Не устаю восхищаться звучанием латиноамериканских имен — это абсолютно бесподобная мешанина из забавного и грандиозного.Волею случая под моей пытливой лупой находится строго колумбийский сектор. Возможно, за пределами этой легендарной страны (см. сериал “Нарко”, рейтинг IMDB 9/10) имена собственные живут другой жизнью, но тут, в Колумбии нашего района, дело обстоит так.
Какой козырь у Патрисии? Имя скучноватое, не спорю, зато фамилия у неё — Сервантес. Будь я на её месте, так бы и представлялась: “Здравствуйте, меня зовут Патрисия Мигелевна Сервантес”. И сразу за тем по праву однофамильности, а потому без ссылки на текст из “Хитроумного Идальго”, добавляла бы: “И хоть я знаю, что женщины болтают пустяки, а всё-таки не слушают их одни лишь дураки”. И уверенно переходила бы к вопросам наркотрафика.
Как зовут мужа Анжелики? А ни больше, ни меньше — Цезарь. И он красив как бог, а иначе кто б осмелился назвать его Цезарем? Я в своей жизни знавала немецкую овчарку по имени Цезарь, но даже не подозревала, что таким именем можно назвать отменного товарного вида мужчину, при этом ни разу не романо-германского.
Кто постоянно о чём-то шепчется с Диего? Конечно же, пышечка Розарио. Примечательно, что имя это — женское, хотя просится в семейство среднего рода по аналогии с каким-нибудь “портфолио”. Впрочем, она, эта Розарио, вся есть такая сферическая и розовощёкая, что получается самое Оно.
А как реагировать на имя Гектор-Иван? Вот ведь как круто: главный герой “Илиады”, культовый в Древней Греции и за её пределами вождь троянского войска Гектор, и слившийся с ним в одно туловище Иван-царевич, как наяву сошедший с полотна Васнецова — с пламенеющим взором, в золотом шитом кафтане, на Сером Волке и с непоганой царевной подмышкой. Причем обладатель этого убойного по художественной силе имени клянётся-божится, что ни один из его предков даже в мыслях своих не приближался к Восточной Европе, не говоря уж о туризме, провоцирующем бесконтрольное размножение. И вообще, Иван — это совершенно нормально и логично, но только после Гектора. Так вкратце объяснил мне этот феномен Гектор-Иван, русоволосый и бледный, словно вампиром поцелованный. Или кефиром умащенный.
И какая мне от этого всего польза? Да никакой, зато моя персональная копилка ненужных знаний теперь покрыта вызывающе-броской росписью в стиле “латино”.
У колумбийки Патрисии немного зверовидное лицо и безупречная фигура богини Артемиды — в таком виде утвердила её природа. Чуть картинно выгибаясь, она садится на край парты, перекидывает одну гладко-стройную ногу на другую — и наоборот, и так раза три. Затем плотоядно надгрызает сочное яблоко, густо присыпает обнажившееся место солью и поливает соком свежего лайма.
Заворожённая увиденным, я только и способна выдохнуть что-то вроде \»нифигасе перекус!” — “Ты что, никогда так не ешь?” — следует ответная реакция сотоварищей-колумбийцев на моё внезапное удушье. Удивляются так, как если бы я взволновалась, скажем, оттого, что кто-то присыпал грейпфрут сахаром.
“А с зеленым манго еще вкуснее!“ — добавляет Патрисия, интенсивно тряся миниатюрной солонкой. Может, немного дольше, чем следовало бы, но у неё красивый маникюр, а на это пока никто не обратил внимания. Она тяжелеет и без того свирепым лицом, но резкое треньканье звонка заставляет её смириться с несовершенством сокурсников и непродолжительностью школьных перерывов.
Да и меня тоже: манго — так манго. Можно и без маникюра.
Луноликая камбоджийка Ким Ли расклеивает глаза-скобочки и легонько охает. Она решительно не верит, что в омлет можно добавлять соль: кому же в голову придёт такая дикость?
\»Нет, — говорит Ким, — я так никогда не пробовала. Я всегда добавляю рыбный соус и немного сахара\».
Чарующей внешности колумбийка Анжелика (тугие бархатисто-чёрные кудри, порцелановое личико ангела) и я (практически без внешности) тревожно переглядываемся: как продолжить разговор, рефлекторно не плюнув в омлет собеседника?
На выручку приходят местные столовские реалии. Здесь, в Северной Америке, в кафе типа “съешь завтрак сам” яичные блюда при подаче щедро украшают фруктами.
“Клубника”,— зачинает Анжелика. “Ананас,”— это уже я бью фруктом покрупнее, чтоб наповал. “Дыня,”— говорит Ким Ли, сама очень похожая на дыню — что на бахче, что в разрезе.
В итоге сходимся во мнении, что спасение кухни народов мира — в свежих фруктах. Их надо последовательно и настойчиво добавлять везде вместо соли и сахара. “И вместо рыбного соуса тоже”, — шепчет мне Анжелика, пока Ким Ли что-то старательно записывает в тетрадь.
Наверняка это рецепт чудовищного омлета.
Однажды разговорились с кубинцем Альваро. Он крайне изумился, узнав, что моей первой машиной была иномарка (японская б/у) и, кажется, даже не поверил. У его папы был МоскОвич (так Альваро называет продукцию легендарного АЗЛК), который пожизненно принадлежал одному владельцу и не подлежал ни дарению, ни перепродаже. Вот так обстоят дела на Кубе с автомобильной собственностью — раз купил шикарное авто, то носи его бессменно аж до гроба и после гроба тоже. Однорыльно. Затем амиго поделился со мной знанием, что самый главный город в России — это Сталинград. Я, было, пыталась ему объяснить, что город уже давно переименован, но, похоже, это совершенно лишняя информация в контексте прочтения хода российской и советской истории на Острове свободы.
Ну, пусть будет Сталинград, подытожила я, впав в позорное противоречие с собственными же утверждениями пару минут назад.
Вскоре Альваро перешел к роли личности в истории и поняв, что я как-то совсем не намерена восторгаться Сталиным (Альваро прям был обескуражен моей полит/замполит неразвитостью), в качестве примера выбрал того самого легендарного полководца… имя вылетело из головы… – Жукова — подсказываю я. Да, да, я именно о нём хотел сказать, радуется кубинец — наконец-то я сказала что-то по делу и перестала врать про иномарки в городе, который мною же, похоже, в каком-то диком сне и переименован.
Ну а потом я в деликатной форме, разумеется, поинтересовалась, жив ли Фидель (примечание: это было задолго до его смерти в ноябре 2016), поскольку не могла обойти эту тему молчанием. А кто б сдержался? Альваро сказал, что это по-прежнему тайна за семью печатями, но лично у него есть ощущение, что жив. Он так строго и торжественно об этом сказал, что я прямо почувствовала присутствие живого товарища Кастро по правую руку от себя. Типа сидим мы втроём — Фидель, Альваро и я, — потягиваем ром, попыхиваем сигарой — как вдруг к нам Жуков со Сталиным подтягиваются, тоже покурить. Ну, мы по-быстрому стратегию набросали-утвердили — и на “Москвичах” в Гавану: товарища Че проведать, и по девкам, по девкам!
А через пару дней Альваро заявил, что покидает учёбу, поскольку неожиданно и крайне удачно нашел себе работу по специальности. А жаль, очень жаль, у нас могло бы случиться ещё немало отменных историко-революционных погружений.
Миниатюрная кореянка Хакьонг выглядит как подросток, хотя на самом деле она мать двоих подрастающих детей. Обманчивой внешности женщина брезгливо ковыряется в своей тарелке с шоколадно-кремовым тортом, предложенным всем присутствующим по случаю дня рождения колумбийки Анжелики.
В перерыве натыкаюсь на кореянку в туалете, где она яростно и шумно чистит зубы, уничтожая остатки ненавистного торта. Интересно, а после поедания собачатины она с таким же ожесточением орудует зубной щёткой? Или жаркое из пёсьих боков менее агрессивно для кислотно-щелочной среды, чем шоколад и его производные?
Я хотела было выпытать, да заробела: слишком уж увлеченно она занималась гигиеной полости рта, ну я и удалилась, унося в никуда растревоживший меня вопрос. Пожалуй, всё же спрошу, когда будем закидываться следующим тортом.
Послесловие: а ещё мне нравится, как она в своей тетрадке (мы же с ней сидим за одной партой) в столбце для перевода вырисовывает аккуратные корейские иероглифы. Такие маленькие задорные собачки: \»гав-ав-ав\».
Монреаль
