В 1984 году в Ленинграде и в Стокгольме были воздвигнуты два памятника одной и той же женщине, что само по себе почти невероятно. Но то, что при ее жизни, – уже из области фантастики. Речь идет о Галине Сергеевне Улановой. С 1956-го Хрущев путешествует по миру, в России «теплеет». Время это аукнулось множеством легенд – смешных, печальных, героических. Анастас Иваныч Микоян, тот самый, что «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича», побывав в Америке, все-таки едва не заработал инфаркт, обнаружив, что с точки зрения комфорта средний по достатку западный фермер живет не хуже члена Политбюро ЦК КПСС.А балет Большого театра в 1956-м привез в Ковент-Гарден «Жизель» и «Ромео и Джульетту». Об этих гастролях рассказывает балерина М. Кондратьева в посвященном Улановой фильме.
Никто никаких инструктажей труппе не давал, и по Лондону гуляли без «почетного эскорта» гэбистов. Все иное – и все нравилось. Уланова не могла отвлечься. Она так волновалась, что серьезно начала мечтать о том, чтоб в знаменитом театре обвалилась крыша и спектакль отменили. Возвращаясь с вечернего моциона, артисты наблюдали нечто вроде осады Трои: на площади были разведены костры. Люди сутками не то что стояли – жили в очереди за билетами. Зал ломился от публики. В СССР не было принято продавать «стоячие» места, а в Лондоне – да, пожалуйста! И зритель плотной толпой стоял в проходах, теснился на полу перед оркестровой ямой, свисал с ограждений галерки. Однако партер, в том числе Лоренс Оливье и Вивьен Ли, рассаживался спокойно. Улановой – 47. Для абсолютного большинства в этом виде искусства – скорее, творческая старость, чем зрелость. Об этом знали и помнили.
После первого акта «Ромео и Джульетты» воцарилась глубокая тишина, а потом чуть ли не полчаса длились овации. Когда в финале Джульетта прикрывала мертвого возлюбленного крыльями-рукавами, зрители плакали. По завершении балета зал смотрелся выведенным на культурное мероприятие сумасшедшим домом. Холеные, роскошные дамы, безжалостно наступая тонкими, высоченными шпильками на ботинки кавалеров, рванули к сцене. Впрочем, кавалеры от них не отставали. На сцену летели не только цветы – меха и кольца. Представление «Жизели» посетила королева. Ее подданные, согласно этикету, вытянулись и замерли в почтительном молчании. Ухода Ее Величества, который должен был сопровождаться тем же ритуалом, никто просто не заметил – аплодировали.
В 1957-м Москва приняла Международный фестиваль молодежи и студентов. Через 9 месяцев мой непьющий отец «уговорил» с другом-адвокатом бутылку коньяку, сообщая этому удивительно доброму, ироничному, не первой молодости человеку, что у того родился черненький сынок. По словам отца, директор роддома (сама – фронтовичка), посылая его на этот подвиг, прибегла примерно к тем же выражениям, с которыми отправляли на передовую. Угораздило адвоката жениться на деревенской девочке, а она, вдруг узрев пред собой красавца-негра, не смогла совладать со страстью.
Страсть выплеснулась и на экран. «Ромео и Джульетта» как нельзя более годилась в сюжеты «холодной войны». В 1954-м британцы снимают «Юных возлюбленных» («The Young Lovers», режиссер Anthony Asquith): сотрудник американского посольства в Лондоне, эксперт-шифровальщик, на балете в Ковент-Гарден знакомится с русской девицей Анной, дочерью советского посла. Далее по Шекспиру – молодые люди ухитряются сохранять свои отношения в тайне и от «Монтекки», и от «Капулетти», но, когда выясняется, что Анна ждет ребенка, они бегут на пароме через Ла-Манш. У картины — открытый финал. Британская академия наградила фильм сразу по нескольким категориям, а критики выделили роль советского посла, очень похожего на нормального отца, желающего дочке счастья. Прошло всего два года, но атмосфера ощутимо изменилась, и в 1956-м Питер Устинов пишет на тот же сюжет комедию «Romanoff and Juliet», а потом снимает по ней фильм. Действие и тут перенесено в высшие дипломатические сферы, но разворачивается в придуманном маленьком среднеевропейском государстве. И пьеса, и фильм были отмечены положительными рецензиями.
Венгерские события – через какие-то полгода после развенчания культа личности Сталина, с историей не соскучишься! – не могли не отразиться на экране. Советскому (и российскому) зрителю, питающему понятную слабость к соотечественникам в Голливуде, точно известен фильм «Путешествие» («The Journey», 1959) американца украинского происхождения Анатолия Литвака (Anatole Litvak), с Юлом Бриннером в главной роли. Автобус с «западным интернационалом» – англичане, немцы, итальянцы, французы – в дни венгерской революции нарывается на австро-венгерской границе на советский патруль. Английская баронесса (Deborah Kerr), словно сошедшая с полотен Гейнсборо, помогает бежать венгру-повстанцу. Бриннер (как и во многих фильмах, появляющийся здесь верхом) играет советского майора, внезапно и глубоко полюбившего эту женщину. Не скажу, чем дело кончится: может быть, полюбопытствуете. Картина выгодно отличается от стандартного киновоплощения «коммунистического вопроса» отсутствием густопсовых зверств и до сих пор заслуживает внимания. Как и еще один экскурс Литвака в русскую тему — «Анастасия» с Бриннером и Ингрид Бергман («Оскар» за лучшую женскую роль).
Несмотря на венгерскую революцию, в 1958-м Штаты и СССР подписывают соглашение о культурном сотрудничестве. В Москве прогремела выставка «американских народных достижений», и в советские кинотеатры добралась иностранная (не только голливудская) продукция. Популярность в 50-е и в начале 60-х аргентинки Лолиты Торрес («Возраст любви», «Жених для Лауры») может быть сравнима разве что с обожанием Марины Ладыниной в 40-е. Конечно, ни одна из проблемных картин на глаза жителям СССР не попадалась. А из тех, что попадались, вырезывался секс. Не весь, положим (помните поцелуй, насильственно добытый королем у Аделины – «Фанфан-Тюльпан»?). В одной из работ, трактующих секс на советском экране 40-50-х, я как-то прочла, что в картине «Светлый путь» (сцена работы сразу на сотне станков) присутствует «перекодировка трудового порыва в эротический». Сомнительно. Для кого кодировали-то? Советская ткачиха, если бы сублимация эротики в труд и имела место, все одно Фрейда не читала и воспринимала происходящее как уместное торжественное преувеличение.
Но политики не унимались, и идиллия мирного сосуществования подолгу на Земле не гостила. Чуть приподняв железный занавес, власть тут же об этом пожалела. Показали зрителю ошеломляющую заграничную жизнь – и занялись промывкой мозгов, растолковывая, что это лишь витрина, а на самом деле товар-то у них — с гнильцой. Передовым отрядом антизападной пропаганды становится целая серия шпионских детективов: «Над Тиссой», «Тайна двух океанов» (красавец Столяров и запоминающаяся музыка Мачавариани), «Операция «Кобра», «Человек меняет кожу». Взяли разбег и гнали без остановки – «Мертвый сезон» (что ни говори, сплошь актерские удачи), «Ошибка резидента» и проч.
Ну, и Запад, конечно, соответствовал. И схемы сюжетных построений перекликались. Близнецы в «Тайне двух океанов» и в «Призе» с Полом Ньюмэном («The Prize», 1963), шпионском триллере вокруг Нобелевской премии. Режиссер Mark Robson сам ничего не изобретал и позаимствовал стиль у Хичкока. Строго говоря, сюжетов в литературе (и в кинематографе) вообще немного. В новелле «Четыре цикла» Х.Л. Борхес сводит их и вовсе к четырем: осада города, долгий путь домой, поиски и самоубийство бога, — так что совпадения в американских и советских шпионских картинах даже обсуждать неинтересно. Но примечателен факт, что русские происки возникают уже во втором фильме «саги о Джеймсе Бонде» — «Из России с любовью» (1963) – и упорно держатся: «Шпион, который меня любил» («The Spy Who Loved Me», 1977), «Вид на убийство» («A View to a Kill», 1985), «Живительный дневной свет» (The Living Daylights», 1987) и т.д. Хотя суперагенту и кроме русских есть с кем бороться. Поэтика «бондианы» специфична и предполагает не правду, а лишь некоторое правдоподобие. Вряд ли даже американский зритель шел на это кино с целью узнать что-либо о России.
С обеих сторон подключились военные боевики – на суше и на море. В 1961-м режиссер Ю. Вышинский снимает «Подводную лодку», где на экране – совсем молодой В. Гафт. Играет он американца. В этом фильме и Всеволод Якут, и Юрий Леонидов, и прочие советские актеры – все американцы: американская подводная лодка готовится к пуску баллистических ракет, а тут Россия возьми да и выведи на орбиту первый спутник… Благорастворение воздухов. И правда в этом есть. В 1989-м, в Питере, шла ретроспектива документальных советских фильмов 40-60-х годов. Добрая половина лент-современниц запуска спутника состояла из кадров, снятых в Европе и Штатах. Люди действительно радовались. Может, в тот короткий миг, пока не задумались о расширяющихся в связи с этим военных возможностях Советов. В 1990-м выплывает на экран советская подлодка в американском исполнении – «Охота на Красный октябрь» («The Hunt for Red October») по одноименному роману Тома Клэнси. Сопоставить картину с фильмом Вышинского можно еще и потому, что киноповествование отнесено примерно в те же времена. «Русских» в фильме – с бору по сосенке – сыграли англичане, шведы, итальянцы, даже чех и новозеландец. И все – хорошо.
Киноведы подметили, что враг- американец, как и враг-русский, лучше всего получаются в далеких от быта ситуациях. Ну, не хватает ни у тех, ни у других фантазии детально воспроизвести до такой степени чуждую повседневность. Непременно ошибешься. По пафосу – это чаще драмы с присутствием трагического элемента. Наскучит, пожалуй. Но в 1966-м канадский режиссер Norman Jewison («Дело Томаса Крауна», «Скрипач на крыше», «Иисус Христос – суперзвезда», «Очарованные луной» — «Moonstruck») снимает в Штатах пародию на стереотипы «холодной войны» — «Русские идут! Русские идут!» («The Russians Are Coming! The Russians Are Coming!»). Советская подводная лодка с экзотическим для русского уха, но таким привычным для американского названием «Спрут» терпит бедствие в речке у берегов островка в Новой Англии. Чтобы снять ее с мели, необходим мотор. Боясь головомойки от родного командования, капитан, не советуясь с ним, отрядил на поиски мотора группу из 9 человек. Столкновение моряков и местных жителей, выраженное в естественно возникающих недоразумениях, разрешается, когда обе стороны участвуют в спасении упавшего было с колокольни, но, к счастью, застрявшего в водосточном желобе малыша. Смешная и добрая картина, которая так понравилась американцам, что ее название тиражировалось и в телесериях, и в продуктовых обертках. На «Оскара» ее лишь номинировали — сразу в четырех категориях, а «Золотым глобусом» – в двух – наградили.
Продолжение – через неделю.
Монреаль
