80-е в СССР. Все мы чувствовали, что «завтра будет хуже, чем вчера», и старались на этом фоне заниматься делом. Но на Ближнем Востоке Россия и Штаты входят в клинч, и Рембо – еще молодой, чрезвычайно привлекательный Сталлоне – в 1988-м вынужден «все бросить» и отправиться из буддийского монастыря в Афган, дабы освободить страдающего в плену у русских, любимого командира. Безусловно, освобождает, заодно нанося советским войскам такой урон, что уму непостижимо, как это они еще несколько лет там продержались.Крепкий боевик, посвященный тогда еще «доблестному народу Афганистана», и, в общем, соответствует нашим представлениям о справедливости, хотя детям его показывать действительно ни к чему.
В те же годы сразу несколько фильмов рассказали американцам, что с ними произойдет в случае ядерной войны или вторжения противника. Первым осветило эти вопросы телевидение. В 1983-м на АВС запускают сериал «The Day After», «День после» советской ядерной атаки. Повествование, однако, строится не столько на ужасах ядерной войны (что там показывать-то, уж и нет ничего), сколько на судьбах выживших людей. Сорокалетние американцы до сих пор поминают фильм недобрым словом. У каждого из нас свои детские страхи. У ребятишек, которых в 1983-м не отогнали от экрана, — это устойчивая фобия ядерной войны, подкрепленная действиями наиболее впечатлительных школьных учителей: после показа сериала они организовывали тренировки, отрабатывающие поведение учеников во время ядерного взрыва. Но виновников катастрофы – тех, кто через океан нажал нужную кнопку, — на экране нет.
Зато в сериале «Amerika» (опять АВС) их много. Кстати, снимался фильм в основном у нас – в Торонто, Лондоне и Гамильтоне. Это тоже психологическое кино. Антиутопия: мы застаем Штаты в 1997-м, через 10 лет после успешной оккупации страны советскими войсками, накануне планируемого захватчиками разделения территории. Во время парада (смесь из интерлюдии футбольной «группы поддержки» — в коротеньких юбочках и с голыми коленками, и прохода войск по Красной площади) несут стяги с изображениями «близнецов-братьев» Линкольна и Ленина. В центре фильма – несколько характеров. Американцы: прагматик генерал-губернатор, ухитряющийся находить с русскими общий язык, и только что выпущенный из «воспитательного лагеря» в прошлом независимый политик, а нынче — непримиримый борец (Kris Kristofferson). Двое русских: молодой кэгэбист, полковник Денисов (Sam Neill), и командующий советскими войсками в Америке генерал Петя Саманов (Armin Mueller-Stahl). Кэгэбист мается — победить американцев оказалось слишком легко (в конце картины он убедится в своей ошибке). А саму Америку символизирует сестра непримиримого борца, слабая духом, а посему отдающая свое тело оккупантам женщина, примерно к середине сериала осознающая себя свободной личностью.
Фильм был номинирован на несколько премий – к сожалению, ни одной не получил. Я бы дала: и актеры на месте, и оператор постарался, и музыка интересна. И «The Day After», и «Amerika» (слово специально написано «по-русски» через «k», а не «с») были инспирированы президентом АВС. В обоих случаях Brandon Stoddart пытался вычислить поведенческую модель американцев в нештатной ситуации. Может, обиделся, что в действительности на американскую территорию ни разу не посягали?
Кто только не спасал в кино свою страну! Понимая, что подросток для этой работы – самая подходящая кандидатура, режиссеры эксплуатировали образ невзрослого человека, готового отдать жизнь за попираемые врагом идеалы. Так, в середине 30-х Павлик Морозов успешно тиражировался в Германии. Я видела эти фильмы на уже упомянутом фестивале в Москве. Право слово, от советских не отличишь, только вот свою организацию детишки называют иначе, говорят по-немецки, и у рабочих и крестьян на экране вид более цивилизованный, что ли. В 1984-м великий подвиг совершают старшеклассники городка в Колорадо. Чтобы зрителю не приходилось гадать и в расчете на стопроцентную американскую грамотность, фантастический боевик «Красный рассвет» («Red Dawn», режиссер John Milius) предваряется пространной письменной декларацией, из коей следует, что, преданные союзниками по НАТО, Штаты подверглись нападению русско-кубинских захватчиков. Началась Третья мировая война. И в первых же игровых кадрах это сообщение иллюстрируется: на городок сбрасывают парашютный десант.
Едва начав учебный год (на дворе — сентябрь), белозубые и в основном хорошенькие подростки, потрясенные героической гибелью своего учителя от рук оккупантов, вступают в неравную борьбу. Замечу сразу: при всей моей любви к кинематографу не так часто мне выпадало смотреть подобную чушь. Перед блестящими операциями «Росомах» (дети выбирают это название в память о школьном символе) меркнут действия советских партизан в фашистском тылу. Отчетливо звучит и гораздо ранее возникший в американском кино мотив: подспудное влияние на противника незыблемых ценностей американской жизни (душевные муки кубинского полковника, отпускающего плененных детей). И сколько узнаваемого! В советских фильмах на выручку к юным приходил умудренный организаторским опытом старший партийный товарищ. Здесь «роялем в кустах» оказывается на их боевом пути сбитый, но уцелевший американский летчик.
Почему Джон Миллиус, написавший в 1979-м сценарий для «Apocalypse Now» Копполы и в «Рассвете» — также и сценарист, вдруг опустился до откровенной поделки, мне не ведомо. А может, наоборот, этот фильм как раз и снят под влиянием «Апокалипсиса». Почти все главные герои гибнут, испытав перед этим метаморфозы озверения. Верность и предательство неаппетитным варевом кипят в одном котелке. И несчастного паренька, которого враги заставили проглотить передающее устройство, позволившее вычислить местоположение «Росомах», казнит предводитель отряда. Если кому-то почудилась связь с «Повелителем мух», могу сказать, что, скорее всего, она наличествует (фильм вышел в 1984-м, в 1983-м Уильям Голдинг получил Нобелевскую премию по литературе), но на подсознательном уровне, зарыта чересчур глубоко. Та половина Америки, куда еще не добрался русско-кубинский десант, опрокидывает врага в океан. Фильм завершается текстом на фоне «партизанской скалы»: «В самом начале Третьей мировой войны партизаны – в большинстве дети – выбивали на этой скале имена потерянных ими товарищей. Они сражались здесь только своими силами и отдали жизнь за то, чтобы эта нация не была стерта с лица Земли».
Кинематограф – вид искусства. Повторяю эту истину, чтобы меня не заподозрили в дешевом вульгаризаторстве. Я не собираюсь сводить все, что снимается о России за ее пределами, к политическим «ужастикам». Бывало, ставили и занятные кинокомедии. Одновременно с «Рембо в Афгане» в Штатах вышла «Красная жара» («Red Heat», 1988). Режиссер Walter Hill – один из создателей киношколы современного вестерна – придумывает историю о сотрудничестве советского милиционера и американского копа. Мента играет Шварценеггер, его невольного партнера – Джеймс Белуши. Режиссер предложил Шварценеггеру скопировать стиль игры «русских» героев фильма «Ниночка» («Ninotchka», режиссер Ernst Lubitsch), так что вернусь ненадолго в 1939 год. Этот фильм в ряде отношений – первый. Первый – о России ленинских времен. Первый – где Грета Гарбо сыграла комедийную, характерную роль. Сюжет прост: трое «красных» эмиссаров привозят в Париж на продажу «реквизированные» у аристократов ценности. Бриллианты крадут, а сама троица боится возвращаться на родину. Россия посылает в Париж преданного делу Ленина товарища – Нину Ивановну Якушову. Но даже кратковременное бытие определяет сознание – Ниночка постепенно обуржуазивается, да к тому же и влюбляется в графа. Гарбо хороша. Убедительна и в глупостях, что беспрерывно сыплет, появившись в шикарных апартаментах отеля «Риц»: «Сколько стоит этот номер? Две тысячи франков в день? А вы знаете, сколько стоит корова? Две тысячи франков. Если я проживу в этом отеле неделю, я обойдусь русскому народу в 7 коров. Кто я такая, чтобы стоить русскому народу 7 коров?», и в показе прорвавшегося сквозь идеологический заслон чувства.
Трудно сказать, повлияла ли эта старенькая комедия на стиль игры Шварценеггера. Он и твердолобый, и трогательный абсолютно по-своему. Отсутствие у героя в авантюрной истории личного мотива — редкая штука. Кроме «Мертвого сезона», ничего другого вспомнить не могу. Иван Данко отправляется в Штаты не только для того, чтобы, поймав преступника, спасти россиян от героина, он еще мстит за убитого этим бандитом друга. У Шварценеггера этот мотив прочитывается. Американская критика обратила на фильм внимание, но в оценке его разделилась. Дуэт «Шварценеггер – Белуши» — удачен (даже внешне). – Дуэт ни в какое сравнение не идет с парой «Эдди Мерфи – Ник Нольте» в «48 часах» (режиссер – тот же Хилл). Шварцнеггер выразителен и создал запоминающийся образ. – Его Данко не отличим от любой предыдущей роли актера и т.д. А уж развитие взаимоотношений мента и копа в пору «glasnosti» можно было бы расписать в деталях, и не глядя на экран. В этом согласны все. Встретились врагами. В жарких потасовках подружились (даром, что мент упорно доказывает в них преимущество недемократического подхода к общению с преступными элементами). Под конец даже махнулись часами: американская тысячедолларовая «фирма» ушла в обмен на «подлинные немецкие часы, ценой в двадцатку». Так ведь никто и не ждет от боевика, тем более комедийного, психологических глубин. И есть в фильме приятная черта, которую отметили и хулители: действие динамично и свободно от идеологических споров.
Ляпов, связанных с языком, в фильме много: русский документ печатается латиницей (неужто во всем Голливуде машинки с русским шрифтом не отыскалось?); реплики и монологи мента неудобопонятны. В американский госпиталь, куда угодил Данко, приходят два гэбэшника. Оба ругаются. Только один – на чистом, выразительном русском (его играет Савелий Крамаров), а второй – в исполнении американца – коряв до крайности и лексику употребляет странную. До сих пор не могу придумать, по какой причине Крамаров его не подправил. А «убитый друг» – Олег Видов, эмигрировавший всего за три года до этих съемок, изъясняется со странным акцентом. Если вам станут рассказывать, что этот фильм снимался на московской «натуре» – не верьте. От Москвы там только проход по Красной площади, секунд несколько, да и те добыты «контрабандой»: Шварценеггера запечатлели на пленку ручной камерой. Кто же пустит западную съемочную группу на святой булыжник? Большая часть «русских» дворов и интерьеров – это старый Будапешт.
Американцы так и не научились воспроизводить на экране Россию. Ну, да и ладно. Придираться к улицам с километровой очередью за туалетной бумагой в эксцентрической комедии «Москва на Гудзоне» – ни к чему, хотя натурные съемки советской столицы по колориту подобают, скорее, военно-революционным лентам о двадцатых годах. Нью-Йорк — по контрасту — светел и безобидно шумен. Противопоставлению подлежат интерьеры, одежда, еда. И жанр вроде такой, что реализма требовать глупо. Но сценарий раздражает: какая-то патока с перцем. Зато американцы фильм в основном хвалили. Особенно некоторые официальные критики. Режиссер Paul Mazursky, по их словам, воспользовался историей русского иммигранта и вывел целый ряд представителей нацменьшинств, всех – с сочувствием. Как тут политкорректности не порадоваться.
Что было дальше – читайте через неделю.
Монреаль
