Не все ж топором махать-3

Продолжение, начало в №929 и №930

Книгу как источник знаний любили в Новой Франции едва ли не с момента основания колонии. Специальные библиотеки появились там в начале XVII века, с приездом миссионеров. Само собой, ими обзавелись созданные иезуитами учебные заведения, и педагоги Seminaire de Quebec, отличавшиеся широтой взглядов, пускали в свои библиотеки проверенных мирян. Водились книги и у деревенских священников, готовых ими делиться. Так, судя по иезуитским архивам, пастор по имени Буше из прихода Saint-Joseph-de-Levy одалживал их членам своей паствы и даже обсуждал с ними прочитанное. Провинциальные и городские власти и юристы привозили с собой своды законов. Медики — необходимые в работе пособия. Библиотеки формировались в госпиталях. Пациентам Hopital-general и Hotel-Dieu в городе Квебеке выдавалась душеспасительная литература, что, по мнению ухаживающих за больными монашек, было полезно при любом исходе недуга.

Что до частных книжных собраний, то первым обитателем французской колонии, который без печатного слова ну буквально жить не мог, был Марк Лескабо. Адвокат, но также и литератор (автор первой «Histoire de la Nouvelle-France», выпущенной в Париже в 1609 году), он отправился в Северную Америку по приглашению главы тогдашней администрации и, хотя не собирался оставаться там надолго, личную свою библиотеку привез. И, конечно, через год увез назад.

Грамотность французов в колониях отражала положение вещей в метрополии. Читать и писать умели менее половины из них. Но описи имущества колонистов, попадавшие в архивы с 1635-го по 1760 год (их сохранилось порядка 2500), показывают, что книги у людей все-таки были — уж точно в 20% частных домов. Ими владели около 30% жителей Квебека, порядка 15% монреальцев и жителей Луибурга, 10% обитателей Труа-Ривьер. Известно общее число колонистов, имевших в личном пользовании этот очень недешевый тогда предмет: счастливцев было около 450 человек. Подсчитаны и книги: это 8000 томов. Да, чтобы не возникло недоразумений. За словом «библиотека» большинству видятся, по крайней мере, поставленные одна на другую, от пола до потолка, книжные полки или пара книжных шкафов. В XVII веке 60% частных библиотек, что в колониях, что в метрополии, умещались на полочке в буфете — много ли пространства нужно для 10 томов? И только 3 квебекские семьи могли похвастать, что считают их сотнями.

Историки разделили книголюбов на социальные группы. Примерно четверть из них составляли удачливые торговцы. Интересно, что администраторы в XVII веке (если верить архивам) особой тягой к печатному слову не грешили, и это — обладая большей, чем рядовые граждане, возможностью формировать на родине свой багаж. А вот простые колонисты, случалось, относились к книгам трепетно. Первый свидетельствующий об этом факт был зафиксирован в судебных протоколах города Квебека. В 1732 году нотариус Этьенн Дюброй обратился в суд, дабы вытребовать у столяра Жана Валена 3 своих книги. Столяр отговаривался тем, что третью из них еще не успел прочитать! А в описи «библиотеки» плотника Жака Менара и его супруги Анжелик Дёлиз обнаружились не только мемуары кардинала Ришелье, но и история Японии.

В 1734-м генеральный прокурор Луибурга Антуан Сабатье (Antoine Sabatier) послал в Квебек своему коллеге Гийому Веррье (Guillaume Verrier) номер журнала «Mercury historique et politique». Издаваемый в Нидерландах с 1686-го, этот ежемесячный журнал содержал очерки событий, происшедших во Франции и в других странах Европы, и не ограничивался новостями из жизни высочайших особ и анализом громких судебных процессов, но публиковал и всякие занятные истории (из жизни какого-нибудь весельчака-адмирала). Сабатье издание похвалил и порекомендовал Веррье после прочтения предложить номер друзьям-приятелям с тем, чтобы они рассказали ему о своих читательских вкусах, то есть попросил провести первый в культурной сфере социальный опрос. В 1759-м, по смерти Веррье, его наследники устроили аукцион по распродаже собранной прокурором библиотеки, крупнейшей в Новой Франции. 900 томов были проданы за кругленькую сумму в 9000 ливров. Маркиз де Монкальм приобрел одну книгу, а простой солдат по фамилии Tremble-au-Vent — целых 6. Примите во внимание, что дело происходило во время Семилетней войны (1756-1763), которая стоила колонистам немалых жертв, и все же почти 100 человек солидно по тем временам потратились на книги. Описание аукциона сохранило имена тех книголюбов, что раскошелились на 300-800 ливров.

Да, так что же тогда читали на «quelques arpents de neige»? По документам выходит, что в первой половине XVIII века в колониях были известны около 200 авторов. Классическая литература и книги современников, труды философов, политиков и политологов (правда, называвшихся иначе), образцы эпистолярного жанра. Все имена, составившие славу французской литературы с XVI по XVIII век, хотя бы единожды, но в описях встречаются. Чаще всего, однако (почти 100 раз), в них мелькает «Livre d’heures» («Часослов»). Как правило, его издания богато иллюстрировались, что превращало книгу в значимую часть семейного имущества. Но «Часослов» действительно читали, по нему молились, готовились к воскресным и праздничным службам. Популярностью пользовались биографии и мемуары французских политиков и зарисовки путешественников, посещавших Северную Америку и другие концы света. Торговали на «нескольких арпанах снега», сообразуясь с поучениями Жака Савари, автора «Le parfait negociant». Полное название труда позволяет понять почему: «General instruction for the commtrce of all kinds of goods both from France and foreign countries». Оценив таланты Савари в коммерции, власти пригласили его принять участие в переработке французского торгового права. В колониях его книга входила и в библиотеки учебных заведений, и в частные собрания. В коллекциях врачей отыскались труды Амбруаза Паре, одного из основоположников хирургии как особого раздела медицины. Странно, что на территории, где постоянно шло строительство, отмечено лишь 6 трактатов по архитектуре. А к услугам энтузиастов, строивших в колониях какой-никакой флот, оказалось лишь 3 учебника по этому предмету.

Анализ литературы, имевшейся у представителей образованных сословий, подталкивает историков к выводу, что колониальные чины могли находиться по отношению к парижским властям в оппозиции: они держали дома не одобряемые двором или даже запрещенные двором и церковью труды Эразма Роттердамского, Вольтера и, например, неутомимого борца с предрассудками Пьера Бейля, а также «Фенелон» Телемака (помните, как Стародум в «Недоросле» хвалил сего автора?) и «Опыты» Монтеня.

Простой люд, по большей части, читал, если умел это делать, сборники всякой всячины (не путайте с «Almanach royal», придворным адресом-календарем, издававшимся в Париже с 1700 года). Те «смеси», что сохранились (их немного), состояли из сведений, которые помогали в быту. В сборниках для народа публиковали советы по огородничеству, садоводству и уходу за домашними животными; воспитательные материалы; религиозные наставления и способы домашнего лечения. До второй половины XVIII века в Новой Франции не было печатных станков, а стало быть, и типографий. Даже календари привозили из метрополии. Поскольку корабли добирались до колоний не круглый год, жителям Монреаля или Квебека приходилось порой довольствоваться прошлогодними изданиями, к чему тогда относились спокойно. Первый календарь на французском языке был отпечатан в Монреале в 1777 году.

С 1778 по 1786 год губернатором провинции Квебек был Фредерик Халдиманд (Frederick Haldimand). Бравый офицер, рыцарь-командор Ордена Бани, сэр Фредерик кроме воинских подвигов прославился и тем, что вел переговоры о создании новой британской провинции — независимой Республики Вермонт. Эх, сорвалось! В 1779 году по инициативе губернатора открылась первая в Нижней Канаде публичная библиотека. Сразу оговорюсь: обращенность ее к широкой публике была относительной. Хотя зарегистрироваться в ней мог любой гражданин, даже если он принадлежал к низшим социальным классам и не исповедовал христианства, за право пользоваться этим книгохранилищем нужно было платить, так что возникал почти естественный фильтр. А в 1796-м — на тех же условиях — первая публичная библиотека была открыта в Монреале.

Продолжаем разговор о публичных местах. Ясно, что гостиницы открывались в Новой Франции куда чаще, чем библиотеки. Герой романа «Часовщик» Томаса Халибертона, разбитной янки Сэм Слик, позволяет себе, обличая Канаду, такую реплику: «С гостиницами в этой стране — просто беда. Если парень слишком ленив, чтоб работать, он малюет свое имя на собственной двери и называет это «гостиницей». Сэм имеет в виду Новую Шотландию. Но, судя по архивам, между 1648-м и 1760 годом в Квебек-сити было зарегистрировано по меньшей мере 262 гостиницы, причем, две трети из них начинались с таверны. Между 1716-м и 1744-м на каждых 100-130 горожан приходился один владелец либо того, либо другого заведения. Разумеется, в Монреале, в Труа-Ривьер, Луибурге и Новом Орлеане пристанища для приезжих и точки общепита тоже росли как грибы. И в каждой деревне быстро появлялся дом, в котором принимали приплывших на каноэ вояжеров и верующих, пришедших в престольный праздник послушать особенно красноречивого проповедника…

 (окончание следует)