С опечаленным сердцем принимаюсь я за это обозрение, и есть от чего: уж насколько я люблю всяческие тайны и загадки, а стараюсь все же найти им рациональные и логичные объяснения; когда же загадка проста, но доступными мне средствами не решается, это доставляет душевные тревоги. Как говаривала моя институтская преподавательница латыни, «иной раз и с ума сойдешь». Впрочем, все по порядку.23 и 24 февраля в зале Salle Wilfrid-Pelletier выступит скрипач Вадим Репин в сопровождении Монреальского симфонического оркестра OSM. Репин исполнит ре-мажорный скрипичный концерт Бетховена; во втором отделении прозвучит Первая симфония Брамса.
Скрипичный концерт Бетховена по праву занимает важное место в мировом репертуаре; правда, досталось ему это место не сразу. В начале XVIII века одним из лучших скрипачей Вены считался Франц Клемент (Franz Clement). В те дни, когда Бетховен сочинял свою единственную оперу «Фиделио», Клемент дал ему пару полезных советов. Бетховен доброй услуги не забыл и пообещал Клементу, что напишет сольный скрипичный концерт специально к его бенефису, назначенному на 23 декабря 1806 года в венском Theater an der Wien.
Как человек обстоятельный, Бетховен сначала приготовил оркестровую партитуру, а потом уже взялся за собственно сольную часть, которую должен был исполнять Клемент. Сочинял он ее долго. Слишком долго. Короче говоря, он вручил скрипачу ноты буквально перед концертом.
Любому музыканту знаком этот ночной кошмар: снится ему, что надо выступать на сцене или сдавать экзамен, а он не знает нот и придется ему «читать с листа» без малейшей подготовки. Здесь сон оказался явью. Конечно же, дело не заладилось.
Может быть, Клемент хотел выказать Бетховену свое возмущение, может, просто решил продемонстрировать залу свои возможности (бенефис же!); может быть, из-за Бетховена у него случилось временное помрачение рассудка. Во всяком случае, он перевернул свою скрипку вверх ногами и заиграл на одной струне собственный мотив.
Бетховенское сочинение провалилось.
Я не знаю, как это прокомментировал Бетховен; неизвестно также, какими словами ответил на это Клемент. Может быть, они вообще не сказали друг другу ни единого слова. Зато нам известно вот что:
— Бетховен никогда больше не сочинял концертов для скрипки с оркестром;
— злополучный ре-мажорный концерт получил дурную репутацию и пылился в архивах, никому не интересный, почти 40 лет;
— в типографском виде он вышел в 1808 году. На титульном листе вместо изначального посвящения Клементу красовалось имя Штефана фон Бройнинга;
— лишь в 1844 году (Бетховен скончался в 1827-м) концерт пережил второе рождение в руках скрипача-виртуоза Йозефа Йоахима, которому тогда было всего 12 лет. Дело происходило в Лондоне, оркестром дирижировал Мендельсон, новое поколение публики и критиков пришло в восторг, и с тех пор эта музыка исполняется по всему миру с неизменным успехом.
Непростая история была и у Первой симфонии Иоганна Брамса. И в этом опять-таки виноват… Бетховен. По крайней мере, косвенно.
В Вене поговаривали: «Брамс – это Бетховен сегодня». Тому были основания: Брамс в своем творчестве продолжал бетховенские традиции, а кроме того мечтал сочинить симфонию подлинно бетховенского масштаба, глубины и драматичности. В сочетании с самокритичностью Брамса и его болезненной требовательностью к себе задача порой казалась просто невыполнимой. Во всяком случае, не будем удивляться тому, что свою первую симфонию Брамс сочинял в общей сложности 21 год (1855 по 1876)!
Работа подвигалась с длительными перерывами. Брамс периодически бросал свой замысел, сжигал нотные записи, возвращался, сочинял заново, снова сжигал и так далее. Совсем уже тяжко становилось от надежд вышеупомянутых современников: «О, — со значительным видом топырили указательные пальцы современники, — Брамс сочиняет симфонию бетховенского масштаба! Тише, не мешайте ему!» После этого Брамсу оставалось только заламывать руки в отчаянии, с ненавистью глядеть в собственные ноты и разжигать печку. Бетховена он боготворил.
Как известно, свои горячие желания и мольбы к небесам надо формулировать тщательно и с оговорками: иначе они могут сбыться чересчур буквально. Во всяком случае, именно так вышло с Первой симфонией Брамса. Премьера состоялась 4 ноября 1876 года в немецком городе Карлсруэ. Вскоре дирижер Ганс фон Бюлов провозгласил с непререкаемой авторитетностью: «Это – десятая симфония Бетховена!»
Мечта сбывалась с занудной точностью сумасшедшего. Знатоки с наслаждением находили все новые и новые параллели. «Вы обратили внимание, как похожи главные темы финалов брамсовской Первой и бетховенской Девятой? А вот – «тема судьбы» из бетховенской Пятой, слышите?»
От этого уже оставался один шаг до обвинений в злостном плагиате, и Брамс был глубоко уязвлен этим. Он-то использовал бетховенские идиомы как сознательные аллюзии, может быть, цитаты. В конце концов, он прокомментировал все подобные замечания одной всеобъемлющей фразой: «Это ясно каждому ослу!»
Тем не менее, прозвание «Бетховенская Десятая» так и приросло к Первой симфонии Брамса. Никогда не поймешь этих композиторов: думаешь, что польстил, а он вон оскорблен, обзывается, бросает ноты в печку.
Кстати, рукопись первой части симфонии так и не сохранилась.
Монреальским оркестром дирижирует Кен Нагано. Начало обоих концертов в 20:00.
Цена билета – от $25 до $155.
А вот какой востину необыкновенный концерт состоится 28 февраля в 13:30 на набережной Старого порта, возле Музея истории и археологии Pointe-а-Calliеre: прозвучит новая «портовая симфония» современного композитора, саксофониста и флейтиста Пьера Лаббе (Pierre Labbе) под названием «Волны звука». Сюжетообразующей основой для этой оригинальной композиции служат старинные легенды и байки французов Северной Америки; а инструментами для исполнения послужат… гудки 30 старых кораблей, пришвартованных на зиму к набережной Старого порта.
Эти добрые посудины когда-то бороздили пресные воды, перевозили зерно и металл меж берегов Великих Озер и реки Св. Лаврентия. Теперь они навечно прописаны в Старом порту, а на зиму их оковывает лед.
Традиция «портовых симфоний» Монреаля началась в 1995 году. С тех пор установился целый порядок: очередной композитор посещает набережную в январе, внимательно изучает корабельные гудки и отправляется сочинять музыку, учитывая при этом взаимное расположение кораблей, их гудков, тембров и громкости, а также возможность использования эха.
В исполнении также могут участвовать гудки локомотивов: ведь там проложена старая портовая одноколейка, по которой до сих пор иногда ползут грузовые составы.
Наконец, в нужный момент надо всем этим морем звуков поплывет доминирующий гул колоколов собора Нотр-Дам… тоже традиция.
Итак, в этом году – «Волны звука» Пьера Лаббе с участием артиста-декламатора Мишеля Фобера (Michel Faubert).
Второй такой же концерт состоится 7 марта в тот же час.
Если вы готовы воспринимать музыку только в тепле и под крышей, то в тот же день 28 февраля можно будет вернуться в теплый зал Salle Wilfrid-Pelletier, чтобы снова услышать Монреальский симфонический оркестр – на этот раз исполняющий японскую музыку (или стилизованную под японскую). В программе концерта прозвучат следующие произведения:
Крис Пол Харман (Chris Paul Harman) – «Серебряные пряди в золотых локонах» (Silver Threads Among the Gold), премьера;
Жан-Паскаль Бейнтю (Jean-Pascal Beintus) – «Onna-no-ko no uta» (японские народные песни для девочек);
Пуччини – фрагменты из оперы «Мадам Баттерфляй»;
Исао Мацушита (Isao Matsushita) – пьеса «Hi-TenYu» для японского барабана тайко и оркестра.
Оркестром будет дирижировать – конечно же – Кен Нагано.
Солисты – Сузи Леблан, сопрано (Suzie Leblanc) и Эйтетсу Хаяши, тайко (Eitetsu Hayashi).
Этот концерт состоится дважды: 28 февраля в 14:30 и 2 марта в 20:00.
Цена билетов – от $25 до $190.
Наконец, 4 марта в зале Studio-thеаtre (Place-des-Arts) выступят флейтист Дени Блюто (Denis Bluteau) и пианистка Рене Лавень (Renеe Lavergne). Они исполнят произведения для флейты и фортепьяно разных эпох и народов.
Концерт начнется в 12:10 и продлится 50 минут. Билеты стоят $7.
В программе заявлены Жан-Батист Лойе (Jean-Baptiste Lœillet), Эрнест Блох (Ernest Bloch) и Отар Тактакишвили.
Именно тут, в самый безобидный момент, перед нами распахивается неожиданная ловушка.
Дело в том, что Жан-Батистов Лойе в Бельгии было что «донов Педров» в Бразилии. Ну, а композиторов – как минимум два!
– Эка, нашел затруднение! – скажете вы. – Посмотри повнимательнее, что именно будут играть Блюто и Лавернь, и сразу поймешь, что к чему.
Давайте посмотрим вместе. Организаторы концерта (общество Pro Musica) выразились слегка туманно (тоже не до конца уверены?): “Программа концерта позволит нам совершить путешествие от Бельгии XVIII века через Швейцарию и Соединенные Штаты до Грузии наших дней».
Казалось бы, даже и так все ясно. «Грузия наших дней» — это к Отару Тактакишвили, который, хоть и скончался 20 лет назад, все ж современник. Эрнест Блох, уроженец Женевы, который принял в 1924 году американское гражданство – с этим тоже никаких проблем. Остается Жан-Батист Лойе, бельгиец, в XVIII веке творивший для флейты. Разрешили недоразумение?
Как бы не так. Лезем в энциклопедию.
Во-первых, существовал Жан-Батист Лойе Лондонский. Родился он в 1680 году в городе Генте – тогда это были испанские Нидерланды, но сегодня-то Бельгия, поэтому считается бельгийцем! – знаменит как композитор и исполнитель пьес для флейты, блок-флейты, гобоя, клавесина и спинета (малая разновидность клавесина). В 1705 году (вот и XVIII век!) подался в Лондон, где первые годы работал гобоистом в лондонском театре «Драри Лэйн», а затем гобоистом и флейтистом в оркестре театра королевы Анны «Хэймаркет». Лойе Лондонский стал одним из первых композиторов, сочинявших специально для флейты. Именно благодаря ему флейта стала так популярна в Англии. Каждую неделю Лойе устраивал у себя в доме концерты для благородных лондонцев, где исполнял и свои произведения, и модные новинки французских придворных композиторов. Концерты стали необыкновенно популярны. Джентльмены охотно платили не только за входные билеты, но и за возможность посидеть на сцене вместе с музыкантами. Помимо того, Лойе давал частные уроки игры на клавесине и флейте, чем сколотил себе немалое по тем временам состояние (около 16000 фунтов). Оно досталось по наследству родственникам в Генте.
Может он быть «нашим» Лойе? Несомненно!
В биографии Лойе-лондонца наше внимание приковывает один интересный момент. После смерти отца он сам и его брат Жак росли в семье своего дяди Пьера Лойе, известного гентского скрипача. У Пьера Лойе был сын – тоже Жан-Батист! – который, как и его двоюродный брат, стал композитором. Второй Жан Батист Лойе (1688-1715) не будет иметь никакого отношения к Англии, прожив жизнь во французском городе Лионе, а во избежание путаницы с кузеном (которая уже тогда началась!) называл себя Лойе Гентский.
Лойе Гентский служил под началом лионского архиепископа Поля-Франсуа де Нёвиль де Вильруа. Сочинял он… да, худшие предчувствия нас не обманули. Для флейты!
Нескончаемая, унылая путаница преследовала несчастных кузенов не только при жизни, но и посмертно. Произведения одного то и дело приписывались другому. Пример: существует переложение Александра Беона до-минорного трио для блок-флейты, гобоя и баса. Беон ошибочно приписал оригинал Лойе Гентскому, в то время как его автором был Лойе Лондонский.
Так какого же, простите, Лойе мы услышим 4 марта?..
Имеется робкое подозрение, что все же Лондонца. Дело в том, что тот, как мы уже знаем, много сочинял для флейты и клавесина, а нам тут как раз предлагаются дуэты для флейты и фортепьяно. Гентский же Жан-Батист все больше писал то для флейты соло, то для двух или трех флейт.
Впрочем, даже это еще не все. Нельзя не добавить, что сам Лондонский Лойе умудрился довести путаницу до полного бедлама!
Поселившись в Англии, он стал писать свою французскую фамилию как Luly или Lullie. Читатель уже хватается за голову – только французского композитора Жана-Батиста Люлли нам тут не хватало для полного счастья! Увы, так оно и случилось. Итальянец Джованни-Батиста Лулли, переселившись во Францию, стал Жан-Батистом Люлли – под этим именем и прославился в веках.
Но тут я готов поручиться, что к нашей истории он не имеет ни малейшего отношения.
Монреаль
