Сегодняшняя статья будет иметь отчетливый русский акцент. В ней будет наличествовать русское веселье, русский гений, русская трагедия и непременно русская тоска. Возможно, еще что-нибудь.
Начнем с вещей легких и приятных. Про монреальский русский арт-клуб «Шизо» (Chez Eux) мы рассказывали читателю неоднократно. Новость же такая: со 2 октября клуб начинает новую серию «перформансов» под общим названием Chez Eux Friday Night Jam, которые сами организаторы определяют как «вечера джазовой импровизации и свободного музицирования, в которых примут участие как сильнейшие и наиболее яркие музыканты нашего города с мировой известностью, так и молодые и начинающие свой творческий путь таланты».Ясное дело, свободная импровизация – душа джаза и, если за дело берутся мастера, то слушать это поинтереснее, чем читать любой детектив. Вместе с тем предполагается включать в программу и классическую музыку, и выступления оригинальных личностей фолк- и поп-сцены Монреаля. «Общий формат серии, ввиду её новизны и экспериментальности, будет уточняться и дополняться, основываясь на общей концепции арт-клуба – чистое искусство, в первую очередь ориентированное на интересы и потребности артистов и музыкантов», — предупреждают “Eux”. Иными словами, что получится – узнаем, когда попробуем.
Ведёт серию музыкальный директор «Лаборатории актуальных искусств Монреаля» Сергей Агошков, профессор консерватории по классу контрабаса.
Такие джем-сессии задумано устраивать каждую пятницу. Хотя в городе и существуют уже 2-3 подобные площадки, люди из «Шизо» стремятся сохранить индивидуальность и уникальную атмосферу своего арт-клуба с ее свободой от конъюнктурщины и коммерческих интриг.
Художественная галерея Chez Eux тем временем представляет постоянно действующую выставку монреальских русских художников. Сегодня там можно увидеть работы Бориса Волшова, Игоря Тышлера и Елены Самоуковой.
11 октября оркестр OSM под управлением дирижера-резидента Жан-Франсуа Риве (Jean-Francois Rivest) исполнит репертуар с космическим уклоном. Во-первых, при участии женского хора OSM прозвучит симфоническое произведение канадского композитора Клода Вивье (Claude Vivier, 1948-1983) «Орион». Затем пианист Марк-Андре Амлен (Marc-Andrе Hamelin) исполнит Второй фортепьянный концерт Ференца Листа. И наконец – знаменитые «Планеты», оркестровая сюита британского композитора Густава Хольста (Gustav Holst).
Густав Хольст – еще один экспонат из моей воображаемой галереи художников с необычным происхождением. Настоящее имя этого человека – Густав-Теодор фон-Хольст. Во время Первой Мировой войны, когда антигерманские настроения были особенно сильны, композитор избавился от досадной приставки «фон», а в 1918 году закрепил свое решение нотариально. Ирония судьбы здесь состояла в том, что Хольст, англичанин в третьем поколении, не имел отношения к Германии даже исторически: его дедушка-швед до своего переезда в Англию проживал в Риге. «Но дико светская вражда боится ложного стыда». Упаси Бог от дружной ненависти тыловых патриотов. Хотя, возможно, Хольст всего лишь сознательно выразил неприятие германской агрессии и узаконил свою фактическую культурную принадлежность.
Концерт состоится в зале Salle Wilfrid-Pelletier. Начало концерта в 14:30.
Цены на билеты – от $25 до $120.
К слову о «безродных космополитах»: 13 октября в том же Salle Wilfrid-Pelletier выступит с концертом молодой поп-певец с нехитрым именем Мика (Mika). Сей достойный юноша родился в 1983 году в городе Бейруте. Отец его был американец, мать – ливанка. Настоящее имя – Майкл Холбрук Пенниман. Детство провел в Париже, с 9 лет живет в Лондоне.
Ну и кто же ты, товарищ Мика, после этого?..
Уже своим дебютным альбомом Life In Cartoon Motion Мика привлек к себе внимание и спровоцировал громкие сравнения с Фредди Меркьюри, Элтоном Джоном, Принсом и Дэвидом Боуи. Второй альбом, The Boy Who Knew Too Much, вышел в свет буквально на днях – 21 сентября.
Концерт начнется в 20:00. Цены на билеты – от $33 до $55.
А 15 октября в зале Thеаtre Maisonneuve Большой Канадский балет (Les Grands Ballets Canadiens de Montréal) начнет показ прокофьевской «Ромео и Джульетты» в постановке французского балетмейстера Жана-Кристофа Майо (Jean-Christophe Maillot). Майо начинал свой творческий путь, танцуя в Гамбурге у Джона Ноймайера. Ныне он – кавалер Ордена Искусств (Франция, 1992), кавалер Ордена за заслуги в области искусства (Монако, 1999) и кавалер Ордена Почетного Легиона (вручен президентом Франции Жаком Шираком в 2002 году).
Всего балет будет показан 7 раз. Кроме вышеозначенной премьеры, спектакли состоятся 16, 17, 22, 24, 29 и 30 октября. Начало спектаклей – в 20:00. Билеты, в зависимости от мест, будут стоить от $12 до $92.
Что и говорить: «Ромео и Джульетта» – одновременно и гениальная трагедия, и, возможно, лучшая в истории балетная музыка. Даже вне всяких сцен, просто закрыть глаза и слушать эту музыку уже вполне достаточно, чтобы «увидеть» все, что происходит, каждое движение, улыбку, слезу и каплю крови. Так уж эта музыка была задумана и сделана. Вразрез с вековыми балетными традициями, она вовсе не служит фоном для пируэтов и прыжков. Она здесь – главный персонаж. Можно сказать, прокофьевская музыка – это «сам Шекспир», который ранее, используя форму театральных пьес, предпочитал оставаться «за кадром».
Не сразу эта музыка была понята и принята. Многим она казалась неприемлемой для балета – настолько она была нова и нетрадиционна. Большой театр, заказавший балет Прокофьеву, в 1936 году отказался от него. Премьера состоялась в 1938 году в чешском городе Брно, Прокофьев на ней не присутствовал. Лишь после того как композитор скроил симфоническую сюиту из отдельных номеров, балетом заинтересовался Леонид Лавровский и, изменив партитуру вопреки протестам автора, поставил его в Ленинграде в 1940 году. Первой советской исполнительницей роли Джульетты стала Галина Уланова, за что и получила Сталинскую премию. Широко известны ее рассказы о том, как в начале репетиций артисты были напуганы «чрезмерной» сложностью и «непластичностью» музыки Прокофьева и острили по этому поводу: «Нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете».
Артисты были неправы. Не только потому, что музыка на самом деле восхитительна. К несчастью, жизнь самого автора этого балета стала еще более «печальной повестью», чем мог выдумать сам Шекспир. Правда, это не так широко известно, как шутки советских танцоров.
Начинал Прокофьев блистательно: мировая слава гениального пианиста, композитора, дирижера и шахматиста пришла к нему уже в молодые годы. В мае 1918 года он, выражаясь нынешним языком, стал «невозвращенцем» – подобно Рахманинову, Стравинскому, Шаляпину и многим другим. Но если, скажем, Шаляпин определенно считал, что «советское равенство привело к принижению всякого, кто смеет поднять голову выше уровня болота», то Прокофьеву было свойственно верить в благие намерения власти, «временность перегибов» и грядущее счастье. И мало же над кем еще так злобно поиздевалась Родина за любовь к ней.
Казалось бы, всем хороша была жизнь на Западе. Прокофьев был женат на блестящей красавице-испанке по имени Лина Кодина, с которой, судя по уцелевшим дневникам, долгое время жил душа в душу. Круг общения супругов составляли Рахманинов, Стравинский, Горовиц и Тосканини, Дягилев и Бальмонт, Пикассо и Матисс. Вдохновение и творческая сила не покидали Прокофьева ни на день. Чего еще желать?
В 1935 году Прокофьев решается на возвращение в СССР и берет жену и детей с собой.
Чего только не говорили о мотивах этого поступка! Вплоть до того, что, дескать, «не выдержал Сергей Сергеич конкуренции с Рахманиновым и Стравинским, решил жить там, где бы ему не было равных». Полная чушь! Во-первых, не может быть для композитора лучших творческих условий, чем «конкуренция с Рахманиновым и Стравинским». Другие могли об этом только мечтать. Во-вторых, сторонники этой версии явно никогда не слыхали о Шостаковиче, конкурировать с которым было бы посложнее, чем со всеми остальными вместе взятыми.
Правда, скорее, в том, что в начале 30-х годов у Прокофьева нигде в мире не было настолько внимательной, любящей и понимающей аудитории, как в СССР. Прокофьев возвращался в Союз с концертными поездками в 1927, 1929 и 1932 годах. «Прокофьев приехал в Россию в тот единственный момент, в отличие от всех последующих десятилетий двадцатого века, когда музыка еще не стала бесправной униженной изгнанницей. Еще живы были слушатели, традиции, уровень держался для последующего десятка лет неслыханный, еще не били наотмашь по великим операм, как это сделали с Шостаковичем, не сажали и не расстреливали. Можно было даже допустить, что некоторые живут за границей! Да за это лет через восемь-десять укокошили бы без суда и следствия! Сошлось все каким-то чудесным образом. Как тут не сказать: не зря ведь созрело в это время столько гениальных дарований во всех областях жизни — такой намечался у России путь, но большевики в своем варварском меньшинстве подоспели и на корню все уничтожили». (Валентина Чемберджи, \»XX век Лины Прокофьевой\»).
Прокофьев верил в благие намерения тех самых большевиков. Культурой в то время заведовал Луначарский, который умел себя подать перед образованными людьми. В стране активно работали Мейерхольд, Эйзенштейн, Таиров, Маяковский. Неплохо устроился бывший граф и эмигрант Алексей Толстой. Прокофьеву благоволил сам наркоминдел Литвинов. Но главное, что увидел композитор в советской России, было страстное желание исполнить каждую его ноту. Ему давали интересные заказы, свежие партитуры буквально выхватывали из рук, радио, крупнейшие театры страны, лучшие оркестры – все ждали именно Прокофьева! А вот и к слову о «конкуренции с Рахманиновым»: Рахманинов был вынужден откладывать работу над своей Четвертой симфонией из-за прозаичной необходимости зарабатывать концертами. Прокофьев же увидел возможность полностью и насовсем отдаться сочинению. Политика… его-то политика не коснется, зачем это?.. А тех, кто его не понимал, он, конечно же, победит музыкой.
До сих пор пинают за подобную наивность немецких композиторов и дирижеров. Почему с ними это проще делать, чем в нашем случае? Да потому, что если, скажем, Фуртвенглер и Рихард Штраус получили за свой конформизм идеальные условия для спокойной работы, то Прокофьев и Шостакович были «вознаграждены» только унижениями, чем дальше – тем больше, и осуждать их рука не поднимается.
Не успел Прокофьев толком осмотреться на Родине, как советская власть грубо одернула его. Знай свое место. «Ромео и Джульетту» перекроили (кстати, в авторской редакции в балете был счастливый финал), юбилейную кантату на слова Ленина и Сталина запретили (а он-то искренне пытался продемонстрировать любовь к революции).
Беда в том, что Прокофьев искренне пытался советской власти понравиться. Та самая кантата, «Здравица» к 60-летию Сталина (Фуртвенглер со Штраусом до такого не опускались, для верноподданнических истерик у Гитлера были свои композиторы), опера «Семен Котко» положения не исправили. А в 1948 году по Прокофьеву и Шостаковичу уже проехались как следует, не стесняясь, и словом, и делом, и серпом, и молотом.
А что же красавица-аристократка Лина Кодина-Прокофьева, иностранка, свободно говорившая на шести языках? С ней получилось совсем плохо. Во-первых, как человек внимательный, она была оскорблена и жизнью в стране Советов, и отношением к себе. Сергей же Сергеевич упрямо продолжал верить в Советы, хотя периодически и обещал жене вернуться в Париж. Обещания остались обещаниями, и супруги, прожив рядом 20 лет, начали удаляться друг от друга.
Тут Прокофьев случайно (а может, и не случайно!) познакомился с безупречной советской комсомолкой Мирой Мендельсон. В сложные человеческие отношения мы встревать не будем. Но несколько фактов скажут нам больше, чем сплетни на 200 страниц.
15 января 1948 года был официально оформлен брак Сергея Сергеевича Прокофьева с Мирой Александровной Мендельсон.
Перед этим брак, заключенный с Линой в 1923 году на территории Германии, задним числом был признан недействительным! Этот «смелый» даже для советского правосудия ход позже войдет в учебники под названием «казус Прокофьева». Прокофьев в одночасье получил разрешение властей жениться вторично, минуя фазу развода. Просто не было брака, и все тут. Что церемониться с иностранкой? Слово «иностранец» в Стране Советов – ругательство.
Меньше, чем через месяц, 10 февраля 1948 года, Политбюро ЦК разразилось знаменитым постановлением, заклеймившим Прокофьева и Шостаковича как формалистов, врагов народа и вредителей. Были упомянуты в этом постановлении и другие композиторы, но главными мишенями стали эти всемирно известные корифеи русской музыки.
А уже 20 февраля 1948 года Лина Ивановна Прокофьева, брошенная на произвол судьбы, была арестована по обвинению в шпионаже и приговорена к двадцати (!) годам лагерей строгого режима. Ее отправили в заполярный поселок Абезь близ Воркуты.
Вот вам и Ромео, вот вам и Джульетта. Яд и кинжал были милосерднее.
Но вот как странно обернулась жизнь!
Лина Прокофьева – нежная испанка, привыкшая к разным Парижам-Ниццам и мягким перинам – в лагере сумела выжить. Она вышла на свободу в 1956 году. О Воркуте рассказывать не любила, называла этот период «когда я была на Севере». Расторжение брака 1948 года было признано недействительным, вдову композитора часто приглашали на Запад. Лина решила рискнуть и в 1974 году написала прошение на имя всемогущего Андропова. Андропов неожиданно лично распорядился о выдаче Лине Прокофьевой загранпаспорта. В Россию она уже не вернулась. Прожила долгую жизнь и скончалась в 1989 году в Германии. Ей был 91 год.
Великий композитор с 1949 г. вел жизнь аскета. Почти не выезжал с дачи, при строжайшем медицинском режиме сочинял оперу «Повесть о настоящем человеке», балет «Каменный цветок», ораторию «На страже мира». Здоровье становилось все хуже, и 5 марта 1953 года Прокофьев скончался в Москве от гипертонического криза.
Так как он умер в день объявления о смерти Сталина, друзья и родные несли на похороны цветы в горшках со своих окон: все цветы были у вождя и учителя.
Какой Шекспир так придумает?..
Монреаль
