От редакции
Напомним нашим читателям, что автор, обложившись канадскими учебниками истории для детей, адаптирует их для нас, великовозрастных иммигрантов…
Мечта ирокезского вождя
Было бы несправедливо, рассказывая о Новой Франции, не упомянуть тех, кто трудился рядом с Шамплейном. Я выбрала троих. Двум из них – точно светлая память, а что с третьим…
Первый подвижник канадского сельского хозяйства, или Сherchez la femme
Судьба коменданта Акадии, Жана де Путринкура (Jean de Poutrincourt), словно служит иллюстрацией к пословице «Человек предполагает, а Бог располагает». По отзывам современников, он отличался исключительно мирным характером. И вот, поди ж ты, почти всю свою жизнь так или иначе провоевал и погиб в сражении.
Убежденный католик, еще в юные годы он выступил на стороне Католической лиги против Генриха IV, который позже, предпочтя Париж обедне, возвел Путринкура в рыцарство и назвал «прекраснейшим и храбрейшим шевалье во всем государстве». Религиозные войны отняли у Путринкура практически все состояние. Он снискал более чести, чем богатства, хотя, по идее, многочисленные его титулы и высокие должности должны были бы предоставить ему и то и другое.
В 1603 году началась его канадская эпопея. Прослышав, что его друг de Monts получил монополию на торговлю в Америке, он очертя голову ринулся в это предприятие. Была у шевалье мечта: основать в колониях сельскохозяйственную империю. Широкая душа требовала пространства, а опыт солдата подсказывал, что новые территории придется защищать. На двух кораблях, вышедших из Гавра в марте 1604, его сопровождали лично им самим отобранные вояки, на которых можно было положиться.
Корабли, почитай, еще и к берегу не пристали, когда Путринкур стал владельцем и комендантом своей мечты: один из фрагментов открывшегося перед экспедицией пейзажа так полонил его воображение, что он уговорил de Monts предоставить ему исключительное право на это место. Каковое и получил в обмен на обещание основать здесь поселение и способствовать заготовке пушнины. Этот «попутный» договор был в 1606 году ратифицирован королем, и у Путринкура появилась своя земля.
Шамплейн посвятил себя Квебеку, Путринкур – Порт-Роялю. То, как шевалье организовал работы на прилегающих к Порт-Роялю полях, обнаруживало в нем незаурядный талант земледельца. Он сажал зерновые и первым в Америке соорудил водяную мельницу. Правда, мешала торговля: приходилось, выполняя договор, налаживать доставку во Францию пушнины. Но он и с этим справился, подружившись с племенем Микмак.
В 1607 году колонистам по требованию короля пришлось покинуть Канаду: скорее всего, Генрих испугался, что с монополией продешевил. Путринкур, твердо помня, что отчаяние – великий грех, нагрузил корабли от всех плодов земных, включая упитанных, живых гусей. Он не просто выполнял приказ. Он намеревался доказать королю, что Акадия уже существует.
Наверное, королевская кухня приняла его дары. Однако, если ты помнишь, читатель, временами европейские владыки страдали недугом, который учебники называют «потеря интереса к Америке». На сей раз недуг постиг Генриха IV, и, не будь на свете женщин, освоение французами Канады в очередной раз отодвинулось бы на полвека.
Придворные дамы, напротив, жаждали колонизации: они уже знали, что индеец – тоже человек, и его надо крестить. В моду вошло вышиванье крестильных рубашек. Лишить прекрасный пол полезного досуга король не осмелился.
В 1610 году на пути в Акадию Путринкура сопровождали не столько солдаты, сколько иезуиты. Привез он и сыновей. Как хотите, но изо всех племен, которые мелькали на этих страницах, самыми симпатичными представляются мне Микмаки. Вернувшись в Порт-Рояль, французы смогли войти в свои дома так, словно только вчера их покинули. Микмаки постарались.
Вплоть до своей гибели во Франции, в 1615 году, Путринкур провел время в тяжких заботах. К сожалению, не только сельскохозяйственных. Суетился. Приходилось защищать форт, а главное – искать для него субсидии. Даже в тюрьме посидел: кредиторы одолели.
И все же утешительно сознавать, что программу мужчины: возвести дом, вырастить сына и посадить дерево, — шевалье выполнил с избытком.
Ода первому канадскому поэту
Марк Лекабо (Marc Lescarbot) жил ярко. Полные учебой и весельем студенческие годы. Глубокое – по всем временам – классическое образование. Рано замеченный талант поэта. Счастливая способность реализовывать свои интересы. Так, в 1602 году он вдруг обращает взоры к медицине. Правда, к тому ее разделу, что ведает болезнями, связанными с неумеренным потреблением вина. И переводит с латыни на французский памфлет доктора Citois, будущего личного врача кардинала Ришелье: «Histoire merveilleuse de l’abstinence triennale d’une fille de Confolens» (Удивительная история трехлетнего алкогольного воздержания девицы из Конфоленса). Убежденный миротворец, он принимает участие в заключении Испано-французского мирного договора и публикует «Poеmes de la Paix» (Поэмы о мире).
В 1599 году Лекабо официально становится парижским адвокатом. Блестяще выигрывает несколько процессов – и вступает в конфликт с продажными парижскими судьями. Придя в ярость, он бросает Париж, посылает Франции стихотворное «Adieu», упаковывает любимые книги и весной 1606 года, присоединившись к своему клиенту и другу, Путринкуру (Jean de Poutrincourt), отплывает в Акадию.
Сколько нужно прожить в стране, чтобы войти в ее историю? Лекабо пробыл в Порт-Рояле всего-навсего год. И вошел накрепко: первая канадская библиотека, первая запись индейского фольклора – сказаний и песен племени Микмак, первые стихи, ставшие основой для вечеров L’Ordre de Bon Temps. Первый театр: возвратившийся в Порт-Рояль Путринкур был встречен театрализованным представлением «Нептун в Новой Франции». Написал и поставил его, конечно, Лекабо. Один из старейших театров Галифакса и ныне называется Neptune Theatre.
Все, к чему прикасался этот человек, было отмечено поэзией. Он и огород предпочитал обихаживать далеко за полночь, чтобы любоваться звездным квебекским небом.
В 1607 Лекабо вместе с Путринкуром покидает Новую Францию. И через два года в свет выходит его книга: \»Histoire de la Nouvelle-France, contenant les navigations, decouvertes et habitations faites par les Francais es Indes occidentales» (История Новой Франции, содержащая сведения по навигации, а также описание свершений французских поселенцев и индейцев). Это не академический труд. Автор повествования то и дело отвлекается в нем на анекдоты, забавные истории, а заканчивает и вовсе поэтическим приложением \»Les muses de la Nouvelle-France» (Музы Новой Франции), сборником стихов и поэм, написанных в Акадии.
Обширная глава посвящена индейцам. Внешний вид, обычаи, особенности речи, ритуалы и песни – по сути, словесная живопись, впервые позволившая европейцам по-настоящему взглянуть на аборигенов Америки. И все это без малейшей предубежденности. Пожалуй, только одно: как истинный француз, он жалеет индейцев за то, что они пренебрегают наслаждением, кое даруют нам вино и любовь.
Потом он путешествует по Европе, женится, успешно отстаивает в серии процессов имущество жены. А тем временем его «История» выдерживает несколько изданий и переводится на немецкий и английский языки.
Даты жизни Лекабо точно не определены. Он умер примерно в 1630 году. Его собственный исторический портрет исследователи этой эпохи видят так: «Между Шамплейном, часто суровым человеком действия, и проповедниками Евангелия, миссионерами, этот поэт-адвокат предстает ученым и гуманистом, последователем Ронсара и Монтеня».
Первый квебекский неформал
В 1608 году в Квебеке появился Этьен Брюле (Etienne Brule) – настоящий enfant terrible, которого только и не хватало отцу Новой Франции для полного счастья. Брюле, эдакая помесь хиппи с панком, прибился к Шамплейну в 16 лет. Тяжкие, полные голода и лишений зимовки колонистов нагнали на него такую тоску, что он запросился к индейцам.
Думаю, что Шамплейн был не только классным картографом, но и хорошим психологом. В форте, где обитало всего несколько десятков человек, обязанности следовало распределять так, чтобы результат в любом деле оказывался максимальным.
Отпуская Брюле кочевать с гуронами, Шамплейн одним выстрелом убивал нескольких зайцев: направлял присущую юноше авантюрность в нужное русло, внедрял «своего среди чужих» и удалял из Квебека повесу, от которого в родных стенах ничего, кроме неприятностей, не дождешься. Именно учебник для малышей, предлагающий ребяткам раскрасить костюмы первопоселенцев и склеить по приведенному чертежу бумажную астролябию, помещает вывод Шамплейна о характере Брюле: «Этот молодой человек отличался очевидной порочностью и страстной приверженностью к женскому полу».
Поскольку ответным жестом гуроны, вполне добровольно, предоставили Шамплейну для дальнейшей отправки в Париж своего парнишку – видать, сходной натуры, то, припомнивши сыновей ирокезского вождя, можно сказать, что добрая традиция межнационального обмена студентами получила развитие.
Брюле становится связным между гуронами и фортом и первым в истории Канады Coureur de bois – траппером по-нашему, т.е. охотником на пушного зверя, использующим в основном западню. К сожалению, этот недюжинный человек, овладевший несколькими индейскими наречиями и находивший прелесть в первобытном образе жизни, в течение 20 лет почти не вел записей. Сведения о нем, с профессиональной точки зрения, сохранились в отчетах миссионеров, «которые возражали против его не освященных церковью браков с индейскими женщинами» (тот же учебник). Современники не очень доверяли его устным рассказам, хотя Шамплейн все-таки использовал их, перерабатывая свои Les Voyages. И вероятно, что Брюле был первым европейцем, кто поднялся по Ottawa River и дошел с индейцами до Великих озер, Ontario и Huron, а может, и до Superior и Erie. Вслед за ним этот путь проделал и Шамплейн, уже комендант Квебека.
Взаимоотношения между «отцом» и «дитятей» складывались не безоблачно. Известно, например, что Брюле схулиганил во время поддержанного Шамплейном гуронского похода на племя Andaste. Он должен был провести авангард союзников к поселению врага, обеспечив рекогносцировку и прибытие большей части отряда. Но странным образом заплутал. Гуроны потерпели поражение. Как оправдывался потом траппер, не сказано, и никаких санкций к нему не применяли.
Началась франко-английская война. Осада Ла Рошели описана Дюма-старшим в его бессмертном романе «Три мушкетера» — не будем же повторяться. И в 1629 году траппер предал и своего благодетеля, и Новую Францию, сдав Квебек братьям Кёрк (Kirke), английским каперам, т.е. сэрам.
Вот написала «сдал» и почувствовала неловкость. Точно-то никто этого не знает. Историки базируются на впечатлении Шамплейна, столкнувшегося с Брюле на берегу Saguenay River: «Когда Шамплейн обвинил его в предательстве, Брюле пристыженно опустил голову. Потом развернулся и медленно побрел к лесу. С тех пор никто из европейцев его не видел». Почему Шамплейн и не попробовал наказать изменника?
Через 4 года гуроны убили Брюле. Гибель его так и осталась загадкой: комендант Квебека ее причин не расследовал.
Последние годы Шамплейна
Захваченный Кёрками Квебек был разграблен и сожжен, а потом, на всякий случай, еще и причислен к английской короне. Шамплейна пленником отослали в Англию. Каково ему было узнать, что «морские волки» работали на свой страх и риск, поскольку монаршие особы уже подписали мирный договор. Коменданта отпускают во Париж, где он подает череду прошений о восстановлении Квебека как французского поселения. И добивается своего: в 1632 году Карл возвращает этот форт Франции и выплачивает компенсацию.
Шамплейн тут же летит на пепелище. Ему пришлось не только заново отстраивать форт, но и снова договариваться с индейцами, которые в европейские дела не вникали, а попросту за отсутствием на месте посчитали своего бывшего союзника врагом.
Умер Шамплейн смертью праведника – при открытых Царских Вратах, ровно в Рождество, в 1635 году. Конечно, заслуженно.
Основанный им город стоит уже 4 столетия. Да и Монреаль не молод. Но об этом — через неделю.
Монреаль
