Как я воровал ВВП

С точки зрения советского человека, каждый мужчина должен уметь все делать сам. Если по каким-то причинам мужчина отлынивает от своих обязанностей: например, вместо того чтобы что-нибудь сосредоточенно чинить, едет на рыбалку или смотрит трансляцию по телевизору, его как-то и мужчиной считать не принято. При этом абсолютно точно мужчинам не положено ни гулять с детьми, ни готовить пищу, ни мыть посуду, ни даже загружать белье в стиральную машину или выгружать оттуда (но чинить эту несчастную, купленную за 15-25 рублей стиральную машину они обязаны). Кроме того, именно мужчина, а не строительная компания, должен создать уют в доме и на приусадебном участке: настелить крышу, вырыть колодец, посадить деревья, а затем их спилить. Во всем цивилизованном мире совершенно не так. Сажает деревья ландшафтный дизайнер, а пилит их строго по регламенту и с выставлением счета на бешеную сумму муниципальный служащий. Для всего есть специалисты, которые должны получать плату за сервис и платить налоги. В канадской экономике, где половину объема обеспечивает сфера услуг, ВВП страны уже давно складывается именно из этого, а не из сбываемой за границу нефти, тем более что за эту нефть с недавних пор дают жалкие копейки.

В Советском Союзе, согласно понятиям всего мира, не было ни экономики, ни сервиса. А граждане работали дважды: помимо основного места работы, на котором и мужчины, и женщины в зависимости от своих карьерных надежд совершали трудовые подвиги или просто тянули лямку до пенсии, существовало второе место работы: дом или участок, на которых женщины были домохозяйками-добытчицами, крестьянками-скотницами, а также швеями, няньками, прачками (без стиральных машин!) и пр., а мужчины, помимо строительных и ремонтных работ, предоставляли еще более широкий спектр услуг от службы быта, а если им повезло иметь машину, заменяли собой автомехаников. Кто-то, может, и вспомнит, что автомехаников в Советском Союзе было не намного больше, чем академиков.

В последние годы Советской власти нас еще учили на уроках труда самостоятельно собирать табуретки и налаживать сливной бачок унитаза. Все делалось для того, чтобы мужчина был и чувствовал себя «рукастым».

И сейчас очень многие пожилые люди в России остаются строителями-любителями и ремонтниками поневоле. Среди моих соседей таких немало, так как я живу в сельской местности. Каждый имеет свою «вотчину», на которой может заниматься виноградарством, самогоноварением, строительством бань, теплиц и прочим благоустройством. Удачно поставленная постройка является особым поводом для гордости. Один мой сосед поставил не просто баню (сауну) на участке, а дом с мансардой и зимним садом! Другой оборудовал погреб-бункер, а на следующий год тоже принялся за баню. И вот так рядом с каждым участком не переводятся горки привозного песка и щебня, свидетельствующие о том, что здесь живет настоящий мужчина, способный поставить четыре крепкие стены без посторонней помощи.

В самом деле, людей, профессионально (за деньги) занимающихся строительными работами, в наших окрестностях не так много: постоянных жителей, соседей раз-два и обчелся, не считая заезжих бригад из Таджикистана и Узбекистана. Однако все местные жители без исключения (последним исключением, наверное, был я) при этом поднаторели в установке опалубки, заливке перекрытий, стяжке полов и даже непростой кровельной работе (она, между прочим, требует еще и серьезнейшего соблюдения техники безопасности). С искусством складывания печей (о котором в Советском Союзе даже снимали художественные фильмы) похуже, но и оно подвластно строителям-любителям. По крайней мере, две самодельные печи я знаю; впрочем, те, кто не считает себя достаточно умелыми для печного дела, всегда могут купить «буржуйку».

Моя печь, собственно, тоже была самодельной, причем делали ее два человека один за другим. Правда, нижняя часть сильно потрескалась и почти развалилась, ее пришлось перекладывать. Для всех подобных строительных и ремонтных работ я нанимал одних и тех же людей: отца и сына, очень ответственных и умелых. Правда, починив мне дом, работать им надоело, а отец к тому же заболел и все больше лежал на диване. Тем временем в моей вотчине произошли непредвиденные перемены. Участок, расположенный на склоне холма, был весьма непрочно отгорожен от соседнего. Для этого мой дедушка 35 лет назад построил почти 20-метровую стену из камней, слегка скрепив их раствором. Камни были самым распространенным материалом, поскольку на горе их много и от них надо было избавляться. Сложив этот импровизированный барьер, дедушка стал выравнивать участок, перебрасывая к появившейся границе землю. Давление земли очень быстро покосило конструкцию (так как арматуру дедушка не признавал, ведь стибрить ее в те времена было негде) и в конце концов уронило ее к соседям. Несколько тонн камней надо было убирать и возводить что-нибудь новое, чтобы с каждым дождливым сезоном моя земля (с деревьями и постройками) не сползала бы вниз, в образовавшуюся пропасть.

Дедушка еще был жив, когда стена начала падать, и мог ездить на дачу. В последний раз я привез его туда, когда ремонт в доме был закончен и я начал покупать мебель, а через неделю дед умер. И дедушка, и бабушка сокрушались по поводу упавшей стены, однако сделать ничего не могли. Я же откладывал это до последнего.

Уже одна только расчистка двух участков от упавшей стены приводила меня в трепет. Тем не менее, сходив в гости в своему другу Сереге и заручившись его поддержкой в установке опалубки, я с хорошим чувством принялся за работу. Крупные камни я отваливал (там были и по 70 килограммов), мелкие нес на дорогу, чтобы сглаживать колею. Я перенес, наверное, несколько сотен ведер камней, после чего все-таки сподобился доехать до границы нашего товарищества, где торговали песком и щебнем, а также предлагали услуги экскаватора. Экскаваторщик посмотрел на мой участок, назначил малую цену и его 8-тонный монстр попутно переломил как щепки ветки моих фруктовых деревьев, вырвал одним щелчком, чтобы въехать, приваренную железную перекладину над воротами, разворотил залитые бетоном дорожки (потом мне пришлось их реставрировать) и завалил грудой камней участок: мой и соседний, снизу. Зато старого забора больше не было, и можно было приступать к дальнейшим, уже вполне созидательным действиям.

Любая работа, с которой ты плохо знаком, всегда кажется тебе в мыслях легче, чем есть на самом деле. Это непреложный закон человеческого бытия. Казалось бы: ну что сложного – вырыть траншейку под новый забор глубиной в одну лопату? Однако если до этого здесь, на глинистой и каменистой почве, 40 лет стоял старый забор высотой почти в метр, то задача превращается в тяжкий труд. Прокапывал траншейку я не 2-3 часа, а 2-3 дня. Земля была совершенно каменной, непробиваемой, и чтобы вставить туда на сколько-нибудь приемлемую глубину железные столбики, пришлось использовать зубило и молоток. Я буквально по щепотке выковыривал зубилом землю (не землю, а слежалый затверделый глинозем). Каждое углубление стоило больших усилий. Никакие буры тут бы не справились, кроме тех, которые установлены на ГАЗ-66.

Тем не менее, столбики были поставлены и даже выпрямлены по уровню. Однако труд мой был напрасным, так как сосед-сварщик, наваривая на них арматуру, в процессе сварки все перекосил. Тут началось мое противостояние со всевозможными советчиками, которые говорили, что варить арматуру ни в коем случае не нужно, а только вязать вязальной проволокой. Вообще, обсуждение ремонта с соседями превращалось в увлекательный бесконечный диспут о том, как делать следует, а как ни в коем случае нельзя. «Страна советов» была жива. Я в этом многообразии кое-как пытался прийти к общему знаменателю и понять, как все же мне работать.

Даже приготовление раствора оказалось далеко не простым и однозначным делом, хотя в свое время меня заставлял этим заниматься еще дедушка — в мои 12 лет, при первоначальном строительстве дома. Причем занимался я этим вручную. Сейчас я взял у того же сердобольного соседа бетономешалку «Энтузиаст» советского производства на двух колесиках, чтобы было удобнее передвигать, и начал полномасштабную трудовую деятельность. В первый же день это обернулось бедой, так как я не совсем понимал, как лучше носить раствор. Оказалось, что он чрезвычайно тяжел, и никакие способы доставить его от бетономешалки к траншейке не подходят, кроме как пешие путешествия с ведром. Причем только с одним, а не с двумя, и с наполненным лишь наполовину. Вообще, самым легким оказался песок, затем – цемент и вода, затем – щебень, раствору же следует присудить безоговорочное первое место по тяжести. Можете представить себе, сколько раз мне пришлось бегать от бетономешалки до заливаемого участка стены.

Как только я включил бетономешалку и обнаружил, что даже вылить из нее раствор я как положено, без потерь, не могу, ко мне на участок зашел движимый любопытством дядя Лева – один из тех соседей, особенно увлекающихся кладкой кирпичей, постройкой бань и пр. Он начал давать мне советы и указывать на ошибки, после чего я его выгнал, а сам, скрепя зубы, стал бороться с раствором, который то и дело получался слишком жидкий и брызгал повсюду из бетономешалки. Пришлось ждать Серегу. Он не стал тратить время на упреки в мой адрес и указал, сколько конкретно чего сыпать внутрь. Со временем, надо сказать, я наловчился, и ведра щебня, песка и цемента летели у меня в бетономешалку, как пушинки. Руки при этом почему-то не болели, зато ноги сразу стали ныть от необходимости таскать раствор, да еще и спускаться с ведром на соседний участок.

В первый же день работы я уяснил для себя некоторые важные вещи: во-первых, резиновая обувь совершенно не подходит для физического труда. Нужны или кроссовки, или старые ненужные кожаные ботинки (каковые я, к счастью, сохранил, после того как они три года назад развалились). За день в резиновых чоботах я набил на пальцах ног жуткие кровавые мозоли. Кроме того, цемент и вообще грязь лезли в нос, и с вечера требовалось тщательно прочищать носоглотку. Волосы тоже буквально задубевали, и я понял, почему строители бреют голову. Работал я в рваных джинсах, в грязнющей футболке, в затрапезной старой маске (чтобы брызги бетона не летели в глаза) и выглядел не просто как бомж, а как специально искусно загримированный бомж для какого-нибудь телесериала. При этом я часто разговаривал сам с собой, матерился и периодически распевал тут же сочиненные мною песни (а ля «Дубинушка ухнем»).

Более занудного и неблагодарного труда, чем ручная заливка раствора, конечно же, не существует. Разнообразить его вроде бы никак нельзя, но очень нужно. А платят за него самую малость, именно по этой-то причине я и не смог найти желающих работать на меня. Что ж, — сказал я себе, — зато я сэкономлю несколько десятков тысяч рублей и докажу, что я тоже мужчина, способный на тяжкий физический труд.

С тех пор как я это себе сказал, мне пришлось очень несладко, потому что пути назад не было. Это ужасное чувство подстегивало: фактически, я впервые за несколько лет решился на очередную авантюру (авантюризм совершенно не в моем характере). Остановить меня отныне мог только дождь, но погода, как на грех для меня и на счастье всем строителям, стояла великолепная. Справляться с трудностями, которые возникали сплошь и рядом, приходилось оперативно. И, кстати, как только я залил последний метр раствора, этим же вечером закапал первый за несколько недель дождь.

Добыча досок для опалубки стала очередной трудностью. Дядя Лева, с которым мы повздорили, своих досок не дал, а пойти к более сердобольному соседу, у которого я позаимствовал бетономешалку, я не осмелился (он впоследствии сказал, что доски у него были, и он бы их дал). Пришлось спускаться в станицу и заказывать доски на базе. Там женщина-приемщица зарядила мне достаточно высокую цену за покупку и доставку, объясняя это тем, что «у нас вообще пенсионеры работают». Действительно, доски привезли два великолепных дедуна, кряжистых и добродушных. Один из них стал спускать их из кузова сразу по шесть штук, что заставило меня согнуться. Дедушка после этого посмеялся и пригласил меня к ним на работу грузчиком.

Должен сказать, что по части поднятия тяжестей я не то что не мужчина, но даже женщине уступлю. Дядя Лева, например, давний пенсионер, но поднимает 50-килограммовый мешок цемента в одиночку, а я могу его только еле-еле волочить. Из тех строителей, которые чинили мне дом (отец и сын), старший вообще занимался в молодости тяжелой атлетикой. Между прочим, теперь эта тема стала меня привлекать, и я даже с интересом смотрел по телевизору, как спортсменки-тяжелоатлетки тягают штанги в 130-140 килограммов на чемпионате мира в Ашхабаде.

Чтобы сбить опалубку, понадобилась помощь Сереги. Он пришел, как всегда, франтоватый, независимый и стал убеждать меня плюнуть на доски (по крайней мере с одной стороны) и сразу выкладывать стену из камней, как делал мой дедушка. Я был уверен, что не смогу сделать это (и был совершенно прав), и в итоге добился, чтобы Серега все же сбил мне «как требуется» оба щита, по пять досок в каждом. При этом он вгонял саморезы через обе доски чуть ли не в землю, плевался и ругался. И в этом был резон. Опалубка – не такое-то простое дело, тут трудно без полноценной бригады (даже 2-3 человек маловато). Опускать щиты вдвоем на нижний участок и устанавливать оказалось гораздо тяжелее, чем я думал. Двух пар рук для этого не хватало. Это было почти безнадежное дело. А ведь высота забора не должна была превышать 80 сантиметров. Кое-как сбив доски и показав мне азы, Серега убежал, видимо, проклиная себя за такое участие.

В самом начале работы по заливке опалубки (она продвигалась чрезвычайно медленно, буквально по волоску) я понял, что спасти от смерти меня смогут только камни, которые я буду все время закладывать в раствор. В первый день я залил целых десять бетономешалок, потом отделывался семью-восемью. Выручали те самые камни, даже несмотря на то, что это ухудшало конструкцию, так как в бетоне образовывались пустоты. Чтобы пустот не было, мне нужен был второй человек. Собственно, все бригады так и работают: один возит раствор (тачкой), второй молотит его лопатой, чтобы он пролезал во все щели. Этот же человек мог бы и подкладывать камни, которые все равно было некуда девать. Но все приходилось делать мне самому, и первый шестиметровый участок забора занял у меня два дня (а второй – три дня).

Когда мне потребовалось переставлять щиты на новое место, я стал звонить Сереге и понял, что он приходить ко мне больше не собирается. Кое-как я сначала гвоздодером вытащил щиты, на которые осыпалась земля (или я сам ее насыпал, чтобы раствор не утекал снизу), а затем стал их постепенно перетягивать. Установка заняла несколько часов. Одному это делать было явно несподручно. Однако все время идти на поклон к соседям мне не хотелось. Тем более что они и так с любопытством наблюдали за моими извращениями.

Забор мой в итоге получился кривой во все стороны и с дырами, образовавшимися из-за камней. Работа была не просто непрофессиональной, но, как говорится, воинственно любительской. После того как я снял в последний, третий раз, шестиметровые щиты, мне пришлось снова мешать раствор (уже без щебня, вручную) и лезть вниз с мастерком, чтобы заделывать дыры. Эта работа тоже была непростой. Мои ноги, и без того еле выдерживавшие беготню с ведрами, теперь заныли и заболели уже всерьез — оттого, что я сидел перед забором по несколько часов на корточках (не случайно это самая распространенная пытка в тюрьмах). Дыры я замазывал три дня, и только после этого начал постепенно заваливать яму землей и опавшими листьями со своей стороны.

Главная вещь, которую я уяснил во время самостоятельной работы: как бы ты ни планировал свое время, обязательно возникнет какой-то форс-мажор, и работа, по сути, никогда не окончится. Сняв опалубку, надо ее разобрать и сложить доски (потому что за них деньги плачены и деньги жалко, к тому же все так делают). Это само по себе представляет трудности, так как досок 12 и каждая по 6 метров. В заборе надо заделать дырки, а затем еще появляется хозяйка соседнего участка и, невзирая на то, что построенный не на ее деньги забор также отчасти принадлежит ей, требует убрать оставшиеся камни и откинутую на ее сторону землю. Этим тоже приходится заниматься. Наконец, когда-то на этот забор надо будет повесить и сетку, потому что в таком виде он является просто бетонной стеной со столбиками, через которую легко прыгают собаки. Но это уже на следующий год, как и очередная морока с бетономешалкой «Энтузиаст» ради отгораживания от соседей с двух других сторон участка (по крайней мере, там не надо будет строить высокую стену).

Интересный опыт, который я получил уже довольно поздно в моей жизни, доказал мне следующее: ни одна физическая работа, какой бы легкой и элементарной она ни казалась, не обходится без настоящих усилий, от которых мы, постоянно сидящие или за рулем автомобиля, или за экраном компьютера, совершенно отвыкли (и физически, и ментально). В целом физический труд невероятно тяжел, и можно только посочувствовать тысячам строителей Беломоро-Балтийского канала и других «строек коммунизма», в т.ч. нашим родителям, которых тоже приобщали к любительскому строительству в стройотрядах. В моем «стройотряде» я был один, и лучше бы, честно говоря, не лез на рожон. Однако самому себе я доказал, что тяжелейший физический труд не способен погубить даже изнеженный современный организм. Ни с одной травмой мне не пришлось ехать в город к хирургу. Единственное, что меня напрягло, — это хроническая бессонница, возникшая оттого, что я много дней подряд вскакивал, как ошпаренный, в 6-7 утра, только чтобы успеть залить побольше раствора. Со временем это превратилось в психоз, и даже когда я окончательно освободился от всех забот, то все равно просыпался среди ночи по 4-5 раз и иногда уже не мог после этого заснуть. На возвращение организма в обычный, неавральный режим потребовался месяц. Что же касается всего остального, то, слава Богу, я лишь пару раз ушиб палец молотком, нагулял мозоли и потерял 3 килограмма веса. Зато забор стоит и являет собой одно из немногих в последнее время моих безусловных материальных достижений.