С прибытием в андерграунд

С прибытием в андерграундЧрезвычайно грустно и безотрадно жить в России в очередную эпоху единомыслия. Единомыслие исключает дискуссии и поиск истины, присущие человечеству со времен глубочайшей древности. Единомыслие лишает народ исторической памяти.Для поддержания единомыслия надо прикармливать огромное количество людей, которые превращаются в дармоедов, не способных к плодотворной деятельности. Это – и депутаты, и сотрудники спецслужб, и охранители с телеканалов. Они обязаны ежедневно заявлять о себе, иначе эффект пропадет. В этом стремление к единомыслию сродни наркомании. Между прочим, лично я считаю, что наркомания – болезнь, причем, скорее, душевная, и излечиться от нее, безусловно, возможно, но очень трудно, и без желания самого больного совершенно бесполезно.

Со свободами, как известно, в России сейчас напряженка – они в дефиците, «выдаются только членам профсоюза», и то по согласованию с вышестоящим начальством. О каких свободах я говорю? О тех, что предоставлялись в СССР в 1960-е – 1970-е годы особо одаренным людям. Тогда, например, артисты могли ездить за границу, пусть и под надзором. Известным писателям, академикам позволялось даже иметь собственное мнение и высказывать его в относительно широком кругу.

Простые люди видели такие привилегии, приучались ценить данные свободы, хотели для себя того же. В конце концов, когда обстоятельства тому помогли (рухнули цены на нефть и государство не смогло кормить свой народ), люди добились правозащитных свобод. В 1990-е годы свободой слова уже никого нельзя было удивить. Сколько людей – столько тогда было и мнений. Дискуссии спонтанно возникали на перекрестках, привлекали десятки, даже сотни людей и, между прочим, никогда не приводили к потасовкам (во всяком случае, я не видел).

Сейчас, увы, все иначе. Мы живем в век высоких технологий и низких помыслов. В современной России власть дает людям своего круга свободу врать, свободу воровать и грабить. (А с недавнего времени – еще и свободу убивать, например, на Донбассе. За это пока никого не посадили, не привлекли к ответственности, а многих еще и поощрили).

Люди долго смотрели на это и завидовали. Теперь цены на нефть рухнули, государство снова стоит перед перспективой пустых прилавков. И народ, похоже, пошел вразнос. Вот только в ходу у него другие свободы: не платить по счетам, не отдавать долги, не регистрироваться в налоговой. Чем же народ хуже депутатов и министров, поддерживающих рейдерство силовиков, вранье пропагандистов?

Похоже, Россию уже сейчас медленно накрывает «бунт, бессмысленный и беспощадный», но он не имеет ничего общего с забастовками рабочих и разрозненными попытками вывести дальнобойные фуры на протесты против очередного налога. Это бунт против коллекторов и налоговых органов, ведущих сейчас борьбу не на жизнь, а на смерть за выбивание долгов из населения. Получается как в советское время: говорим одно, а думаем другое. На собрании мы за Советскую власть и против империалистов, а на кухне слушаем «Голос Америки» и обсуждаем, как купить джинсы. Сейчас – другая специфика, строго монетаристская. На словах мы – государственники, мы за Путина и против всех его врагов, кого бы он в эти враги ни назначил. На деле мы сдерем с государства все, что возможно в виде субсидий и пособий, но не будем по возможности платить за свет, газ и воду, ни за что не зарегистрируемся в налоговой, не дадим государству и рубля в виде акциза на алкоголь – начнем гнать самогон или покупать подпольную водку.

И тут я плавно перехожу к теме данного очерка, а именно, к тому, безусловно, антинародному стремлению спрятать голову в песок, забиться в свою нору, обложиться самиздатом и превратиться в гонимого антисистемщика. Видно, сама власть готовит меня к этому. Пусть даже я и не нуждаюсь в каждодневном приеме водки — традиции, по нынешним временам разорительной для законопослушных граждан. Водку из-под полы я купил лишь однажды, чтобы посмотреть, что это за продукт такой, которым балуется нынче 75% населения. Ее продают в нашем магазине, предусмотрительно замотав в газетку и положив в темный пакет. Данную субстанцию неизвестного происхождения употребляют все местные мужчины, вплоть до приезжающего к нам из Петербурга доктора в области теоретической физики. Цена бутылки втрое меньше, чем у легального товара, и составляет по нынешнему курсу всего 1,5 доллара. Водку ту я не выпил, а вылил на могилу дедушки. Смутила пробка, надетая кое-как. По нынешним временам подобным самопалом легко можно отравиться насмерть.

Бог с ней, с водкой. За последние 2 года государство приучило меня выходить в интернет только через прокси-сервер, или VPN, как эта штуковина называется на Западе. Но в США и Канаде при ее помощи смотрят фильмы и сериалы на поточных серверах, а в России – читают запрещенные \»грани.ру\» и прочую подобную прессу, где все еще можно найти приличную аналитику. Получается, что я интернет-подпольщик со стажем. А в эти предновогодние дни государство впервые с начала 2000-х годов подтолкнуло меня к подпольному обмену честно заработанных долларов.

С конца декабря в России свободно меняют доллары гражданам и негражданам только на скромную сумму: не более 200 зараз. Тем, у кого запросы выше, приходится сидеть в банковских отделениях, заполнять анкеты, оставлять ксерокопии паспорта, расписываться на них, — в общем, составлять на самого себя очередное досье, к которому, естественно, получат доступ все возможные спецслужбы, налоговая и вообще любопытные люди, облеченные властью (а значит, через какое-то время в свободной продаже появится и соответствующая база данных). За последние 2 года меня как минимум дважды заставляли проходить подобное анкетирование. В одном случае государство в лице полицейского, ряженого «казака» и дамы из сельсовета прибыло на мой дачный участок и, вежливо, не проходя на двор, прямо у калитки начало переписывать все мои данные, включая, между прочим, имущество в виде автомобиля. Отбрехаться от начальства не получилось – пришлось заполнять досье на самого себя. Единственное, чего я смог добиться от той троицы, — они оставили мне телефонный номер сельсовета. Позвонив туда, я выяснил, что пришедшие ко мне люди в самом деле были посланы на задание, бандитами не являются и делают ежевесенний обход садовых участков на предмет обнаружения нелегальных мигрантов, бомжей, лиц без прописки или же укрывающих их граждан. О таких обходах давно знали все окружающие, судя по реакции одних моих соседей – уроженцев некоей кавказской республики. Как только на нашей улице появилось начальство, «инородцы» заперлись внутри и не высовывали носа. Даже их огромный пес, обладавший бесспорным опытом, скрылся в будке и не подавал голос. Пришлось переписчикам удалиться несолоно хлебавши, а ведь уж там-то, в огромном особняке, они наверняка могли бы выявить нарушителей миграционного законодательства.

Второй раз я оставлял досье на самого себя как на обладателя канадского гражданства, и было это в почтовом отделении, где из-за моих мытарств скопилась очередь. Делать это в Федеральной миграционной службе было бы еще неудобнее по времени. Да, сдаваться в нынешней России – обременительный труд, словно специально провоцирующий граждан к подпольному существованию. Собственно, я так и сказал в банке, будучи вынужден обменять несчастные 200 долларов вместо трехсот: мол, правительство в лице Центробанка толкает нас прямиком на базар, где еще в начале 2000-х ошивались нелегальные менялы под патронажем тогдашних милиционеров. Будем вносить свой вклад в коррупцию!

Как ни тяжело это признавать, сегодняшнее подполье целиком сводится исключительно к черному рынку. А какими легендарными были 1970-е и 1980-е годы, когда существовал и культурный андерграунд, не только фарца! В те последние годы советской власти, когда я еще учился в школе, неофициальная культура манила меня несказанно, и круг ее творцов представлялся мне каким-то ареопагом. Тем более что никакого риска в этом не было: за принадлежность к неформальным течениям как раз тогда и перестали «винтить». Я в то время несколько лет не мог определиться: с кем же я? Кто я по субкультурной принадлежности: панк, хиппи, может быть, даже хэви-металлист, прости, Господи?! Сейчас все это смешно вспоминать. Тем более, что я понимаю: меня влекло не какое-то одно движение, а весь сказочный ореол вокруг недавних запретности и гонимости. Мне были близки неформалы как таковые, не исключая даже гопников из подворотни, чьими доспехами были старорежимные ватники и кирзачи. В самом деле, куда до тех гопников нынешним «ватникам» в берцах и модных татуировках!

Наверное, не один я испытываю ностальгию по тем волшебным временам обретения свободы. Ностальгия по СССР уже претит мне, потому что она страшно опошлена придворным телевидением и вообще всей нынешней новоимперской эстетикой. Я грущу исключительно по тем людям, которые годами плыли против течения и старались быть свободными. Они долгое время оставались моими кумирами. Сейчас некоторые из них опять в андерграунде – собирают небольшие залы, распространяют диски с музыкой и видеоролики через интернет. Борис Гребенщиков, просуществовавший в советском подполье 15 лет и под конец даже создавший себе имя, не прибегая ни к какой традиционной рекламе, выразил данную тенденцию буквально, устроив несколько акций с пением в подземных переходах.

Для меня запретные концерты подпольных советских рок-музыкантов были мифом, в который я свято верил тогда и продолжаю верить сейчас. Между прочим, есть в природе энтузиасты, бережно собирающие записи тех сейшенов, а также студийные треки в ужасающем качестве, начиная с 1960-х. Мне довелось скачать целую антологию тогдашних команд с забытыми названиями: прибалтийских, российских, даже казахстанских с молдавскими. Я слушал все это как какое-то откровение, хотя с музыкальностью там было слабовато, да и драйв присутствовал не всегда.

Сейчас, похоже, миф возвращается, только уже в новом обличье, благодаря YouTube и прочим подобным сервисам. Мы снова имеем шанс попасть в андерграунд, свободный от диктата единомыслия. Собственно, для этого же и были изобретены соцсети.

Советский андерграунд существовал на зыбкой почве. За организацию подпольных концертов можно было попасть в тюрьму, хотя бы по статье о спекуляции. Понятно, что люди, примкнувшие к движению хиппи или иным подобным субкультурам, лишались возможностей на получение престижной работы и вообще на благостное существование «в системе». Но на то они и антисистемщики.

Сейчас тоже можно загреметь в тюрьму за пост в интернете. На все сайты, правда, соглядатаев не хватает, и технические возможности надсмотрщиков ограничены. Но им достаточно арестовать кого-нибудь одного, чтобы притихли все остальные. Буйство мнений, существовавшее в российском сегменте интернета в середине 2000-х, сошло на нет, как только власти расправились с интеллигентскими протестами конца 2011 – начала 2012 годов. Это раньше на многочисленных форумах можно было свободно рассуждать о судьбах России и будущем мира. Сейчас там, похоже, дозволяется только заниматься троллингом в пользу «русского мира».

Сегодня ощутимо, я бы даже сказал — осязательно не хватает андерграунда. В советское время самиздат был практически в каждой семье. Даже мой отец, являвшийся комсоргом курса, держал у себя напечатанные на машинке анекдоты Хармса о Пушкине. Радиоприемники были «окном в Европу». А какую прелесть являли собой фирменные долгоиграющие пластинки, предмет вожделений тогдашних лабухов и хиппи! Они попадали в СССР всеми возможными путями – чаще всего, через буферные «страны соцлагеря». Помню целую коллекцию таких дисков, к которой я приобщился в доме одного «олдового» товарища. Он был уникальным меломаном – например, переписывал названия песен и информацию об исполнителях, имевшиеся на каждой своей пластинке, в симпатичный блокнот с твердым переплетом, и даже разрисовывал страницы! Этот каталог я живо помню.

Нынче таких перископов «в настоящую жизнь» нет: создается ощущение, что вся Россия, накормленная имперской пропагандой, пошла куда-то на дно, и вынырнуть уже не получится. Нет кухонного трепа на запретные темы, даже между друзьями. Случайно встретившись вместе или машинально созваниваясь, получив напоминание от какого-нибудь гаджета о дне рождения своего визави, старые друзья лишь печально констатируют факт: вот опять тот или иной приятель из их давнишней компании эмигрировал, решив, что детям лучше расти в более предсказуемой обстановке.

Андерграунд теплится на Западе – в маленьких концертных залах, крошечных книжных магазинах, наполненных восхитительным запахом старых страниц. В университетских аудиториях и в «латинских кварталах», в сквотах и коммунах, наконец. Но где искать его в сегодняшней России? И можно ли найти?

Моя судьба печальна. Полюбив всей душой андерграунд в конце 1980-х, я поспел лишь к его агонии: к разнузданным стадионным концертам, к непомерным фестивалям, когда уже сама свобода была девальвирована, как советские пожухлые рубли. В те годы можно было все (нельзя было разве что идти против совести), и свобода пьянила, тем более в 16 лет, когда она является определяющим чувством в твоей душе. На тогдашних уже совершенно легальных «хэппенингах» первое время и ведущие, и сами музыканты тщетно пытались сохранить дух андерграунда, сопричастности к чему-то настоящему, глубоко пережитому и выстраданному. Вскоре они перестали пытаться, начали просто зашибать деньгу, выдавать хиты.

Прошло 20 лет. Свобода не стоила нам ничего, а сейчас за нее надо отваливать миллионы. И то не факт, что за это вам продадут качественный продукт. Да и вообще: можно ли купить свободу духа, свободу творчества? Мне представляется, что все-таки нельзя. Отсюда и сакраментальная фраза о том, что талант должен быть голодным. Голоден – значит, свободен (по логике фразы).

Я не знаю, где найти сейчас тех самых подпольщиков, идущих против системы. Это не революционеры, не партизаны, а, скорее, пресловутые битники, презирающие пошлятину протухшей мещанско-соглашательской действительности. Где обрести радость общения с единомышленниками?

Вернемся к началу этой статьи. Хоть слова «единомышленники» и «единомыслие» и похожи, но, с моей точки зрения, люди, послушно существующие в системе единомыслия, никак не могут быть единомышленниками. Единомышленники – это те, чья картина мира сформирована и закалена постоянным противостоянием дозволенному властями единомыслию.

Спиридон Корнилов
Анапа