«Любовь – это жалость»

Ирина Александровна Анисимова

Как уместить в одной статье все то, что хочется сказать о человеке, с которым можно было просидеть весь день, слушая удивительные истории – одна другой увлекательней? Где найти слова, чтобы написать о мудрости, доброте, любви, какой-то особой кротости и… юморе, гармонично сочетавшихся в этом человеке?

Все, с кем сколько-нибудь общалась Ирина Александровна Анисимова, влюблялись в нее, чувствовали ее тепло, внимание и поддержку. Будь то совсем маленькие ребятишки или взрослые состоявшиеся люди – для всех она находила слова участия, улыбку, про всех помнила и обо всех переживала.

Ирины Александровны не стало на Рождество. Считается, что люди, покидающие наш мир в этот день, сразу попадают на небеса. Нам всем, знавшим и любившим ее, так спокойнее думать – значит, она по-прежнему будет в курсе наших дел, будет наблюдать за нами, по-доброму и с улыбкой подмечая все смешное, чем пытается развеселить нас жизнь.

За остроумные, смешные рассказы, написанные ею, Ирину Александровну называли монреальской Тэффи. Читаешь ее книгу, и кажется, что ее жизнь была наполнена забавными веселыми историями. Так оно и было! И всегда, как бы тяжело ей ни приходилось, какие бы трагические события в жизни ни случались – война, голод, разруха, плен в Германии, разлука с родными, болезнь мужа, потеря близких людей – во всем она умела найти что-то такое, что оказывалось выше любой беды. Ирина Александровна была наделена удивительным и довольно редким даром любви к жизни. Этому у нее хотелось и хочется учиться! В Монреале найдется немало людей, кому она передала свой дар в наследство.

Однажды я попросила Ирину Александровну побеседовать со мной о любви, на что она сказала, что любовь – это жалость. Совсем не эти слова хотелось мне тогда от нее услышать, но за ними стояла ее жизнь, судьба, ее любовь. Мы встретились у нее дома, был теплый день, мы сидели на балконе. Как всегда, гостеприимная хозяйка пыталась меня накормить и напоить чаем. А мне хотелось слушать и слушать ее голос, следить за ее неторопливым рассказом… Сейчас подумала, что то, как она рассказывала, наверное, можно назвать кинематографичным. Ей так легко удавалось перенести собеседника в свое время и те обстоятельства, о которых говорила, что создавался некий эффект присутствия и ее история становилась твоей.

 

«Такое странное, странное чувство!»

Харьков. 1940-й год

— В моей жизни в молодости была любовь такой, какой мы ее себе представляли: чистой, невинной, я бы даже сказала, красивой. Когда мы были молоденькие, за нами ухаживали мужчины скромные и терпеливые. У меня только хорошие, добрые воспоминания об этом времени…

А потом началась война… Меня забрали на работу в Германию, когда мне исполнился 21 год. Там, в лагере, где мы жили, нас бомбили, мы очень страдали… Много было страшного… Я вышла замуж через девять дней после окончания войны. Мы с Юрой познакомились в церкви, в Силезии. Шла война. Я работала в лагере, куда попала после того, как меня из Харькова забрали на работы в Германию. Там я работала в бюро на шахте. Он как военнопленный тоже находился в лагере, где держали французов, воевавших в армии Де Голля. Юра — из семьи белоэмигрантов, жил во Франции, в Париже. Начальник лагеря разрешал нам – нескольким девочкам — ходить в церковь в сопровождении одного солдата, которому, кстати, совсем это не нравилось, потому что наши службы длились и по два часа, и дольше, но как интересно распорядилась судьба: потом он женился на одной из наших девушек, выучил русский язык, стал православным и помогал священнику в том храме, куда мы ходили… А в церкви после службы нас подкармливали чаем с пирожками, читались там и лекции на разные темы. У Юры в лагере было посвободнее. Им разрешали ходить в церковь без сопровождения. Юра читал лекции по русской истори, помню, как мне было интересно слушать его рассказы о смутном времени. Мы же совсем другую историю в СССР изучали — без царей!

Силезия же переходила из рук в руки — то была немецкая, то польская. Когда-то принадлежала царской России, поэтому там и были построены православные церкви.

— А как вы почувствовали, что Юра как раз и есть тот человек, который вам предназначен судьбой?

— Действительно я так почувствовала. Был Новый год, и он провожал меня домой из церковного дома. Это был то ли 43-й, то ли 44-й год – не помню уже. Он провожал меня в лагерь. И я вдруг почувствовала, что буду с ним всю жизнь вместе. Такое странное, странное чувство!

— Вы сказали ему об этом?

— Никогда!

 

«Мне тогда сказали, что счастья у меня не будет»

Свадебное фото. Германия. 1945-й год

— Он делал мне предложение три раза, а я его не понимала. Мне казалось, что это не предложение. Я не реагировала! Один раз он мне сказал: «Между прочим, скоро будет Пасха, и представь себе – шесть недель поста. И во время поста не венчают». Я подумала: «Кого должны венчать?» И говорю: «А после шести недель как?» — «А после этого, конечно, венчают. Но это же надо ждать шесть недель!»

— А он что, стеснялся?

— Очевидно! Я не знаю! Из Парижа человек приехал, понимаете — и вдруг стесняется! Потом он маме сказал, что если бы ему надо было объясняться, то он бы никогда, наверное, не смог… А второй раз он сказал так: «Православный священник живет очень далеко. Представь себе, это, наверное, 20 км. И нам нужно ехать туда, или, чтобы он приехал сюда». И опять ничего толком не сказал. Потом приехал к маме и говорит: «Татьяна Иосифовна, или сейчас, или вообще никогда этого не будет! Мы с Ирой должны повенчаться!» Мама тогда уже жила в Германии.

Если всё объяснять, то это долгая история… Мама спрашивает: «А кто венчается?»

Он отвечает: «Я и Ира!» А я уже перестала с ним здороваться. Думаю, может, странный какой-то. Он, правда, по-русски еще слабо говорил. Он вырос среди русских, учился в русской гимназии одно время, но образование получил французское — стал инженером.

— А вы ждали предложения?

— Я ждала, что он скажет: «Ира, я тебя люблю и делаю тебе предложение!» А он мне что-то такое странное говорил, какими-то отрывками…

— А вообще он говорил вам, что вас любит?

— Нет, не говорил, но я знала, что он за меня прыгнет в огонь, если надо.

— А как вы догадывались об этом?

— Ну как… Куда ни приду – всюду он! В то время было не так, как сейчас. По полгода ходили, еще не объяснившись.

— А как же произошло объяснение?

— Когда я поняла, что с него ничего не возьмешь, то я начала вмешиваться. «Вообще, Юра, давай подождем». А он говорит: «Мне надоело ждать». Нам назначили встречу в одном месте, где служил православный священник. Он нашел этого славного священника, мы пришли нарядные. И представьте себе такой ужас… Хотя уже война кончилась, американцы решили сбросить бомбы… И сбросили их на бараки, где жили бывшие пленные, и 6 человек из лагеря погибли во время бомбежки. Их как раз отпевали в этой церкви, а потом нас венчали. И когда мы шли вокруг аналоя, у меня отвалился пробковый каблук. Я как могла на цыпочках прошла… Потомо нашла каблук, как-то прицепила его, но вышло криво. И мне тогда сказали, что счастья у меня не будет.

 

«Но счастье у меня было»

Но счастье у меня было. Мой муж был очень хороший человек, замечательный. У него в детстве случился менингит. В те времена эту болезнь не личили так, как сейчас, не далали операций. Он в конце концов от этого и погиб. Он был здоровый, сильный человек, играл в теннис, футбол. До того, как болезнь поразила его, мы прожили вместе 10 лет. Потом его привезли мне в коляске, но из нее он поднялся со временем. Это уже было после переезда в Монреаль. Мы его все любили: и мама, и мамин муж, и дети. Мы старались его как-то спасти.

 

«Первый пациент был Сталин»

— У Юры после операции началась эпилепсия, которая повторялась очень часто. Первый раз его оперировал ученик доктора Пенфилда. Когда он закончил операцию, у мужа начался страшный припадок, и доктор сказал, что, кажется, он ничем не помог. А второй раз сам доктор Пенфилд оперировал. Нас познакомила с ним одна дама, которая преподавала музыку его внучкам и рассказала ему нашу историю. Он сказал, что хочет видеть меня и моего мужа.

— Это его именем называется улица в Монреале?

— Да, его. Мы пришли к нему вечером на срочное свидание. Он спросил мужа: «Вы мне доверяете?» Муж ответил: «Вы моя последняя надежда, доктор». — «Вы будете моим вторым русским пациентом». — «А кто же был первым?» — «Первым пациентом был Сталин». — «Но Сталин не был русским!» — «Да, я знаю, что он был грузином!» Пенфилд, оказывается, ездил к Сталину два раза делать операции.

После операции доктора Пенфилда у Юры бывали приступы эпилепсии, но случаться они стали реже – раз в год. Еще можно жить!

 

«Еще можно жить!»

— Юра даже вернулся на работу! Правда, если раньше под его руководством было несколько человек, то в последнее время он работал чертежником, чертил одной рукой, но очень хорошо. Юра проработал до 60 лет, но долгое время не работал – он не мог. Он был старше меня на 6 лет всего.

— Вы мне сказали, что любовь — это жалость…

— У меня появилась к нему жалость. Я никак не могла понять, как такой здоровый человек, сильный, хороший отец оказался недвижим, не может говорить, читать… Мы его все любили и как-то хотели вытащить из этой болезни. Но это было невозможно. Мы попытались сделать ему жизнь более-менее нормальной. Так как он был военный, его поместили в военный госпиталь. Чуть ли не два года я приезжала по субботам утром и забирала домой, а потом я возила его по всему Монреалю. Я ему рассказывала обо всем, что у нас происходит. И когда приезжали дети, тоже забирала его домой. Мне не было это в тягость. Я всегда радовалась, что еду к нему и его увижу.

— При этом вы работали?

— Да, конечно. Я окончила в 64-м году, я преподавала в университете 12 лет, правда, только вечерние курсы. Я почти 30 лет работала на фабрике сигар и папирос в кадровом отделе… Потом, когда мужу становилось все хуже, надо было все время за ним ухаживать. У меня была такая жалость к моему мужу, что старалась сделать его жизнь легче и интереснее, чтобы он как-то держался.

— Жалость и любовь – это одно и то же?

— По силе своей – одно и то же! Конечно, любовь гораздо приятней, если она благополучна, но есть еще и привязанность, и обязательство. Я никогда не пропускала своих поездок к нему. Должно было бы случиться что-то ужасное, чтобы я пропустила свой приезд к нему. Ведь он сидит и ждет меня!

 

«А потом у него появилась вторая жена»

— А потом у него появилась вторая жена. Простенькая, но очень милая француженка, которая жила недалеко от госпиталя и всегда приходила в качестве волонтера гулять с моим мужем, когда меня не было. Она была блондиночка, моложе меня. Как-то я пришла, взяла коляску и повезла. Она подошла ко мне и сказала: «Это мой больной, если вы хотите, вы можете взять любого другого!» Я сказала, что этой мой муж. И она страшно растерялась. Мы познакомились. Я видела, что Юра радуется, когда она к нему приходит. Если я уезжала куда-то, то просила ее с ним побыть.

— И вы не ревновали?

— Тут уже я была рада, что кто-то меня заменяет, потому что я видела, как ему скучно.

— А почему ей хотелось быть именно с вашим мужем?

— Он ей понравился! Своим обликом, своим поведением. Он всегда вел себя как джентльмен. Из больных ей больше всего понравился мой муж, и она за ним ухаживала до конца. Очень славная женщина была. Она не только моему мужу помогала, но и другим тоже. Но когда я провозила коляску мимо нее, он махал ей ручкой.

 

«Нельзя быть немножко порядочным»

— Любовь… Вообще когда вы даете слово, должны его исполнять. Нельзя быть немножко порядочным. Или вы порядочный — или нет! Конечно, у меня была очень трудная жизнь. Мне было всего 32-34 года, а я уже лишилась мужа, так как он заболел. Я должна была и себя вести как надо, и его не забывать, и заботиться о стариках. Но все это как-то сложилось, мы все вместе работали, что-то делали, все старались ему помочь. У нас не было ссор. У нас главным образом руководила нашей семьей любовь. Мы все друг друга любили. Ходили в церковь. Чувствовала любовь Господа, который мне всегда помогал. 21 год я ходила к мужу в госпиталь. Не было ни раза, чтобы я не хотела его видеть. Я всегда благодарила Бога, что у меня на всю жизнь сохранилась любовь к нему.

 

Мы еще долго беседовали с Ириной Александровной в тот день… Мне бесконечно жаль, что этих бесед не повторить. Остались люди, любившие и любящие ее. А пока готовится вечер у Елены Малицкой, где будут вспоминать Ирину Александровну, читать ее рассказы и вновь смеяться ее шуткам!

Светлая память этой удивительной женщине! Царствия Небесного!