Прошлым летом (в выпуске №514) я попробовал высказать свои частные соображения о том, как провести время в столице Королевства Нидерландов с чувством и с толком, если в запасе имеется всего лишь несколько часов. Я старался быть объективным и позитивным – и при этом неумышленно допустил грубую ошибку, которая могла дорого кому-нибудь обойтись.Надеюсь, что из-за нее никто не пострадал, а сам я так просто чудом не влип; тем не менее, спешу свою ошибку исправить и рассказать о ней.
Итак, вот вам новая версия «пособия» с учетом вышеизложенного.
Так выглядит цитата из прошлогоднего текста, в каком виде он до сих пор доступен в онлайн-версии газеты:
«Итак, нас впустили в страну и предоставили самим себе… Спускаемся на платформу, штампуем билет в перронном компостере, поезда на Амстердам отходят каждые 10 минут строго по расписанию».
Вроде бы все верно, но к этой фразе мы еще вернемся. Чуть дальше читаем:
«Таков уж этот город: весь наш предыдущий опыт, сколь ни солиден, здесь попросту «не сработает». В Амстердаме все не совсем то, чем кажется на первый взгляд».
Эта фраза нам тоже пригодится.
Так получилось, что в этом году я снова пересаживался с одного самолета на другой в Амстердаме. Чемодан мой должен был попасть на московский рейс самостоятельно, поэтому я двигался налегке. Вооружившись собственным 2-страничным путеводителем (в конце концов, раньше каждый мало-мальски уважающий себя инженер стоял под своим новым мостом, пока по нему шел первый транспорт), я снова отправился гулять, оставив себе полтора часа в запасе на возвращение в аэропорт.
О прогулке по городу сообщить нечего. Как сказал поэт: «и текли, куда надо, каналы, и туда, куда надо, впадали». По-прежнему «пьяные» пляшущие дома нависают над улицами, по-прежнему заваленными с утра горами мусора. Это свинство, похоже, никого не раздражает, а специальный наряд утренних уборщиков невозмутимо справляется с такой кучей за несколько минут, после чего улица сверкает чистотой как ни в чем ни бывало. Культ толерантности в высшем виде. В моей родной Москве за такую свалку каждый день били бы кому-нибудь морду и строчили бы жалобы куда следует – и ничего бы не менялось.
В Амстердаме по-прежнему по улицам ходят жутковатые молодые туристки и симпатичные местные старушки. Пожилые дамы Голландии стареют особенно элегантно. Должно быть, это просто последнее поколение без татуировок и протезов-имплантантов.
В общем, я от души побродил вдоль каналов и явился на перрон железнодорожного вокзала, нимало не заботясь о будущем. Как же, ведь «каждые десять минут»…
Неправда и еще раз неправда. Прости меня, читатель. Беру свои слова обратно.
Промаявшись с полчаса на платформе, я наконец погрузился в вагон, направлявшийся в аэропорт. Поезд задумчиво стоял. Наконец кто-то шумно вздохнул в интерком и сделал объявление по вагонам. Разумеется, по-голландски. На мой слух голландский язык кажется речью пьяного немца, который пытается говорить по-английски. Но лица моих соседей были вполне красноречивы: они вытянулись, а сами люди встали и пошли на выход. Как мне объяснили, этот поезд уже никуда больше не поедет, а когда будет следующий – то одному Богу ведомо. И не иначе.
Вот тут я почувствовал первые признаки беспокойства. Запас времени еще оставался, но зачем же я так понадеялся на пресловутую европейскую пунктуальность?.. Судя по ощущениям, у меня покраснели уши. Расписания поездов я на платформе не нашел.
Далее выяснилось, что никто не знает, когда и на какой перрон ожидать чего-нибудь на Схипхол, причем, кроме меня, это явно никого не волновало. Моя же искусственная толерантность начинала иссякать. Пожалуй, еще часок такой жизни – и во мне проснется москвич, желающий бить морды и сочинять жалобы…
Но пока что я стою вместе со всеми и вспоминаю голландский герб и девиз.
«Je maintiendrai» — рекламный слоган Оранской династии княжеского рода Нассау, которая и поныне правит Нидерландами. На русский язык ее можно перевести примерно как «буду отстаивать, не отступлюсь ни от чего». Короче, все будет хорошо.
Вскоре подошел поезд – на этот раз набитый пассажирами (по европейским меркам). На локомотиве были начертаны какие-то непонятные мне слова, но в вагоны полезли все. На мои расспросы в духе «сами мы не местные, доедем ли до аэропорта?» самым позитивным ответом был «наверно».
Забившись в угол вагона, я почувствовал приступ настоящего беспокойства (чего ни за что не пожелаю тебе, читатель). Представим себе карту Голландии. Амстердам сидит, как и я, в углу. А железные дороги расходятся от него лучами по всей Европе. И именно сейчас решается, куда я поеду – в аэропорт или куда-нибудь в Монтенегро. Без багажа.
Напротив меня сидела жизнерадостная компания англичан – как я понял, инженеров в командировке. Я спросил их – куда, по их мнению, направляется этот чудесный поезд, в аэропорт, не правда ли?
Вот за что люблю британцев – это за их неподражаемое чувство юмора. Они ответили, что я уже триста двадцать восьмой, кто спрашивает их об этом, и, хотя сами они не имеют ни малейшего понятия, куда идет этот поезд, всем говорят, что да, в аэропорт. Поэтому нас тут так много…
Я уткнулся в окно и затосковал. Альтернативных путей, заметьте, не было. Начинать суетиться, метаться, выбираться на улицу – искать такси – и за 60 евро невесть когда туда приехать? Je maintiendrai, черт побери!
Еще через полчаса поезд тронулся и – о чудо! – действительно приехал в аэропорт. Когда я ломанулся во входную дверь, до отправления самолета на Москву осталось ровно полчаса.
Опытный читатель сразу предположит, что регистрация на мой рейс давно закончилась и дела мои были весьма плохи. Читатель не ошибется. Дела мои были отвратительны. Даже если бы меня кто-то и пропустил на рейс, дальше была часовая очередь на проверку документов, просветку-прозвучку, личный досмотр у таможенника – судя по ухваткам, гея – и долгая дорога в отдаленный терминал. Как ни крути, за полчаса (нет, уже 25 минут) не успеть.
Все же я завопил «же мантьендрэй» и метнулся к первой попавшейся служащей на стойке информации. Я постарался уверить ее в том, что мой самолет еще здесь, а я уже здесь, и все, что от нее требуется – это помочь нам с ним встретиться.
Тетка бросила мимолетный взгляд на часы, тонко улыбнулась и посоветовала не говорить глупостей и отправляться домой.
— Но именно это я и пытаюсь сделать, — жалобно пискнул я и добавил, — с чем же я тут останусь, мой багаж уже в самолете.
И вот тут начали происходить вещи, которых я ожидал меньше всего на свете. Во-первых, непреклонная тетка однозначно растерялась, и в ее лице появилось нечто симпатичное. Во вторых, она – должно быть, от пережитого шока – перешла на чистейший русский язык:
— Молодой человек, ну как же так, ну что же вы, ну так же не делается, так нельзя, — она кусала губы в отчаянии.
— Нельзя, — сокрушенно согласился я. Я ничего не понимал.
— Я позвоню. – Она схватилась за мобильник. До вылета осталось 20 минут.
— Женя! Слушай. Тут у тебя пассажир припозднился. Да. Так и я говорю – невозможно. А он… Щас. Ваша фамилия?
Такой вопрос, заданный по-русски, обычно не сулит мне ничего хорошего.
Она передала мою фамилию и затем протянула мне телефон. Я оказался на связи с неким загадочным, но, видимо, могущественным Женей, который пустился объяснять мне, что так не делается, так нельзя… Инстинктивно почувствовав мощь своего волшебного заклинания, я торжественно повторил его:
— А у меня, между прочим, багаж в самолете!
Эффект опять превзошел все ожидания. Женя затих на полуслове. Он был сражен. В трубке было слышно, как он думает. Затем он попросил вернуть телефон владелице, и у них состоялось еще одно совещание. Мне еще никогда не были так интересны чужие телефонные разговоры.
Наконец, они наговорились, и служащая выключила телефон. У меня осталось 15 минут. Невероятное продолжалось:
— Я постараюсь вам помочь. Но только чтобы это в последний раз.
Я охотно поклялся.
Это было восхитительно. Она провела меня за руку мимо длиннющей очереди (гробовая тишина). Через паспортный контроль (щелк-щелк). Мимо магнитных ворот и гея в униформе (призывный стон, затихающий вдали). А потом сказала, как и полагается в сказке:
— Дальше я идти не могу. Дальше – сам.
Очень хочется добавить для красоты сюжета, что она прослезилась или что проводила меня в путь долгим поцелуем. Но это было бы уже враньем. А я, заметим, рассказываю только чистую правду.
И я побежал. Бежать было далеко. С километр, не меньше. Но на самолет я успел. Мокрый, неприглядный, с безумным взором и пылающими ушами. Меня встретил Женя (рейс был аэрофлотовский, и он отвечал за выпуск самолета с российской стороны) и отослал в салон. Через минуту мы взлетели. А я, только принимая у стюардессы стакан сока, заметил, что у меня подрагивают руки.
Если читатель любит загадочные истории с неразгаданными тайнами, то на этом можно и остановиться. В Москву я попал, а призыв не доверяться безоговорочно голландским поездам или хотя бы брать бесплатный буклетик с их расписанием, надеюсь, здесь прочитывается. Во всем остальном Амстердам по-прежнему кажется городом красот и чудес – и то, что мною случилось, можно классифицировать как еще одно забавное чудо.
Для тех же, кому обязательно нужно логическое и научное разъяснение любой загадки с назиданием и с моралью, таковое вполне отыщется.
Я нашел его в брошюре «Багаж в амстердамском аэропорту Схипхол», издательство аэропорта, на английском языке. Там есть много интересного; а помимо прочего, имеется параграф «Опознание багажа»:
«Владелец каждой единицы багажа обязан находиться на борту самолета. В противном случае весь багаж, уже загруженный в самолет, будет вынесен наружу. Всех пассажиров попросят выйти и опознать свои вещи. Невостребованные чемоданы останутся на земле».
Теперь понятно, почему мой плач о чемодане возымел такое волшебное действие. Можно было и не бежать так быстро, а по-голландски невозмутимо зайти в цветочный магазин и выбрать букет свежих амстердамских тюльпанов.
Но это уже совсем другое чудо.
Монреаль
