Посткарантинное

1.

Вчера мы вернулись из поездки в кемпинг.

До сих пор не понимаю, что на меня нашло.

Вся эта история с сосисками на костре и бардовскими посиделками вообще не мой конёк. Но дух бродяжничества неистребим: раз уж до конца лета вариантов вне Канады нет, то было решено довольствоваться поездкой в соседнюю провинцию Онтарио.

Через приложение арендовали большой 6-спальный RV (дом на колёсах), закуплено продовольствие и даже приобретена ПАЛАТКА!

Я ездила на форум «Селигер» 4 раза. ЧЕТЫРЕ! Казалось бы, выводы могли напроситься и после первого. Но когда тебе 20, ни потрёпанный спальный мешок, ни голубые кабинки туалетов, ни даже душ-топтун не вызывают неудобств…

4.5 часа в пути — и вот уже ворота кемпинга Sandbanks разъезжаются навстречу.

Этот трейлер-парк широко известен среди местных: некоторые канадцы снимают здесь места на все лето и живут с видом на озеро и собственным причалом. Приезжать можно на своих RV или без, на этот случай имеются отдельностоящие вагончики с «полным фаршем». Заселяющиеся на всё лето строят террасы и даже разводят мини-палисадники.

Проехав на своё место 420 (очень символично) и подключив трейлер к электричеству и водопроводу, мы вдохнули свежий лесной воздух.

При помощи друзей, подъехавших на своём RV на место, соседствующее с нашим, разбили лагерь.

Насыщенный день на озере. Дети до одури плескались в воде, а вечером пришли в полный восторг от зефира на костре. Спать из романтических побуждений решили в палатке: ну когда ещё удастся вот так вот красиво выспаться под звёздным небом?!

Замысел почти осуществился. Почти, оттого что пьянствующие студенты-англофоны в «лагере» напротив затеяли оживленный спор в час ночи.

Как и положено канадцам, вначале мы терпели и надеялись. Потом я подошла и вежливо попросила беседовать на пониженных тонах. Затем сходил муж. Обычно уравновешенный и спокойный, он даже немного прикрикнул на без устали гомонящих.

Персонажи не унимались. На полицию надежды не было, а местная охрана в лице двух 45-килограммовых подростков на гольф-карах умиляла даже пенсионеров.

Студенты продолжали свой ор до 3 утра, затем я немного забылась, и лишь шорох енота в мусоре сопровождал мой сон до пробуждения сына в 6.

Весь следующий день я носилась не переставая, и к 11 вечера спать хотелось отчаянно. На своих ошибках я учусь с десятой попытки и спать вновь легла в палатке, проигнорировав RV.

Студенты, отоспавшись за день, веселые и отдохнувшие, к 12 ночи вновь орали у костра. Все повторилось по схеме: надежда, ругань, отчаяние, но вместо фазы принятия созрел план мести.

В 5.40, когда самый стойкий захрапел, я прокралась во вражеский лагерь с двумя мешками остатков ужина и равномерно их распотрошила по всей территории оппозиционеров.

Барсуки, еноты, белки сбегались туда до самого утра, словно на пение Белоснежки.

Не дошёл, пожалуй, только медведь, очевидно, не пролез через загородку.

Не знаю, что стало причиной срочного отъезда шумных студентов: дела ли в городе или памятные сувениры от ночных посетителей.

К моменту нашего возвращения с пляжа их стоянка пустовала, и третья ночь под звёздами прошла в полнейшей тишине.

Вот так, не подставив левую щеку и прикормив страждущих, я наконец смогла выспаться на природе.

 

2.

Зайти в русский магазин прямо перед садиком Лу было стратегической ошибкой. Мало того, что начался проливной дождь, ещё и в очереди передо мной оказалась англофонка — говорливая, неопрятная и очень полная.

Она задавала продавцу в мясном отделе кучу вопросов, сама себя перебивала и просила попробовать все 20 видов колбасы с прилавка. Говорила при этом на «франглé» (французском, сдобренном англицизмами) с добавлением молдавского.

Хозяин, пожилой молдаванин, мужественно держал оборону и терпеливо отрезал. Но когда колбас было перепробовано уже 10, а очередь за мной выросла на шесть человек, начал закатывать глаза и менее вежливо отвечать на повторяющиеся вопросы привередливой покупательницы.

Определившись с колбасой и попросив нарезать тончайшими кусочками 100 г выбранной, женщина обратилась ко мне неровно накрашенным ртом:

«Что это у тебя?» — кивая на сырки в глазури. Получив ответ, она продолжила: «Вкусные?» Я кивнула, а женщина не успокаивалась: «Насколько они натуральны? Я на диете и ем только биологическое!» — и, не дожидаясь ответа, ломанулась к молочке.

Окинув взглядом ее массивную фигуру, я пришла к выводу, что диета началась час назад, и обратилась к продавцу с просьбой взвесить мне буженины.

Женщина тем временем набросала в тележку гору сырков, тут же съела два со стоном наслаждения и подозвала меня: «Вот эти ты взяла?» Я снова кивнула. Она: «Я не буду их покупать, если они не биологические!» Я, зачем-то продолжая дискуссию: «Учитывая, что сырки произведены в России, какое-то количество консервантов в них все равно есть, иначе живыми сюда они бы не доехали».

Женщина нахмурилась и протянула: «Ну, если немного, то не страшно, наверное».

Увидев сосиски, которые я принимала из рук мясника, она взяла их из моей тележки и начала читать состав на этикетке штрих-кода.

«Нет, — говорит, — в них слишком много добавок, мне такое нельзя, я же на диете. И ты, — говорит, — не ешь это. А то разнесёт».

Затем «диетолог со стажем» благополучно выплыла из магазина, так и не оплатив съеденные сырки.

 

3.

Погоды стояли дивные, и мы с Машей, Стеллой и детьми отправились на прогулку в парк.

Сев за стол у игровой площадки и разложив соки и еду, выпустили сыновей-ровесников из колясок. Мой Лу и Ти, сын Маши, друзья с самого рождения, и уже сейчас «дают стране угля».

Мальчишки принялись носиться вокруг, то и дело подбегая к столу: попить, поесть, повидаться.

Мы неспешно общались и радовались скорому завершению карантина.

«Мама, смотЛи!» На маленькой ладошке грозно шевелили усиками две крупные мохнатые гусеницы. Меня чуть не стошнило: с детства неровно дышу ко всему ползучему, с пушком.

Ти пошёл дальше: «Мама, развяжи!»

Маша чуть не упала с лавки. Ее сын держал ярко-зелёный мешок с собачьим дерьмом, найденный под деревом.

«О Боже, он уже шевелится!» — закричала она, выбивая из рук ребёнка ценную находку.

Следующие 15 минут руки малыша подвергались всем доступным на пикнике мерам санобработки.

Потом дети продолжили мирно бегать по детской площадке, а мы — вспоминать наше детство в постсоветском пространстве и хором удивляться, как нам вообще удалось выжить.

Маша рассказывала про обилие в Калининграде наркоманов и бомжей, поливших ее друга бензином на стройке, и, как они сами, будучи детьми, случайно подожгли заброшенный дом.

У меня тоже был Ижевский сборник про соседей-алкашей, бросающих бутылки с балкона, бандитов с простреленными спинами и бабушек, продававших сигареты поштучно детям.

Вспоминали, как бегали по стройкам в поисках «приключений», убегали от подозрительных бездомных и другое, столь дикое в озвучании в Канаде, но столь обыденное в детстве.

Мы, дети из интеллигентных семей, познали неприглядную изнанку жизни страны в 90-е, несмотря на всю заботу родителей. Что же сталось с теми, к кому в семье относились с меньшим вниманием?

Помалкивала только Cтелла. В ответ на наши истории на грани жизни и смерти она сообщила, что все детство прыгала на резиночке и ни разу даже не видела вуайериста.

Стало грустно за детство наших детей и немного за Стеллу.

Не оттого, что без стройки, бомжей и соседей-токсикоманов они вырастут менее предприимчивыми. А за какую-то частичку безвозвратно утерянного…

Еще через минуту, повернув голову на крики, увидела наших сыновей в розовой электромашине, угнанной у кудрявенькой арабки. Ребята быстро разобрались с управлением и уносились с площадки под истошный плач владелицы.

Стало понятно, что эти по жизни разберутся…