Вне всякого сомнения, изогнутая вышка Олимпийского стадиона – один из красивейших символов города. Лично для меня эта самая башня всегда играла полезную роль: возвращаясь в город по 20-й или 10-й дороге с юго-востока, ее замечаешь еще издали и понимаешь, что скоро будешь дома. Кроме того, за определенную мзду на башню можно подняться в фуникулере и посмотреть на город со смотровой площадки (ничего особо нового, впрочем, не увидя: с баллюстрады парка на холме Монт-Руаяль панорама ничуть не хуже).
Сама же прижавшаяся к земле громада стадиона в ближайшем рассмотрении обычно только мешается: помнится, пытался я «срезать угол» и пройти сквозь здание с авеню де Кубертена к Ботаническому саду. Куда там! Проплутав минут 20 в жутковатых бетонных лабиринтах, пещерах и коридорах, я снова вернулся в изначальную точку и очень был этому рад. За время своей «экскурсии» я не встретил ни души, не заметил никаких признаков человеческой деятельности. Тем не менее, отсутствие разрухи и бомжей доказывало, что кто-то сюда все же регулярно является и следит за этой пустотой. Может быть, гномы или орки.
К Ботаническому саду я пошел в обход, солнцем палимый.
А все же – что происходит в этой гигантской серой черепахе, которая издали кажется такой белой и милой? Накануне гастрольного концерта группы Genesis под ее крышей, гордо подвешенной на могучих тросах, я задался целью это выяснить.Оказалось, что у этого строительного сооружения – история, мрачная до готичности. Может показаться, что квебекская баба-яга изначально была против, или же не обошлось без какого-то фатального феншуйчатого «разлома». Судите сами.
же, как мужчина неспособен к деторождению.
Жан Драпо, мэр Монреаля, 1970 г.
Планы и свершения.
Олимпийский стадион (Le Stade Olympique, The Olympic Stadium) Монреаля возводился к летней Олимпиаде 1976 года; но и по сей день, рассчитанный на 56 тысяч зрителей, считается самой вместительной спортивной ареной страны. Уникальный проект французского архитектора Роже Тейибера (Roger Taillibert) включал в себя управляемую кевларовую крышу, которая выдвигалась бы и сворачивалась на тросах, спущенных со 175-метровой башни над ареной. На макетах все выглядело исключительно смело и красиво. Предварительная смета составила 134 млн. канадских долларов.
Но с самого начала что-то явно пошло вкривь и вкось. Строительство было в самом разгаре, когда квебекский пролетариат в очередной раз потянулся к социализму и устроил грандиозную забастовку. Главными ее достижениями стало то, что башню к Олимпиаде так и не построили, игры прошли в конфузной обстановке, расходы на строительство выросли до 264 млн. долларов (почти вдвое выше намеченного), а знаменитая крыша, символ франко-квебекской дружбы, за ненадобностью провалялась во Франции на складах аж до 1982 года.
Крыша не поехала
После Олимпиады башню взялись достраивать, но уже, что называется, без всякого удовольствия. Наконец, построили, водрузили крышу, натянули тросы. Зодчие облегченно вздохнули… и совершенно напрасно: 65-тонная крыша – табарнак! – не желала складываться. Когда ее все же удалось сложить, на дворе уже стоял 1988 год. Ко всему прочему выяснилось, что крыша не только слишком тяжела, но и недостаточно крепка: при порывах ветра в 25 миль в час она либо категорически отказывалась работать, либо повреждалась.
Где деньги, Зин?
Чтобы хоть как-то залатать дыры, правительство Квебека тоже пошло по немудрящему пути социализма: ввело отдельный табачный налог. Согласно соответствующему акту, окупив таким образом расходы олимпийского комитета, город получит весь спортивный комплекс в собственность. Ввели налог, взвыли курильщики, густо закурчавилась марихуана на городских балконах. Жить стало веселее.
Нет, неправы те, кто говорит, что нынешнее правительство чем-то глупее предыдущих…
В конце минувшего года город наконец расплатился с комитетом. Кстати, для этого хватило всего 8% от собранных налогов. По правде говоря, город обещал выкупить стадион раньше, но в мае того же года появился запрет на курение в общественных местах, и – кто бы мог подумать? – поступление налогов изрядно затормозилось.
Итоговая стоимость постройки стадиона (включая текущий и капитальный ремонт, реконструкции, проценты и инфляцию) составила душераздирающую сумму в 1 миллиард 610 миллионов долларов – в 12 раз больше изначальной сметы.
Крыша-2, или Ответный удар
Но и на этом ведьмацкое проклятье не истощилось.
Стадион, казалось бы, предназначен для игр в бейсбол, футбол и так далее. Но выяснилось, что даже для бейсбола он не годится. Поскольку высота крыши была всего 52 метра, всякие попытки сделать высокую подачу или сильный удар неумолимо разбивались о потолок.
Пришлось даже разрисовать навес оранжевыми линиями, разделяющими на потолке зоны засчитанных и незасчитанных подач.
Это уже был полный маразм, и, повздыхав, в 1991 году стадион взялись перестраивать. При этом было демонтировано 12 тыс. сидячих мест. Лишь бы любимая монреальцами команда Expos продолжала выступать на стадионе.
8 сентября того же года лопнуло перекрытие, и бетонная плита весом в 55 тонн обрушилась во внутренний коридор. К счастью, никто не пострадал; но капризных игроков Expos на стадионе больше не видели. Они отправилась доигрывать сезон по другим городам.
На следующий год было принято мудрое решение не трогать уже крышу совсем, пусть остается вечно закрытой.
В мае 1998 года ее демонтировали, а в конце того же года на ее место водрузили новую, которая уже не должна была открываться даже теоретически. Чтобы даже мысли не возникало.
Новая крыша обошлась в 26 млн. долларов, что не помешало ей вскоре обвалиться на головы работников, готовящих ежегодный Автосалон. Вслед за Expos, монреальский Автосалон спешно покинул стадион и уже не возвращался.
Крышу отремонтировали, но она упорно продолжала осыпаться под тяжестью снега или льда. Судебная тяжба с подрядчиками, изготовителями и проектировщиками крыши продолжается по сей день.
А стадион теперь каждую зиму наглухо закрыт и пустует – бобру понятно, что крыша все равно обвалится.
Впрочем, есть новость: в ближайшие годы собираются монтировать третью крышу, тоже статичную. Вот только особого энтузизма эта идея уже не вызывает.
Исторический плевок
Как же еще добыть денег в пустом и простаивающем страшилище? А еще можно устраивать рок-концерты.
Но и тут злая судьба не пожелала смягчиться.
В 1977 году на арене выступала группа Pink Floyd. Во время исполнения песни «Летучие свиньи» вокалист и бас-гитарист Роджер Уотерс с ужасом наблюдал, как некто из беснующейся публики мудрит с ракетницей прямо у сцены. Он оборвал пение и закричал: «Да черт вас дери, кончайте вы ваши фейерверки и вопли! Я тут петь пытаюсь». Но рев толпы от этого только вырос.
Уотерс продолжал свою речь таким образом:
«Мне-то, конечно, все равно. Если вы не хотите слушать, то и черт с вами (в этом месте мистер Уотерс выразился более энергично). Но я уверен, что многие другие хотят хоть что-то послушать. Может, вам все же заткнуться? Я пытаюсь петь песню, которую некоторые хотят услышать. Я сам хочу ее услышать!»
Он возобновил пение. Но ситуация только ухудшалась, и во время следующей песни Уотерс уже видел, как по сетке, отделяющей сцену от публики, карабкается другой фанат. Запахло крупными неприятностями. Уотерс окончательно потерял самообладание и плюнул фанату прямо в лицо.
Не дожидаясь конца концерта, гитарист Дэвид Гилмор бросил играть, ушел со сцены и больше не возвращался.
Впрочем, нет худа без добра: именно после этого инцидента Уотерс вплотную задумался о непреодолимой преграде между личностью и толпой, что в конце концов и привело его к идее создания легендарного альбома «Стена».
15 лет спустя во время концерта группы Metallica отказала пиротехника, и вокалист Джеймс Хетфилд получил сильные ожоги.
А на концерте Guns N\’ Roses внезапно отказал звук. Вокалист группы Аксель Роуз в отчаянии покинул сцену. Разочарованные меломаны учинили дебош, десятки человек были ранены, и даже монреальской полиции, уж на что неохота – ведь могут обидеть и даже ударить, — пришлось вмешаться.
Народная любовь
Стадион в народе называют по-всякому. Люди благовоспитанные ограничиваются термином «white elephant» (так называют любой объект, затраты на который намного превышают выгоду и здравый смысл), а народ попроще вешает обидные ярлыки вроде The Big Mistake, The Big Owe или даже просто Uh-O. А совсем уже нечуткие личности до сих пор вспоминают знаменитую фразу тогдашнего мэра Жана Драпо, которую я и привел здесь в качестве
Монреаль
