«Очень нужен городу детский человек». Игорь Овадис рассказывает

«Очень нужен городу детский человек». Игорь Овадис рассказываетБеседовать с Игорем Овадисом – это настоящее счастье. Мои вопросы так и остаются не заданными – не до них! Игорь рассказывает так, что хочется слушать и слушать без конца.
Игорь Овадис – актер и режиссер, в Монреале преподает актерское мастерство студентам Консерватории, снимается в кино, играет в спектаклях разных театров.Русской публике он запомнился и полюбился по своим работам в спектаклях «В ожидании Чехова», «Скамейка» и «Дядюшкин сон» в театре им. Варпаховского, «Не бросайте пепел на пол» и «Двенадцать» в театре Deuxiеme Rеalitе и др., а также поставленными им спектаклями «Я захотел устроить бал (Дети капитана Врунгеля)» и «Сказки Пушкина».

29 ноября состоится спектакль «ЭХ, ЯБЛОЧКО!» (УХОгорлоНОСтальгическое путешествие по морям и волнам детской литературы), который И. Овадис ставит вместе с монреальским актером Виталием Макаровым специально для Благотворительного фестиваля Детской Книги, организованного группой «Доброта в Монреале». Спектакль начнется в 17:30 в центре Centre Calixa-Lavallеe в парке Лафонтен (3819, rue Calixa-Lavallеe, Монреаль J7T 1N3).

В основе этого спектакля лежит номер, который был создан И. Овадисом с группой актеров в 1980 году на так называемой малой неофициальной сцене Лениградского Театра юных зрителей.

Пролог, или Назад в 80-й!

— Лениградский ТЮЗ сам по себе — совершенно уникальное явление и о нем надо рассказывать особо. Это первый детский театр! То есть это первая попытка создать настоящий детский театр, которая увенчалась успехом. Первый спектакль был сыгран в самом начале 1922 года. В свое время там играли Чирков, Черкасов, завлитом был Евгений Шварц…

Малая же сцена (Театр «Пятый этаж») была открыта в середине 80-х в бывшем репетиционном зале на 5 этаже. Это было сделано для актеров труппы, чтобы они имели возможность играть то, что не могли играть на большой сцене, чтобы они попросту не теряли форму. А для того, чтобы не иметь проблем с цензурой, билеты туда не продавались, а распространялись пригласительные. «Пятый этаж» имел большой успех в городе. Это был типичный русский успех — вы помните, пьеса Грибоедова «Горе от ума» нигде не напечатана, запрещена к постановке, а все ее знают наизусть.

У нас в театре было Делегатское Собрание, придуманное еще его основателем — Александром Брянцевым. Что такое делегатское собрание? Школа делегировала в театр одного из своих учеников. С делегатами работали профессиональные педагоги, они формировали грамотного зрителя. Через это Делегатское Собрание прошло огромное количество известных талантливых людей, включая Аркадия Райкина. Он тоже был делегатом. 23 февраля – в день рождения театра — собирались делегаты разного времени. И было невероятно интересно смотреть на этот зал – там собирался действительно цвет интеллигенции. Наш театр делал очень важное дело: растил интеллигентного, думающего, чувствующего человека. На этом празднике мы показывали самостоятельные работы артистов нашей труппы, которые игрались обычно на «Пятом этаже». И в какой-то момент мы поняли, что мы уже 10 лет играем одно и то же. Тогда на «Пятом этаже» был объявлен конкурс на новые номера, и я с моими друзьями (они несколько месяцев назад окончили театральный институт, я же был педагогом на их курсе) за 2 ночи сочинили ансамбль «Дети капитана Врунгеля», номер на 30 минут. Мы его показали утром накануне очередного Делегатского Собрания, и труппа приняла его «на ура» (а добиться успеха у труппы гораздо сложнее, чем просто у зрителя)… Главный режиссер театра и мой учитель Зиновий Корогодский его принял без поправок, а дальше был дикий успех на этом вечере, и потом мы показывали его каждый месяц раз по 10 на разных площадках в течение 6 лет, пока я не переехал в Москву.

Успех этого номера был настолько колоссальный, что когда через некоторое время меня попросили сыграть его вновь в стенах ТЮЗа, зрительный зал встал и встретил нас аплодисментами сразу после того, как номер был объявлен.

Капустник про Карла Маркса, или На кого наступил Октябрь

— В советское время детская литература давала возможность говорить то, что нельзя было сказать нигде больше. Шварц, например. Когда ты просто пишешь какую-то пьесу про нашу жизнь, то это может оказаться опасно. А когда ты пишешь «Дракона», то тебя за это могут и не посадить, хотя сажают за гораздо более безобидные вещи. Идиоты у власти к детям относятся высокомерно, считая их недочеловеками, которых надо неутомимо поучать, но мирятся с Мухами-Цокотухами и прочими Чебурашками. За взрослыми же следят неусыпно. Когда в День театра мы сыграли на «Пятом этаже» спектакль «Кушать подано!», который закончился за полночь, уже в 8 утра нам позвонили из Смольного и спросили: «Почему вы вчера играли капустник про Карла Маркса?». А играли мы «Агитпьесу», просоветскую сатиру, написанную в 1925 году самым прокоммунистическим автором. Эта пьеса была о том, как режиссер пытается сделать из пошлой мелодрамы агитку к 8 марта – Дню работницы. И он изо всех своих слабых творческих сил хочет придать этому какой-то политический оттенок. Героиня по ходу пьесы достает карточку возлюбленного и целует ее. «Прекрасно, — кричит режиссер, — у нас в фойе висит портрет Карла Маркса – принеси его! Мы должны показать сознательную женщину-работницу! Она не хахаля же какого-то целует, а достает портрет вождя и целует его!» Актрисе приносят портрет, и она, крепко держа его в руках, произносит слова, написанные в роли: «Это отец моего ребенка, которого я ношу под сердцем!». Словом, смеялись мы совсем не над Марксом…

Был случай еще более вопиющий. Меня не пустили с театром на гастроли в Лион за 2 дня до отъезда. В КГБ Корогодскому объяснили это решение. 7 ноября, чтоб создать настроение в театре и, понимая, что шутить в этот день нельзя, я решил придать этому празднику лирики, развесил на служебном входе красные кленовые листочки, на них нарисовал серп и молот и написал «Октябрь уж наступил…». В КГБ же спросили: «На кого наступил Октябрь?» Люди, которые работали на проходной и доносили в органы, просто не знали Пушкина. При этом, когда мы действительно имели в виду что-то антисоветское, эти неучи ничего не замечали…

«Детская литература – это всегда игра ума»

— Прошло 35 лет, сейчас это уже не ансамбль, а дуэт. Взрослые дяди предлагают зрителю вспомнить шедевры литературы для самых маленьких, то, что все с детства помнят наизусть, и задуматься наконец: «О чем в этих детских стихах идет речь?» Весь фокус в том, что детскую литературу писали гении: Чуковский, Маршак, Заходер… и Шварц. Хотя, конечно, Шварца с большой натяжкой можно назвать детским писателем, но он что называется «детский человек»… У нас был спектакль «Радуга зимой» по пьесе Рощина, в нем звучала песня: «Очень нужен городу детский человек».

И для Брянцева, и для Корогодского, и для всех, кто были с ними заодно, детство — понятие эстетическое. Ребенок – это человек, который способен удивляться, который не потерял любопытство, который способен видеть вещи по-своему, который свободен от предвзятостей, который всему открыт и который в принципе не принимает тональность и тоску этой жизни. Сколько лет при этом ребенку – не важно! Наш спектакль ностальгический. Это ностальгия по детству, не по кумачам и прочим атрибутам советского прошлого. Не по юности даже… А по тому моменту, когда человек был гениален и свободен, когда он видел всю абсурдность мира, видел мир реально. Он понимал и принимал всю эту путаницу, как у Чуковского, все эти перевертыши, всю эту игру смыслов и со смыслами… Детская литература – это всегда игра ума.

Чехов описывает своими короткими и гениальными фразами такие вещи, которые все видят, но не замечают, не обращают на них внимания. Увидеть, заметить – это тоже особенность детства. Ребенок открывает для себя мир, и мир широко открывается перед ним. Потом ребенок начинает взрослеть, входит в рамки, приобретает привычки, пропитывается традициями, ослепляется предвзятостями, тупеет от суеверий, и мир закрывается перед ним, сужается до замкнутого круга, и он становится стариком до того, как уходит на пенсию.

Изначально мы думали, что это наше сочинение адресовано взрослым. Но оказалось, что дети его смотрели с таким же интересом. И фокус в том, что ребенок все равно воспринимает вещи не головой, а сердцем. Он, может, и не сформулирует что-то, ему не хватит опыта что-то такое понять, но он может почувствовать куда больше, чем человек, который знает, как надо играть для детей.

Есть вещи, которые вне опыта ребенка. Он не поймет всех смыслов. И не надо! Чуковский помимо глубины дает такой ритм, который завораживает сам по себе. А еще в сочетании с музыкой…

«Краденое солнце» — самая актуальная сказка

— Стих Остера: «Если друг на день рожденья пригласил тебя к себе, то оставь подарок дома» мы делаем под фонограмму песни «Если друг оказался вдруг…». Ребенок этой песни не знает – у него не возникнет никаких аллюзий, но и не надо! Он услышит эту прекрасную музыку, а в сочетании с ней он получит что-то свое. Я намонтировал к этому спектаклю уже километры музыки. Там много всякого! Даже в «Телефон» вставили фонограмму из «Севильского цирюльника»! Дон Базилио поет: «Кле-е-е-вета!» На нее очень хорошо ложится история про газелей. Такое ощущение, что музыка написана на этот текст.

У меня никогда не было желания ставить Чуковского, потому что у нас в ТЮЗе был гениальный спектакль «Сказки Чуковского», в котором «Муха-цокотуха» – это был балет, «Краденое солнце» — опера и оперетта «Тараканище». У нас была миссия — воспитание грамотного зрителя, поэтому мы со зрителем играли в жанры. Это одновременно была и легкая пародия. Из «Краденого солнца» была сделана такая «Хованщина»: лес, все в сарафанах, зайчиха с вот такими ушами. Хор: «Стыдно старому реветь, ты не заяц, а медведь» – поет. Это был совершенно убойный спектакль. А я там пел крокодила — иностранного гастролера. Он же в сказке вообще ни при чем! Прочтите сказку! «Солнце по небу гуляло и за тучку забежало. Глянул заинька в окно, стало заиньке темно». Дальше пошел слух: «Это Крокодил солнце проглотил!» И результат: крокодила убили, дедушку прославили, а солнце вышло из-за тучки и продолжило сиять. Сегодня, по-моему, это самая актуальная сказка.

И поскольку я считаю, что лучше поставить нельзя, то за Чуковского я и не берусь.

«Нет ничего прямого в жизни. Все сложное, все фигурное!»

— Нынешняя программа называется «Эх, яблочко!»… Почему? Слово «яблочко» содержит в себе множество смыслов. Для меня это, прежде всего, матросский танец. А вообще назвать можно, как хочешь! Это во многом абсурдное произведение. В пьесе «Лысая певица» нет не только лысой певицы, но и певицы как таковой… Помните, в песне поется: «Ни на что не намекаю, просто песенку пою». Есть еще в названии «Эх»… У Окудажавы гениальная фраза в «Путешествии дилетантов»: «Эх!» — крикнул ямщик с яростью и отчаянием. Но ветер был так силен, что до слуха путников донеслось лишь одно отчаяние»… К чему я это рассказываю?.. Я ухожу куда-то мыслями… Помню, я приехал в Ленинград из Киева, когда мне было 15 лет. Нас привели в театр, я даже не понял, что это был именно ТЮЗ. Там показали спектакль «Наш цирк», в основе которого было упражнение первого курса театральной школы. Там не было настоящих животных, настоящих канатоходцев и фокусников – но это было настоящее цирковое представление, жизнь которому давало могучее и наивное детское воображение — гениальный спектакль! Там был, к примеру японский номер «Дрессировка насекомых». Я его посмотрел в 15 лет, а в 19 сам стал в нем играть и играл его еще 15 лет…

А 15 лет назад я уже пытался возродить здесь ансамбль «Дети Капитана Врунгеля». Мы затеяли его сделать, потому что русские дети здесь по-русски зачастую слышат только: «Не трогай! Иди домой! Отстань! Вынеси мусор! Помолчи!» Захотелось, чтобы дети услышали другой русский язык, чтобы им захотелось говорить на нем…

У того же Рощина есть пьеса «Галоши счастья» по сказке Андерсена. Один из ее персонажей – артист — влетает в химчистку с ворохом театральных костюмов и говорит приемщице: «Не пугайтесь, фройляйн, не пугайтесь! Выбьем пыль из Арлекина, встряхнем царя Эдипа, сдадим в чистку и получим, как новенького, короля Ричарда! Жизнь коротка, искусство вечно!» Приемщица с ужасом на него смотрит и отвечает: «Мы фигурное не берем, только прямое»… А он: «Но миленькая моя! В том-то и дело, что всем надоело прямое! Ничего прямого вообще не бывает на свете! Все фигурное, все сложное!» У меня ощущение, что сейчас публика фигурное не понимает, только прямое…

Вместо эпилога

И тут я произнесла, защищая монреальскую русскую публику:

— А по-моему, наши зрители хотят фигурного и сложного!

На что Игорь ответил:

— Вот и проверим!

Так что не подведите меня! Я за вас поручилась! Приходите на спектакль, и будем вместе искать и обнаруживать новые смыслы и миры в знакомых с детства стихах Чуковского, Маршака, Заходера, Остера и многих других.

Светлана Мигдисова
Монреаль