Всем хорош Монреаль: архитектурой, парками, людьми – прекрасный город! Одно плохо. Стоит на огромной реке, озер полно, океан недалеко, но рыбы мало, три-четыре сорта, и очень дорогая! Ньюфаундлендскую банку всю повыловили, а в Великих озерах, где когда-то было видимо-невидимо форели, все поела минога. Увы, нет в мире совершенства! Слава Богу, хоть в Нью-Йорке с этим хорошо – выбор огромный, а цены невысокие. Да, выбор есть. Но таранки нет…Нет, ностальгия меня не мучает. В конце концов, Земля — наш общий дом. А вот рыбацкого счастья жаль. И раз уж заговорили о тарани, то возьмем Ольвию – ну чем влекли греков эти глинистые холмы, за которыми бескрайняя гиперборейская степь? Почему не возвели город на стратегическом входе в лиман, на месте Очакова? Как вообще не боялись отрываться от родной земли и поднимать парус странствий? Какие чудеса влекли их за дальние горизонты?
Простые: рыба и хлеб. Наши края вскормили классическую цивилизацию! В буквальном смысле слова. Хлеба в Элладе всегда не хватало, а оливками и виноградом сыт не будешь. С одной стороны – нет проблем с лишним весом, вспомните фигуры на аттических вазах, но с другой – стоило непогоде задержать суда с зерном из Понта, как Аттика затягивала пояса. Понтийская торговля была важнее торговли с Азией со всеми ее сокровищами! Без лиманской и азовской рыбы не было бы рабовладельческого строя – рабов просто нечем было бы кормить. Поэтому сам Перикл заплывал сюда во главе афинского флота!
Впрочем, и за тысячу лет до него сюда ходили микенские суда (в Черном море находят их каменные якоря), и недаром так близки по форме и технологии изготовления украинские и микенские бронзовые котлы, так совпадают знаки протописьменности на керамике. Нет, не зря ахейцы дружно пошли на Трою, когда та закрыла Проливы. Будь дело лишь в неверной супруге Менелая, никакой Паламед не собрал бы вместе этих хитроумных Улиссов!
Ольвия переводится как Счастливая, но не думайте, что раз речь идет об эллинах, то ольвиополиты в белоснежных хитонах прохаживались в тени беломраморных храмов. Чего не было, того не было – ни хитонов, ни мрамора. Гомера горожане знали наизусть, но одевались по местной кавалерийской моде, штаны даже носили, а храмы…
Скромные были храмы. Нет хорошего камня в округе, лишь мягкий ракушечник да нестойкий песчаник. Из них Парфенон не построишь и Афродиту не изваяешь. Но для рыбозасолочных ванн сойдет, и эти ванны – непременный атрибут понтийских городов. Тысячи лет везли и везли отсюда рыбу, особенно тарань, основу рациона греческой бедноты и рабов, затем римского плебса и рабов, затем византийской и стамбульской черни, а там и запорожских казаков, и украинских крипаков, и русских крепостных. И только в наше свободное время таранка стала деликатесом! Не странно ли?
Нет. Паруса ахейцев и эллинов давно растаяли в голубой дали, вверх по лиману ржавые рудовозы везут бокситы из Африки, а навстречу им идут баржи со шламом, отходами алюминиевого производства. Шлам топят, где попало, и при шторме вода становилась красной уже в середине 70-х. Рыбаки разводили руками, но не в знаменитом, классическом жесте, не размеры добычи хотели они показать…
Рыбацкое счастье закончилось совсем недавно, я видел последние его отблески, застал настоящую рыбу. Темные толстые бревна копченого подтунка, от аромата которых шла кругом голова и текли слюнки! Пласты камбалы, при виде которых начинали грезиться холодные кружки, увенчанные белопенными шапками. Торпедно-круглая, целеустремленная золотая скумбрия. Благородный, в рыцарских доспехах осетр. Царь-рыба!
А пеламида? Неужели не пробовали? Зря, зря, господа. Она, кажется, старшая сестра скумбрии, о которой тоже не скажешь плохого слова, но передать восхитительный вкус копченой пеламиды я не в силах, тут нужен особый талант. Даже потомственный рыбак не донесет до вас все нюансы ее божественного вкуса! Он будет облизывать пальцы, будет впадать в гастрономическую нирвану, будет жмуриться от удовольствия, причмокивать – и все это молча. И он прав. Есть вещи, о которых говорят только после. Дайте мне копченую пеламиду – и я тут же забуду об этом рассказе. А дайте ее вам – читали бы вы его!
Но рыбалка дело серьезное, и настоящий рыбак не любит брать на дело любителей. В море, знаете, бывает всякое. То вдруг тонет инспектор рыбнадзора, и вся округа удивляется – ай-яй-яй, а так хорошо плавал! Бывает, сам трясешься ночью от страха и холода, ожидая, не коснется ли лодки прожектор катера пограничной охраны. А то в самый неподходящий момент приходится выбирать полные рыбой чужие сети, запутавшиеся в твоих пустых, и нервно оглядываться, как бы хорошо ты ни плавал…
Я был доволен уже тем, что научился отличать рыбца от тарани. Тарань – рыба вкусная, но вялая и в ловле неинтересная. Клюет она едва заметно и затем висит на крючке, как сосиска, не сопротивляясь. Рыбец еще вкуснее, но в отличие от округлой, женственной тарани поджар и спортивен, ловить его трудно. Клюет он резко и сильно, а затем не хочет покидать свою стихию, сражаясь до последнего глотка воды. Удилище гнется, леска звенит, стряхивая брызги, ты лихорадочно ищешь подсак, предвкушая большого леща, но в воздух взлетает рыбец-жеребец грамм на двести – и борьба еще не закончилась! Он и в лодке не сдастся.
А громадные, литые сазаны, мерцающие ахейской медью и бронзой? А прекрасные жареные караси в сметане? А судак, судак – нет ничего вкуснее вяленого судака, что бы вы мне ни говорили про тарань! Да, лиман великолепен, но если у вас хорошая моторка, то стоит выйти из него на просторы Днепровского лимана, стоит сплавать в Таврию, на острова в Тендровском и Ягорлыцком заливах. Это заповедник с мириадами птиц, змеями и черепахами, там уже ловится знаменитая кефаль и камбала. Правда, в мое время даже закрытые лиманы сторожили катера пограничной охраны – вдруг ты на моторке сбежишь в Турцию от своего советского счастья! И ведь пытались…
Но даже лиманы, этот рыбацкий рай, не могут сравниться с Азовским морем! Больше нет в мире такого мелководного моря с полупресной водой (идеальный рыбный садок!), да еще и посреди лучших в мире степей. Его продуктивность превышала среднеокеанскую, если можно так выразиться, в 60-100 раз! На пике уловов, а он пришелся на период НЭПа, что вполне понятно, добывалось под тридцать тысяч тонн осетровых. Белуги попадались громадные, в полторы тонны, настоящие акулы! Но никакая акула не даст вам ведер черной икры. А еще ловили до трехсот тысяч тонн кильки и тюльки, хамсы и сазана, судака и тарани, бычка и камбалы – всего и не перечислишь.
Затем упадок. Рыба невзлюбила советскую власть. Да и за что ее любить? Днепр перекрыли плотинами и выпили каналами, сток упал на треть, и в лиманы пришла морская вода. Вся химия с полей, вся городская грязь и заводская отрава стекает в них же. Но апофеозом праздника советской жизни стал Николаевский глиноземный завод. Туда везут бокситы из Африки, оттуда глинозем в Россию, а Украине остается ядовитый шлам. А на берегу Азовского моря построили «Азовсталь» – без танков социализмом никого не осчастливишь. Раскаленный агломерат для комбината везут из Керчи, морем, шлак топят в нем же. Но оно же маленькое, мелкое. Беззащитное.
Когда-то в тумане моря голубом непременно маячили рыбацкие суда, сейчас их уже не видно. Нечего ловить, как говорит современная молодежь, одно время даже тюльки и бычка не было! Моторки браконьеров гоняются за последними осетрами – и российские рыбозаводы не могут раздобыть хоть немного икры. Если бы не удачный опыт с пеленгасом, на море можно было бы ставить крест. Последнюю белугу поймали полвека назад, последнего осетра поймают на днях, уловы остальной рыбы по сравнению с 20-ми годами упали в 20 раз!
А ведь в Европе килограмм осетрины стоит минимум пятьдесят долларов, а белужьей икры – тысячу и больше! Если взять НЭПовские уловы, то получаются миллиарды долларов, на порядок больше прибыли гигантской «Азовстали», отравившей полморя и пол-Мариуполя, вместе с отравившим вторую половину комбинатом Ильича. Их металл уходит на экспорт, а прибыль — в оффшоры, зато для утоления аппетита их домен и мартенов шахтами и рудниками, карьерами и коксохимами разворотили и загадили половину прекрасной страны!
И на этой печальной ноте я завершаю рассказ об ушедшей эпохе. Жизнерадостным грекам и отважным запорожцам, непманам, сгинувшим в холодной Сибири, и жителям прибрежных сел и городов – всем любителям хорошей рыбы лиманы и море дарили процветание. Но годы сложились в века, века в эоны, и всему приходит конец, в том числе и долгой эпохе рыбацкого счастья. Солнце, сверкавшее на чешуе, закатилось, погасло, село. И в Монреале, и в Мариуполе. Жаль? Жаль, но мы сами, своими руками устроили этот закат.
Монреаль-Бостон
