Свистящие согласные

Свистящие согласныеВ Америке есть понятие – whistleblower, это «неравнодушный человек, открывающий обществу глаза на различные злоупотребления, причем исключительно из благих побуждений». Однажды трех таких разоблачителей даже выбрали людьми года по версии журнала \»Time\». То есть, сочли их \»героями нашего времени\». Вы, возможно, скажете: ну какие же это герои?По-русски ведь это значит — свистун, или стукач. Сейчас даже чаще говорят \»свистун\». Такое презрительное отношение закономерно для полицейского государства, в котором едва ли не каждый час, когда не спишь и не отсиживаешься в своей берлоге, рискуешь нарваться на предостерегающий свисток стражей порядка или их добровольных помощников. Последних сейчас в стране хватает на любой цвет и вкус: тут тебе и дружинники, и казаки, и частные охранники, и благонамеренные цензоры, и православные хранители устоев, и ханжи из Министерства культуры. Люди, годами не находившие себе применения, подались сейчас в блюстители морали и традиций. На них опирается власть — в результате господствующим классом сейчас стали не рабочие, не крестьяне, не люмпены и не буржуазия, а люди, привыкшие совать свой нос в чужие дела. Не случайно их любимое чтиво — \»желтые\» газетенки с разоблачениями из жизни звезд, а любимая телепередача — \»Пусть говорят\» той же тематики.

Западным людям с их фанатичной заботой о неприкосновенности частной жизни современная Россия должна казаться дикой. А ведь за годы реформ, контрреформ, нефтяных сверхдоходов, миллиардных вложений в строительство и социальную сферу страна стала заметно чище, благообразней, стабильнее. Растущие цены все равно никогда не догонят канадские. На стадионах, в концертных залах и театрах выступают мировые звезды. В кафе и ресторанах запретили курить. В метро появились кондиционированные вагоны, а на железных дорогах — высокоскоростные поезда. Дышащих злобой обывателей можно избегать, живя в образцовом гетто за трехметровым забором и стальными воротами. Но все же российская жизнь, когда любой мелкий чиновник имеет право влезть к тебе в спальню и ему ничего за это не будет, должна казаться европейцам невыносимой. Даже если им хорошо платят за присутствие в том или ином совете директоров.

На Западе, как известно, общественное существует для частного. Там изобрели Декларацию прав человека, а в дополнение к ней — конкретный род деятельности: правозащитную. В России правозащитников не любят и никогда не любили. В советские годы их считали кем-то вроде юродивых, а сегодня остерегаются, как прокаженных. Зато у нас в стране есть Уголовный кодекс — непререкаемая Декларация прав государства, а впридачу к нему еще Административный кодекс. И в каждом населенном пункте имеется неписаный локальный кодекс: грубо говоря, список тех, кому дозволено нарушать Административный и Уголовный кодексы. И еще — реестр строгих предупреждений в адрес простых смертных: что будет с вами, если вы из неосторожности или, не дай Бог, сознательно перейдете дорогу этим неприкасаемым. В лучшем случае вас снабдят \»волчьим билетом\», а в худшем — переломают ноги, расшибут башку, закопают живьем и т.д.

А за соблюдением законов сегодня следит армия \»свистунов\», которые отличаются от американских и канадских whistleblowers, как небо и земля. Эти люди — плоть от плоти советских вуайеристов, подглядывавших за соседями в коммуналках.

Россия давно уже превратилась в государство, где бал правит абсурд. Причем это не добрый и забавный эстетский абсурд Льюиса Кэролла, а злой, убийственный абсурд Даниила Хармса. Четыре года на вершине власти находился дипломированный юрист, любимец либеральной публики и продвинутый юзер интернета. Однако его правление ничему не помогло: интернет в стране готовятся запретить, права граждан отбираются на постоянной основе так же легко, как великовозрастный болван «отжимает» в подворотне мобильники у пацанов. Либералы притихли и помалкивают. Их протестов не слышно.

Протестует в стране сегодня совсем другая публика. Та самая, которая привыкла совать свой нос в чужие дела. Считающая себя вправе свистеть вдогонку \»нарушителям порядка\». Это те люди, про кого говорят \»святее самого Папы\». Они зоркие и цепкие. Их герои — чекисты и энкаведешники, классическим примером которых является, должно быть, Глеб Жеглов с его наивным и романтическим представлением о том, что всех плохих людей надо уничтожить (в лучшем случае – пересажать), и тогда всем хорошим людям ничто не будет мешать процветать и размножаться.

А ведь в романе \»Эра милосердия\» Жеглов — негативный персонаж, человек прошлого… Сегодня Россия на глазах возвращается в дремучее прошлое стараниями доморощенных реконструкторов, яростно протестующих против прогресса. На самом деле это должно казаться диким и тем людям, чьи детство и юность прошли в брежневском Советском Союзе — государстве, старавшемся быть или хотя бы казаться прогрессивным.

Я тоже родился и вырос в Советском Союзе. И хорошо помню, что нас учили в школе не становиться конформистами, не быть стукачами и не быть палачами. Другое дело, что тогда помимо школьного идеалистического воспитания была еще и правда жизни, обучавшая граждан коррупции и возвращавшая их к праву сильного — главному праву, действующему в стране и сегодня. Но в официальной культуре, в книгах, песнях, фильмах и спектаклях трусы и конформисты всегда выставлялись подлецами.

Советский Союз был более европейским, чем нынешняя Россия. В нем на глубинном уровне было больше уважения к правам человека. Само собой, поначалу это должен был быть человек с правильной классовой родословной, а в поздние годы — разделяющий политику партии. Но при соблюдении этих условий он мог, как говорится, \»качать права\». А сейчас человек лишен этого права, как и права на самовыражение, даже на кухнях. От поразительной, безграничной свободы 1990-х Россия бросилась в другую крайность: повальный конформизм, диктатуру пошлости, боязнь собственного мнения. Кстати, в последние годы меня забавляют результаты \»опросов общественного мнения\». Разве они имеют смысл в стране, где нет гражданского общества и свое мнение по многим насущным вопросам иметь совершенно предосудительно? Кухонные разговоры в России стали пусты и стерильны. Излить душу сегодня становится все труднее, и за этим — только не смейтесь — приходится ездить в Канаду. Даже близкие знакомые начинают опасаться друг друга, подозревать в желании \»насвистеть\». Говорить о политике сегодня не принято. Поэтому и всеобщее одобрение по поводу присоединения Крыма, увы, сродни, например, одобрению массами сталинских расстрелов в 1930-е годы. Сейчас вспоминать о той странице истории можно только со стыдом. Вот почему ни одна уважающая себя страна не захочет, чтобы ее территория расширялась так, как расширилась Россия за счет Крыма — под канонаду лживых \»социологических опросов\» и \»референдумов\», под грохот бесстыдной пропаганды, под диктовку \»народных мэров и губернаторов\», не имеющих к народу никакого отношения.

В последние годы, словно предчувствуя наступление реакции, я прекратил дружеские отношения со многими некогда хорошими знакомыми, даже закадычными приятелями. И в жизни, и в Фейсбуке. Это, например, сотрудники госкорпораций, которых моя космополитическая фигура могла бы скомпрометировать. Это и люди, слишком щепетильно относящиеся к своему новообретенному православию. Это, наконец, бытовые расисты: а в России сейчас этому все возрасты и все слои общества покорны — от алкоголиков до докторов наук.

Я будто предчувствовал, что все эти люди при первом сигнале трубы готовы будут влиться в толпу \»со всем согласных\», чтобы противостоять \»несогласным\», 2 года назад выходившим на московские митинги. Они, привыкшие служить массовкой на пошлых ток-шоу, начнут с радостью выполнять такую же роль на площадях, причем вполне бескорыстно. Мне довелось видеть недавние быстрорастворимые провластные митинги. Сборища в поддержку действующих властей не имеют ничего общего с красочными \»крестными ходами\». Их устроители усердно реконструируют советские первомайские демонстрации и прочую обязаловку вроде цеховых или БАМовских выступлений \»в поддержку Острова свободы\» и т.п. Данные митинги появляются из ниоткуда, собирают одни и те же лица под одними и теми же лозунгами и очень быстро, сделав свое дело, исчезают в пространстве. Послушную массовку зря не мучают: отстояв полчаса \»за Крым\», она расходится по своим делам: кто — тянуть лямку на бюджетной должности, кто — заниматься коррупцией по-мелкому (те, кто делают это по-крупному, стоят на трибуне), кто — ждать повышенной пенсии, кто — учиться \»жизни по понятиям\» в своих университетах.

Сказавшись отшельником и разойдясь с друзьями, я избавился от необходимости обсуждать Крым, \»духовные скрепы\», коварство американцев, сущность \»украинского фашизма\» и т.д. А с незнакомыми людьми сегодня, как я уже писал, об этом стараются не разговаривать. Это может быть опасно. В стране царит атмосфера, как в первых главах незабвенного \»солдата Швейка\». Вокруг сексоты, охотящиеся за жертвами, а где-то уже идет война: как будто бы ненастоящая, какая-то бутафорская, в которой сражаются киношные \»казаки\», \»джигиты\» и не наигравшиеся в детстве в войнушку реконструкторы. И это даже кажется смешным.

Вот только жертвы у этой войны настоящие; на голову \»дорогим родственникам\» сваливаются настоящие беженцы; уже почти полгода над горой, на которой я живу, удалившись от мира, летают военные вертолеты, а по нашим дорогам (и автомобильным, и железным) ездят колонны из бронетранспортеров, армейских КАМАЗов и еще Бог знает каких машин, которыми с \»холодной войны\» славится наш ВПК. Наверное, власти решили: пришло время рекламировать их в полевых условиях, чтобы весь мир понял: для осуществления герильи нет лучше наших \»Градов\», да и расконсервированные танки на кое-что еще сгодятся.

Реконструкторы сталинизма сегодня вошли в праведный азарт. Оппонировать им бесполезно. По телевизору можно услышать то призывы запретить нерусскую речь, то пламенную апологию режима Северной Кореи. Народ загодя два последних года бомбардировали по всем телеканалам, кроме развлекательных, сталинистским кино (далеко не всегда талантливым) и даже пропагандистской кинохроникой того времени. Сталинград, в который собираются переименовать Волгоград вопреки «решению партии и правительства», — это уже, как говорится, вишенка на торте.

В Советском Союзе выросло несколько поколений пацифистов, главным девизом которых считался \»Только бы не было войны\». Сейчас, похоже, некоторые люди, отстрелявшись на афганской, чеченской, рейдерской и т.д., невероятными усилиями все же выработали в себе нехарактерный для нашей нации стойкий иммунитет к пацифизму. Именно они сегодня — в авангарде общественных процессов, а вокруг них — послушное большинство \»на все согласных\». Но хорошо ли называть этих людей \»авангардом\», если они тянут страну в дремучее прошлое?

Для нынешних сталинистов нет проблемы, на чьей стороне воевать: \»за все свое против всего чужого\». Многие из них всерьез уверены, слово в слово со старой песней Виктора Цоя, что \»Весь мир идет на них войной\». Но мир изменился и продолжает меняться. К \»холодной войне\» возврата больше нет. Ура-патриотического российского азарта на Западе не хотят замечать. Там не верят, что огромная страна, вовлеченная в мировую экономику, может сознательно скукожиться за 2-3 года до Северной Кореи. Но проблема-то в том, что у нынешних российских властелинов и воротил виллы и дети на Западе, в Европе, и поэтому в России у них руки сегодня развязаны для любых экспериментов. А то, что происходит со страной, — это именно новый революционный эксперимент в области культуры и социума. Людей давно так активно не приучали быть \»палачами и стукачами\».

Сегодня в России доводится видеть футболки и флаги с надписью \»Я русский\» или, например, черносотенно-монархические черно-желтые полотнища. Их крепят к джипам, ими гордятся. Россияне привыкают жить в черно-желтой гамме. А ведь совсем недавно таких черносотенцев было в каждой из столиц не более 2-3 сотен. Эти ряженые ходили на одни и те же митинги «во славу всего своего и против всего чужого». Некоторых из них власть методично переманивала на свою сторону, а тех, кто не желал подчиняться, сажала за решетку.

В Канаде лозунг «I am Canadian» является хитроумным изобретением ушлых маркетологов, продвигающих при помощи патриотизма продажи пива (между прочим, бренд этого пива, считающийся национальным достоянием, с 2005 года принадлежит канадцам лишь наполовину, так как компания, делающая его, объединилась с американским гигантом пивоварения). Мирный канадский патриотизм никому не внушает опасений. Канадцы, как известно, отправляясь в путешествие, даже вешают значки с кленовым листом на свой багаж, чтобы заранее располагать к себе незнакомцев.

А кого расположит к себе мрачный бугай на армейском джипе с черно-желтым полотнищем и в футболке с надписью белым по черному: «Я русский»?

Я уже устал пересказывать своему ребенку, которому в школе стараются изрядно промыть мозги, предназначение и скрытый смысл внезапно заполонившей страну имперской символики. Я должен объяснять, кто эти люди, носящие черно-желтое, с чем их едят, и почему их полотнища отличаются, например, от советских с серпом и молотом. Я должен предостерегать от повторения их расистских «шуток» и кричалок. При этом волей-неволей приходится углубляться в историю России: просвещать, кто такой был царь, что за публика вокруг него крутилась, зачем и почему его убили, а также с какого рожна сейчас снова водружают очередного царя на трон. При этом я не чувствую себя какой-то \»совестью нации\», поборником правды. Для меня такие объяснения — тяжелое, неприятное, но необходимое дело. Мне хочется, чтобы моему сыну, как и мне, при виде надписи \»Я русский\» на футболке казалось, что там на самом деле выведено \»Я всех ненавижу\».

В этом мне поможет любой гуманизм — хоть советский, хоть западный. Вот посмотрели мы на днях, например, любопытную шестидесятническую сказку \»Королевство кривых зеркал\» — Бог мой! Да это же про наше время!

Спиридон Корнилов
Анапа

На иллюстрации:
Канадский пивной патриотизм на Олимпиаде в Сочи