Это внушительное серое здание с устремленным в небо серебристым шпилем часовни принадлежало когда-то влиятельному и хорошо известному в Монреале своими благими деяниями женскому ордену «Серых сестер». С тех пор прошло много лет, монахинь почти не осталось, часть из них ушла в свою прежнюю обитель в Старом порту, и дом опустел. Говорят, на столе мэра уже лежала бумага на подпись о сносе здания — уж слишком дорогая земля в этом месте. К счастью, уничтожение исторической обители удалось предотвратить.Лет 20 назад ее часть передали Университету «Конкордия». Теперь в бывших монашеских кельях слышны голоса студентов, а в одном крыле разместился детский сад.
К зданию примыкает обширная территория, обнесенная железной оградой. Быстро ее не обойдешь. А если пойдете кругом, то на одном углу среди пышной зелени кустарников разглядите большое распятие. Сам крест — необычного бросающегося в глаза красно-коричневого цвета. Мало кто знает его историю. А между тем, она печальна…
Этот дом стоял на Королевской дороге, как тогда называлась широкая колея, спускавшаяся по склону горы Мон-Руаяль от деревни Кот-де-Неж к городу, к реке. В доме жил Жан-Батист Гуайе, высокий плечистый мужчина с черными усами и бородой. От природы он был ленив и большую часть времени проводил в таверне, где проматывал свои скудные денежки. Каким образом он исхитрялся сводить концы с концами, было неизвестно.
Гуайе завидовал своему трудолюбивому соседу, тоже Жану — Жану Фавру. Дом у того был справный, ферма процветала, на всем был отпечаток неустанного труда и забот. Зависть Гуайе возросла, когда сосед женился на веселой хохотушке, пышной и цветущей девушке, которую уже давно заприметил и он сам.
Год шел за годом, соседи богатели. Вот только детей у них не было, что изрядно огорчало Фавров. Несмотря на это, жили они благополучно и трудились вместе не покладая рук. С Гуайе они были приветливы, часто приглашали к себе — так что он знал всю обстановку в доме соседей. И от него не было секретом, что деньги Фавров лежат в большом деревянном шкафу за нехитрой потайной перегородкой.
Может, вся эта история и не случилась бы, но не сдерживался иногда Фавр, хвастался перед Гуайе, как много ему удается откладывать. По всей видимости, чаша терпения Жана-Батиста переполнилась. Вот тут и всплыли зависть, алчность, собственная неудачливость. Как бы то ни было, Гуайе задумал ограбить соседа. Он все тщательно спланировал.
В начале мая 1752 года Гуайе сообщил Фаврам, так же как и многим своим знакомым, что поедет в Квебек. В те дни это было долгое путешествие. Он запер свой дом на Королевской дороге и исчез из города. А через 2 дня Монреаль потрясла новость о двойном убийстве. Жана Фавра и его жену нашли мертвыми в их собственном доме.
Мотив жестокого убийства был очевиден: взломали только один шкаф, в котором, вероятно, хранились деньги. Потайной ящичек вскрыли, неподалеку валялась оторванная дверца. Другие шкафы и комоды, полные добра, не тронули. Стало ясно, что убийца точно знал, где он может найти то, что ему было нужно.
Гуайе не появлялся в городе 2 недели после убийства. Когда же он, наконец, объявился в таверне и его приятели рассказали ему о случившемся, он, казалось, был потрясен и возмущен. Мужчина так искренне горевал, вспоминая, какими замечательными соседями были Фавры!
Возможно, Гуайе не вызвал бы никаких подозрений, если бы тратил награбленные деньги потихоньку. Но его визиты в таверну стали более частыми, а временами он демонстрировал барскую щедрость, покупая напитки для всех присутствующих. Более того, он не переставал сетовать по поводу убийства Фавров, но его горе казалось несколько наигранным. За повседневными заботами все, казалось, уже стали забывать о разыгравшейся трагедии, но только не Жан-Батист. Он поминал соседей постоянно. Было видно, что из его головы не выходило это убийство. И его настойчивые утверждения, что преступление так и останется нераскрытым, хотя была украдена крупная сумма, в конце концов заставили почуять неладное. Болтливого Гуайе арестовали.
Поначалу подозреваемый полностью отрицал причастность к смерти соседей, но в то время служители закона рутинным образом использовали пытки, чтобы заставить подозреваемого свидетельствовать против себя. И Гуайе не выдержал — под пытками он сделал полное признание. Он рассказал, что не ездил в Квебек, а выдумал эту поездку, чтобы скрыть следы и создать алиби.
В ночь убийства Гуайе спрятался у себя, ожидая, когда стемнеет. Он не собирался убивать Фавров, а только намеревался прокрасться в их дом, когда соседи будут спать. И Гуайе удалось бесшумно проникнуть внутрь, но когда он доставал деньги, половицы заскрипели. Внезапно дверной проем залило светом — там стоял Жан Фавр со свечой в руках.
Гуайе выстрелил, но задел плечо. Раненый Фавр крикнул жене и бросился на Гуайе. Завязалась борьба, но рана Фавра дала о себе знать. Гуайе удалось достать нож — он всаживал лезвие в тело соседа до тех пор, пока тот не затих. Охваченная ужасом молодая женщина кинулась к Гуайе, и он несколько раз сильно ударил ее ножом в грудь. Несчастная упала на пол. Она еще была жива. Обезумевший Гуайе заметил в углу лопату и проломил женщине голову.
Судьи с ужасом слушали леденящие подробности страшного преступления. А Гуайе все говорил и говорил. Казалось, рассказывая об ужасных подробностях своего злодеяния, он хотел покаяться и облегчить душу. Он признался, что с той ночи не мог нормально спать. Жестокий приговор он выслушал даже с каким-то видимым облегчением.
Казнь Гуайе стала такой же мучительной, как смерть Фавров. Его приговорили к колесованию и умертвили на месте нынешней Королевской площади в Старом городе. В те времена там был главный городской рынок, куда стекались торговцы и покупатели не только из Монреаля, но и из соседних деревень.
Обычай того времени предписывал хоронить убийц на пересечении дорог. Тело Гуайе привезли на перекресток недалеко от его дома. Над могилой поставили большой католический крест, выкрашенный в алый цвет крови. Он словно предупреждал об ужасном конце тех, кто задумает совершить кровавое преступление.
Прошло 100 лет после тех событий. В городе случалось много всякого, в том числе и убийства. Но о гибели Фавров не забывали. Возможно, причиной тому был хорошо видный отовсюду красный крест.
Тем временем Монреаль расширялся, застраивался. Обширными угодьями здесь владели сульпицианцы — один из монашеских орденов, обосновавшийся на острове с зарождения города. Монахи решили продать некоторые свои участки, в частности, земли, лежащие к югу от улицы Шербрук. И покупатели вскоре нашлись.
Орден «Серых сестер» хотел построить новую обитель и переехать из старого здания на площади Д\’Юнвиль. Предложение сульпицианцев их заинтересовало. Но только купив землю, монахини поняли, что приобрели в том числе и участок так называемого «квадрата красного креста», где находились могила и «крест убийцы».
Это известие поначалу расстроило монахинь. Но потом территорию перепланировали. Построили большое здание обители. Там, где находился могильный холм, появились железные ворота. А дом Гуайе с течением времени развалился. Крест монахини решили оставить, но перенесли его с первоначального места и заменили другим, который можно видеть и в наши дни.
Так этот крест и стоит на небольшом холме за оградой на пересечении улиц Ги и Рене Левека. Правда, сейчас его цвет не столь убийственно красный — скорее, красно-коричневый.
Монреаль
