В конце 80-х Москва дотошная потянулась в Питер. Русский музей открыл запасники, а публика – в том числе и неизвестного Дейнеку. Мотивы те же – ткачихи да рыбаки, но на этих огромных полотнах труд в советском цеху или на таковой же путине представал библейским проклятьем. Понятно, почему народ десятилетиями лишали свидания с этими образчиками монументального искусства.Град Петров удивлял меня не раз и не два. Но летом 2006-го я чуть не споткнулась перед афишной тумбой с надписью «Riopelle: Canadian artist». И, конечно, пошла в Эрмитаж, хотя в нашем Museum of Fine Arts Риопеля довольно много (как и в Оттаве и в Квебек-сити). Выставка в Александровском зале Зимнего дворца была устроена совместными стараниями монреальцев, а еще Power Corporation of Canada и парой канадских фондов. 26 произведений, с поздних 40-х до 90-х, иначе говоря – профессионально сформированная экскурсия сквозь периоды, отражающие искания художника: Риопель был натурой увлекающейся.
В принципе, начать можно с любого фрагмента его бурной биографии. Да вот хотя бы с рождения. Заодно прикоснемся к миру канадского искусства, чтобы, например, не задаваться вопросом: «А это что за премия?» или: «Марка-то в честь кого выпущена?» В октябре 1923-го, когда Jean-Paul появился на свет (улица De Lorimier, Montreal), уже 3 года существовала Group of Seven, первое в стране объединение, вознамерившееся доказать, что канадская художественная школа – не нонсенс. Национальное и самобытное в данном случае проистекало из природы, которую до 1910-го, времени пересмотра позиций, принято было считать в художественной среде чем-то вроде печального недоразумения. Для переноса на полотно она категорически не годилась. Слишком оно «весомо, грубо, зримо». То ли дело – в Европе или в Англии. Коро, Констебл. Для натуралиста, плотогона прогулка по канадскому сосновому бору – удовольствие, для пейзажиста – «вульгарное приключение» (см. F.B. Housser «The Beginning»).
«Группа семи» — громкое, динамичное опровержение унаследованного от метрополии предрассудка. Назвать то, что они делали, «выездом на пленэр» — язык не поворачивается. Избороздили страну практически «от моря и до моря», добрались и до Арктики, снискав (ныне оспоренную, но важно ли это?) славу первопроходцев. Цель – «воплотить настроение, характер и дух страны». Критики только что не соревнуются, привязывая их пейзажи к порой противоположным художественным течениям. Черты экспрессионизма, живописного мистицизма, примитивизма. А если двигаться от апофатики: не реализм. Между прочим, ценители и знатоки специально в Канаду наведываются – посмотреть на подлинники. Я к тому, что страна не чуждалась революций в искусстве.
О социальном статусе отца Жан-Поля биографы (в связи со сверхзадачей) говорят разное. То он «плотник», разбогатевший на подрядах и вылезший в буржуа. То «успешный архитектор». А может, верны оба определения. Известно, однако, что детство у мальчика было вполне безоблачным. Отец хорошо зарабатывал, а мать оказалась наследницей солидного банковского счета и недвижимости. Способности к рисованию обнаружились у ребенка рано – и отец этим не пренебрег, обеспечив 6-летнему Жан-Полю уроки рисования и живописи. Известно, что подростком тот писал пейзажи и, опять-таки благодаря отцу, успел пообщаться с легендой канадской культуры — Grey Owl. Недолго, к сожалению. Но влияние натуралиста сказалось и на личности, и на творчестве Риопеля. Отношение к родной природе превратилось в подлинную страсть. Любимейший мотив — сова. «Индейская скульптура» — один из источников вдохновения.
Вопросом «Кем ты станешь, когда вырастешь?» детей и в древнем Риме терзали. Должно быть, резвый парнишка немало повеселился, перебирая карьеры механика, инженера и даже хоккеиста. Но действительно примерял на себя инженерное и архитектурное дело, пока не поступил в Еcole des beaux-arts de Montrеal, которую через год, в 1942-м («чтобы избежать армейского призыва»), сменил на более практичную l\’Еcole du Meuble. Воистину диковинное учебное заведение, где преподавали различные виды дизайна, историю, прикладное искусство, архитектуру, юриспруденцию. А «свободный дизайн» вел Поль-Эмиль Бордуа (Paul-Еmile Borduas) — одна из наиболее престижных квебекских наград в области изобразительного искусства носит его имя.
Такие встречи принято именовать «судьбоносными». Сам Бордуа, начинавший карьеру росписью и реставрацией церквей, уже обуян абстракционизмом, точнее – сюрреализмом. Риопель подпадает под его харизму и входит в группу Les Automatistes. В кумирах – дадаисты и Андре Бретон. Революция продолжалась. Вот как им удалось в 1946-м, при Дюплесси и властвующем католицизме, спроворить в Монреале свою обширную выставку, на которой, что ни работа — то и «выражение гармонии между художественной техникой и ритмом подсознания, воплощение свободы от традиционного диктата формы»?
Выбравшись из Квебека, взглянув на Европу и вдохнув атмосферы «праздника, который всегда с тобой», в 1948-м Риопель в составе возглавляемой Бурдуа группы из 16 человек подписывает в Монреале манифест «Le Refus Global». Ключевые слова (и производные от них): отвергать, закрытый, страсть, революция, непредсказуемый, перемены, пролетариат. «Христос, христианство, Бог» в контексте из указанного ряда. Основная идея все-таки не в том, что Бога нет (хотя оно и подразумевается), а в том, что религия ввергает Квебек в изоляцию, препятствует историческому росту живущего в провинции человека, ограничивая и выхолащивая его стремление к творчеству, и единственное, что может быть противопоставлено структурированной до гвоздика рутине, – «блестящая анархия». Ясно, что после опубликования и распространения (в количестве 400 экземпляров, по $1 за штуку) данного документа Бордуа с треском вылетел из l\’Еcole du Meuble.
Фамилия «Риопель» стоит под манифестом дважды. Жан-Поль женился на танцовщице Franсoise l\’Espеrance (Lespеrance – по желанию) и в том же году, уже надолго, отбыл в Париж. Прямиком на Монпарнас. Велик соблазн сравнения с Хемингуэем, и, конечно, некоторая схожесть есть. Обретение своей среды, например. Хорошая компания – Беккет, Дюшан, Джакометти. Бретон, безусловно. Но Риопель, «trappeur supеrieur» (характеристика Бретона), умопомрачительно быстро завоевывает признание. В 1953-м он участвует в выставке «Young European Artists in the Solomon R. Guggenheim Museum», и в анонсе аттестован, как «один из самых известных в мире молодых европейских (обратите внимание – А.К.) художников». С 1954-го постоянно экспонируется в нью-йоркской Pierre Matisse Gallery. В том же году вместе с Бордуа представляет Канаду на Венецианской Биеннале. Далее без остановок. По течениям абстракционизма. Видам изобразительного искусства. В итоге – более 6000 произведений: живопись, рисунок, гравюра, коллаж, мозаика, скульптура.
Работает он как одержимый. Без преувеличения — сутками, поначалу вообще предпочитая завершать картину за 1 сеанс. Попытки сформулировать его психологический настрой во время сеансов обречены на неудачу: слишком много противоречий. С одной стороны, «когда я сомневаюсь — не работаю, а когда работаю — я не сомневаюсь». С другой: «Хорошую картину художник творит в агонии ужаса». Техника Риопеля (по периодам) проанализирована в любом кратком справочнике, но все же. Это о самом знаменитом – «мозаичном». Художник в буквальном смысле слова не брался за кисти – выдавливал краску из тюбика прямо на холст («фунтами! Чем не каменщик?»), а потом с помощью мастихина придавал поверхности мозаичный рельеф. Лаком не пользовался. «Живопись действия».
Поведение Риопеля вне мастерской поражало даже ко всему привычных французов. Особенно его манера водить автомобиль: на грани риска, с неожиданными остановками или бесшабашной гонкой. Художник был неравнодушен к машинам и с первых же крупных гонораров взялся коллекционировать винтажные модели – и подружек. Замечание «Риопель во всем страстен» сделалось журналистским штампом. Кстати, та же пресса проведала, что художник терпеть не может танцы, даже «на погляд». Вот интересно, как он целых 10 лет выдержал совместный быт с l\’Espеrance, которая ежедневно стояла у станка часа по 4?
Впрочем, начудила тут не Терпсихора. Натуры разные. Даже дети – две дочки – спасти этот брак не могли. И почти сразу же Риопель нашел женщину своей мечты. Роман с американской абстракционисткой Джоан Митчелл (Joan Mitchell) длился почти четверть века. Совместного жилья не заводили. Встречались ежедневно. С 1972-го, когда Риопель вернулся в Квебек, перекликались через океан. В 1992-м Mitchell умерла. Риопель создает посвященную ее памяти гигантскую фреску «Hommage а Rosa Luxemburg», повесть из 30 эпизодов с анималистскими мотивами, общей длиной – более 40 м (см. в Музее национального изобразительного искусства Квебека). Сам выбор темы и странное для Риопеля название пришли из их с Митчелл «семейного» языка (у Пушкина — «Зизи, кристалл души моей»). Оба любили французскую художницу-анималистку Розу Бонер (Rosa Bonheur). Отсюда прозвище Митчелл «Rosa Malheur». А Роза Люксембург слала из тюрьмы шифрованные письма… Как-то так. Мне ужасно нравится.
Последние годы жизни мастер «живописи действия» сильно болел и в своем доме на Isle-aux-Crane работал сидя. Эпитеты, которыми человечество сопровождает имя Риопеля, — один другого весомей, а уж в Квебеке на художника не намолятся. Мир потерял «последнего великого абстракциониста» в 2002-м. 78 лет – возраст почтенный. И тут же возник очередной штамп: при таком образе жизни другой бы лет в 40 помер.
Есть на острове небольшая сыроварня, производящая продукт кустарным способом, как оно было до глобальной индустриализации. Художник подарил ее сырам свое имя, а на коробке позволил воспроизвести фрагмент из «Hommage а Rosa Luxemburg». С продажи каждого круга Le Riopelle de l’Isle идет отчисление в фонд помощи неимущим старшеклассникам и студентам Isle-aux-Crane.
Монреаль
