Гений и благоразумие

Гений и благоразумиеДжузеппе Верди не искал в жизни легких путей.
Еще он не любил цензоров.
Поэтому на его долю порой выдавались особо сложные задачи и особо злобные цензоры.
В 1850 году, когда Верди получил заказ новой оперы для венецианского театра Ла Фениче, он был уже достаточно знаменит, чтобы самолично выбирать и сюжет и либреттиста, отвергая чужие советы. И если с либреттистом колебаний не было – им в который раз стал Франческо-Мария Пьяве, – то литературный источник Верди выбирал более придирчиво. Например, сюжет пьесы Дюма-отца «Кин, или Гений и беспутство» он безжалостно отверг, найдя его невыносимо вялым и скучным.Вскоре Верди наткнулся на пьесу Виктора Гюго «Король забавляется» и с этого момента превратился в одержимого: «Прекрасный сюжет, необъятный сюжет… и один из величайших персонажей всех времен и народов». Верди принял решение и подписал с театром договор. Отныне отступать было некуда.

Хотя благоразумие велело немедленно выбросить книгу на помойку. Ведь эта пьеса уже 20 лет как была запрещена во Франции (и будет оставаться под запретом еще добрых 30)! Что ж там было такого страшного? Да, почитай, самая малость: всего лишь король, изображенный морально разложившейся скотиной и развратником без чести и совести. Во Франции эпохи Реставрации такой сюжет был не в чести. Что же до Северной Италии, то ее территория в те времена была под Австрией, где была и своя цензурная комиссия, хорошо знакомая с термином «оскорбление величества».

В общем, и без магического кристалла было ясно, что затея чревата крупными неприятностями. Но и Верди был тот еще упрямец. Он написал к Пьяве: «Любой ценой хоть весь город обыщите, но найдите мне влиятельную особу, которая добилась бы разрешения для «Короля». Влиятельной особой вызвался стать секретарь театра Ла Фениче Джульельмо Бренна: он пообещал уладить с австрийцами все спорные вопросы. Не тут-то было. Оправдались худшие опасения: постановку запретили, и именно за «оскорбление Величества». Вопрос закрыт.

Но не для Верди! Потерпев тактическое поражение, хитроумный Джузеппе отступил в родные пенаты – в город Буссето – и прихватил с собою Пьяве, чтобы в тишине продолжать работу над оперой и заодно придумать какую-нибудь хитрость. Кстати, даже с Пьяве у композитора были разногласия: либреттист стоял за кардинальные изменения в сюжете, в то время как Верди был готов спорить и торговаться с цензорами, отстаивая каждую строчку. Тут-то и пригодились дипломатические способности Бренны, который провел настоящий психологический штурм (да, Верди груб и бестактен, но какая у него музыка, господа!) и сумел-таки уговорить австрийцев повременить с окончательным вердиктом и вернуться к переговорам.

В конце концов пришли к компромиссу. Верди пришлось-таки кой-чем пожертвовать: французский король уступил место герцогу Мантуанскому (такого герцогства в Италии давно уже не существовало и обижаться было некому, да и герцог в окончательном варианте выглядел не настолько отъявленным злодеем, как король у Гюго), а шута-француза Трибуле заменили итальянцем по кличке Риголетто («забавник»). Ну и название оперы, понятное дело, сделали политически нейтральным – «Риголетто», и все тут. Разрешение было получено.

Верди сочинял с небывалым вдохновением. Словно предчувствуя, что сотворил музыку, которая навеки останется у всех на слуху, он окружил репетиции атмосферой строжайшей секретности. Например, исполнитель партии Герцога получил ноты всего за несколько дней до премьеры и был вынужден дать страшную клятву, что до спектакля нигде не будет не то что петь, но даже насвистывать мотив «Сердце красавицы». И Верди знал, что делает!

Во время премьеры артисты ужасно волновались. Исполнителя заглавной роли баритон Феличе Варези, даром что опытного певца и вообще красавца-мужчину, паника охватила прямо перед выходом на сцену. К тому же ему приходилось таскать на себе чудовищный фальшивый горб, который грозил отвалиться каждую секунду. Когда настал его выход, бедняга не мог заставить себя сдвинуться с места. Его парализовал ужас.

Но с Варези не спускал своего зоркого взора сам автор! Стремительным коршуном он подскочил к «горбуну» и дал ему такого решительного пинка, что несчастный Риголетто кубарем вывалился на сцену – к немалому удовольствию почтеннейшей публики, в которой никто не усомнился, что так оно и было задумано. К счастью, горб остался на месте.

У волнующей этой истории – самый счастливый конец: премьера оперы обернулась оглушительным триумфом, Верди стал «великим» как никогда прежде, а человечество получило великолепную оперу, которая уже 150 лет не выходит из мирового репертуара. «Сердце красавицы» с тех пор действительно насвистывают все, кому не лень.

А 25 сентября Монреальский оперный театр (Opеra de Montrеal) откроет свой новый сезон именно «Риголетто». Остальные спектакли состоятся 29 сентября, а также 2, 4, 7 и 9 октября. Все они начнутся в 20:00, кроме 9 октября (14:00).

Зал — Salle Wilfrid-Pelletier. Цены на билеты – от $42 до $120.

Однако все это не значит, что от голоса благоразумия надо всегда отмахиваться и никогда его не слушать. Великий Джузеппе Верди был исключением из всех правил и, скорее всего, за ним присматривал очень мощный ангел-хранитель (согласитесь, стать легендарной фигурой в самой музыкальной стране мира и прожить 87 с лишним лет – это что-нибудь, да значит). Не каждому такое дано.

Похоже, таким же исключением из правил не удается стать русскому пианисту и дирижеру Михаилу Плетневу. И, как бы история ни обернулась, она останется грустной.

Мы вовсе не собираемся смаковать подробности громкого скандала. Просто 28 и 30 сентября в том же пока что незаменимом на все случаи жизни зале Salle Wilfrid-Pelletier состоятся два концерта Монреальского симфонического оркестра OSM, на котором прозвучат произведения Чайковского (увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта», Первый концерт для фортепьяно с оркестром и Пятая симфония).

Цены билетов – от $28 до $165.

Солировать за роялем будет канадский пианист Андре Лаплант (Andrе Laplante), а дирижировать – по идее – должен Михаил Плетнев.
Если сможет приехать в Канаду.

Оговорка не случайна, ибо что бы теперь ни делал Михаил Плетнев, его имя неминуемо связывается с таиландским обвинением, которое ему предстоит опровергнуть. И просто отмахнуться от этих мыслей невозможно.
Не будем ни давать оценок, ни делать предположений. Во-первых, не нашей «афиши» это дело, пусть этим занимаются, скажем, журналисты криминальной хроники. Во-вторых, у нас на руках нет фактов (а у кого они есть?), а навешивать на человека обидные ярлыки до решения суда нехорошо, и никто этого правила не отменял.

Поиски беспристрастной информации тоже ни к чему хорошему не приводят. Попробуйте – и вы найдете море русскоязычных обсуждений, на которых досужие оппоненты активно пользуются аргументацией уровня «сам дурак».

Серьезные же люди спешат давать самые разные оценки – думаю, опять-таки от шока и от растерянности. Например, поклонники Российского Национального Оркестра пишут в открытом письме в защиту музыканта:
«В отношении М.В. Плетнева… нарушены все… нравственные принципы… Развернутая информационная кампания против М.В. Плетнева, имеющая своей целью оклеветать и очернить человека, по своей сути напоминает «охоту на ведьм», которая носила массовый характер в 1937-1939 гг. в СССР, с той лишь разницей, что тогда осуждением невиновных людей занимались спецслужбы, а сейчас их роль выполняют российские средства массовой информации… за месяц сформировали в обществе устойчивый «образ врага» в лице известного музыканта, сделав его на Родине персоной нон-грата. Развернутая информационная кампания против М.В. Плетнева свидетельствует о фактической свободе распространения порочащих сведений, унижающих человеческое достоинство, и об отсутствии в Российской Федерации реальной защиты граждан от клеветы, что в конечном итоге нарушает личные права всех российских граждан».

Все верно. Правда, когда это «свобода распространения порочащих сведений, унижающих человеческое достоинство», была в России ущемлена? Это ж и есть свобода по-российски. Что там Плетнев.
Кандидат филологических наук, известная писательница, обозреватель «Новой газеты» и радиостанции «Эхо Москвы» Юлия Латынина опубликовала весьма гневный анализ под названием «Смердяковщина». Кому интересно – прочтут сами. Как всегда у Латыниной, текст хлесткий да звонкий, одна беда – преждевременный. До суда и приговора такие вещи вслух – лучше бы поостеречься. А ну, как оправдают? Как потом человеку в глаза смотреть? Или как в том анекдоте получится – «ложки нашлись, но осадок остался»?..

Но всех перекрыл многолетний «комсомольский правдист», а ныне президент редакции газеты «Известия» Владимир Мамонтов, который выдал целый памфлет о современной культуре с ее «чудесами свободного доступа ко всему порочному, притягательно-гнилому и увлекательно-грязному… И все это мы с хрустом жуем, аж за ушами трещит. По сто порций в сутки… Захочешь от всего этого в филармонию – а нельзя, там Плетнев Чайковского играет».

Убил.

И снова возражение: суда-то еще не было. Ну нельзя оскорблять подозреваемого и даже обвиняемого до оглашения приговора. А если считать, что можно – зачем тогда так многословно о культуре? «Изловить и повесить», чего возиться.

Я вот о чем думаю. Что вот даже состоится суд. А никто все равно, быть может, не узнает правды. Потому что приговор окажется таким же заказным, как и весь скандал. Или «все равно оправдают», или «все равно посадят». Поэтому пусть уж лучше оправдают.

Будет хоть кого в филармонии послушать.

Яков Рабинович
Монреаль