вы танцевали и с Николаем Цискаридзе.
— Да, с Колей, обязательно! Он был самым лучшим нашим Щелкунчиком. Он танцевал этот балет в свой день рождения – 31 декабря. Он всегда очень любил танцевать в этот день. А мне всегда было грустно. Не потому, что приходилось танцевать. На балете ведь полностью выкладываешься эмоционально, а потом в этот праздничный день прибегаешь домой, но вся эта предновогодняя суета тебя как-то не трогает, скользит мимо тебя. Ты садишься, уставшая… Часа через три восстанавливаешься, конечно. Но Новый год уже наступил, и праздник прошел! Это нормально для всех артистов, которые отдаются сцене физически и эмоционально. И тем более в Новогоднюю ночь! Мне не хватало энергии, чтобы так же весело встретить Новый год, как это делают мои родные. Но уж такова наша артистическая жизнь!
— Лена, возможно, Вы уже и не помните, как решили стать балериной?
— Напротив, я прекрасно все помню. Я хотела стать балериной с раннего детства. В моем роду не было артистов, и мама была против моего решения. Но она сказала, что отведет меня в училище на прием, при этом добавила: «Но вряд ли тебя примут! И с какой стати ты решила стать балериной? Ты хорошо учишься. Можешь стать врачом!» Она меня долго отговаривала: говорила, что балеринам нельзя есть сладкое. Но я была упертая! Я сказала, что стану балериной! Тогда было еще черно-белое телевидение, и я смотрела балет «Лебединое озеро» и, как все девочки, крутилась, вертелась под эту музыку, мне это все нравилось. Я приходила в восторг. Никто не думал, что это будет иметь продолжение. Меня приняли в балетное училище, потому что я была худенькой — ножки длинненькие, все данные годились. Единственное, что меня разочаровало в первый день занятий, так это то, что нам не дали сразу танцевать. Я сказала: «Я думала, что мы будем танцевать, а нас поставили лицом к палке, и мы долго вытягивали ногу в сторону и делали батман-тондю». На что мама тут же отреагировала: «Ну, давай уйдем?» Я ответила: «Нет, давай я еще похожу». А потом прошло полгода, я втянулась, стала понимать, что прежде чем танцевать, надо много работать. Ведь это тяжкий физический труд! И уже потом это стало моей профессией. Хотя среди моих знакомых немало людей потом ушли из балета.
— А Вам этого не хотелось?
— Нет, я даже никогда об этом не задумывалась! Я в своей профессии счастлива, чувствую себя на своем месте.
— В одном из своих интервью Вы защищаете Николая Цискаридзе, огорчаетесь, что Большой не продлил с ним контракта.
— Об этом я и сегодня скажу то же самое. Я всегда заступаюсь за артистов. Я знаю, что у нас очень сложная профессия. Артисты жертвуют всем ради своей работы. Иногда находишься в театре по 12 часов в сутки: занимаешься у станка, репетируешь, репетируешь, вечером даешь спектакль, а потом возвращаешься домой, чтобы упасть и восстановить свои силы во сне. Сколько травм! У меня тоже бывали травмы. Это тяжкое испытание: ведь нам надо не только восстановить здоровье, но и вернуться к тому уровню, на котором мы были прежде. И еще поднять планку. Ради этой профессии люди жертвуют очень многим. Просто этого не видно. Кажется, что мы все счастливы, порхаем, нам это в удовольствие. Да, конечно, нам это в удовольствие, но при этом это тяжелый труд, тяжкий, тяжкий… Нам отмерен короткий срок: ты не можешь в 90 лет танцевать. Очень короткий срок работают ножки у балетных! Поэтому я всегда буду на стороне артистов. Тем более, когда с ними несправедливо поступают. А то, как поступили с Николаем, я считаю, абсолютно несправедливым. Это профессионал, человек талантливый, в чем-то гениальный. Я танцевала с ним бок о бок 20 лет. Он смог это все пережить. Николай очень сильный человек. И сейчас своей работой в Академии русского балета им. А.Я. Вагановой он доказал, что все, что было сказано, все неправда. Я считаю, что он заслуживает совсем другого отношения.
— Лена, в балет Вы пришли благодаря любви к «Лебединому озеру». И Вам самой довелось танцевать в нем главные партии.
— Да, я станцевала в двух версиях нашего театра – Григоровича и Васильева. И вдобавок я танцевала много других версий в различных театрах и в разных странах.
— А какая из версий самая любимая?
— Нашего Большого театра! В этом я не буду оригинальной!
Монреаль
