«В Канаде нет идеологической фильтрации твоего видения»

«В Канаде нет идеологической фильтрации твоего видения»О кинодокументалисте Юлии Ивановой я узнала несколько лет назад, когда по местному телевидению показали ее фильм «True Love or Marriage Fraud?», а затем заочно познакомилась с ней, работая в русской секции Международного канадского радио. На радио Юля, как и я, работала, внештатно.Правда, в отличие от меня, она писала свои материалы из Ванкувера и делала это в течение 17 лет. Познакомились мы благодаря художнику и руководителю оркестра Orchestre de Chambre Nouvelle Gеnеration Наташе Туровской. Оказалось, с Юлей она дружит с детства. И даже вместе они начинали снимать первый фильм, к которому Наташа написала сценарий. Вот и в Монреаль Юля приехала в гости к подруге после Международного канадского фестиваля документального кино, который недавно завершился в Торонто.

О рынке идей и выборе правильного предлога

— Юля, вы не первый раз участвуете в этом фестивале. Что вы показали в этот раз и каковы ваши впечатления?

— В Канаде с 1994 года существует кинофестиваль Hot Docs. Между прочим, это самый уважаемый фестиваль документального кино. Мне повезло: в 2011 наш фильм «Семейный портрет в черном и белом» («Family Portrait in Black and White») на этом фестивале был назван лучшим фильмом Канады. Следующая наша картина «High Five: A Suburban Adoption Saga» была там в прошлом году. А в этом году они пригласили наш старый фильм – очень смешной «Love Translated» («Любовь в переводе»). Это документальная комедия о том, как мужчины ездят за невестами в Одессу. Да, раньше в Одессе было очень весело… В этом году на фестивале как никогда было много фильмов из России и Украины, в том числе и очень страшный российский фильм «Children 404» о детях в России с нетрадиционной сексуальной ориентацией, о том, как им тяжело жить. Все эти работы были отобраны задолго до того, как начались известные события в Крыму и на Украине. Не знаю, как вы пишете: «в» или «на Украине»?

— Я пишу «на Украине» в соответствии с правилами русского языка. Мы же не говорим по-русски «ин Ландан».

— Я тоже так пишу. На фестивале было много отличных фильмов. Темы очень важные. А параллельно там проходит рынок идей…

— А это что такое?

— Это такой форум, где встречаются участники фестиваля, человек 300-400. У каждого много идей. А по всему миру, предположим, 50 мест, где показывают документальные фильмы. И поэтому все рвут друг другу глотки. Это называется рынок идей.

— А, вот почему вы потеряли на фестивале голос! Какую-нибудь идею вам удалось там приобрести?

— Мне не надо было волноваться сейчас по этому поводу, потому что я делаю фильм с National film board в Альберте, в нефтяном краю, о следующем поколении канадцев. Они живут в центре нефтяных песков Канады в городе Fort McMurray. Там можно встретить людей со всего мира, из любой провинции Канады. Любой человек, не имеющий какого-то обалденного образования и каких-либо выдающихся талантов, может зарабатывать там очень-преочень большие деньги. Если ему повезет. Поэтому туда едут все и отовсюду.

— Компания National film board вас пригласила снимать этот фильм?

— Получилось, что меня именно пригласили. Но, несмотря на это, полтора года оставалось непонятно, будем мы снимать кино или нет. Но я туда ездила все эти полтора года и уже, можно сказать, сняла.

«И никакого не имеет значения, откуда ты родом: из России, из Канады…»

— Юля, а до этого все ваши фильмы были вашими личными проектами, в которых не принимали участия какие-либо компании?

— Нет, конечно. Это не так работает. Система финансирования кино в Канаде действует следующим образом. Первый фильм ты снимаешь на свои деньги. А потом либо ты с очень хорошей идеей идешь на телеканал, либо снимаешь часть фильма сам, а потом монтируешь очень хорошую демо-версию. После чего приходишь на канал и говоришь, что лучше тебя и лучше этой идеи ничего нет. На это тебе отвечают: все равно не хотим. Идешь на другой канал, на третий, четвертый…

— Вам тоже приходилось так ходить?

— Всем приходится – это не зависит от статуса. И так ты ходишь и ходишь по каналам, начинаешь обижаться, злиться и расстраиваться. Потом понимаешь, что в такой ситуации находятся абсолютно все. И не имеет никакого значения, откуда ты родом: из России, из Канады…

— Это касается только документального кино?

— Только документального! В художественном — еще хуже! (смеется) Но вдруг кто-то почему-то решает, что ему нравится эта идея. И тогда тебе дают процент от бюджета. И как только у тебя появляется «добро» от канала, становится очень легко через разные фонды добрать деньги на полный бюджет. Также в Канаде существует такая система, как «такс-кредит». Это возврат денег, потраченных в Канаде на зарплату, на прокат аппаратуры и пр. Так собирается бюджет. Без него можно сделать только первый фильм. Без бюджета никто не работает. Фильм нельзя продать потом. Точнее, его могут купить, но это будут совсем не те деньги, которые были на него затрачены. Фильм надо делать по заказу канала.

— Несколько лет назад я видела ваш фильм «True Love or Marriage Fraud?» по телевидению. О том, как канадские женщины находят себе мужей в арабских странах и привозят их в Канаду.

— Мы тогда на один бюджет умудрились сделать 2 фильма. Второй сейчас был показан на фестивале.

— То есть, вы снимали и про невест, и про женихов…

— Да. Мы решили, что этот второй фильм – очень веселая история. Его было легко снимать – всего 10 дней. А монтирую все фильмы я сама. Концепция такая: снимаешь за 10-дневный тур, и что получится – то получится.

— Это обычный тур – за невестами?

— Да, компания “Anastasia dating tours” организует туры в разные страны. Наш маршрут был по городам: Одесса-Николаев-Херсон. Одни мужчины действительно едут в надежде встретить свое счастье и найти себе супругу, другие едут развлекаться. Последние не хотели сниматься. А те, кто ехал с мыслью найти себе спутницу жизни, не видел ничего плохого в нашей съемке и разрешал снимать.

— Потенциальные женихи охотно говорили о себе и своих впечатлениях?

— Очень охотно. Но я предпочитаю не проводить интервью, мне больше нравится всюду мотаться с людьми, смотреть, наблюдать, что у них происходит, и в то же время спрашивать.

— Вы, наверное, прикрепляете к их одежде микрофоны?

— Нет, я использую направленный микрофон.

— То есть, стоите рядом с ними, пока они общаются с возможной претенденткой в супруги. И при этом их не смущает присутствие камеры, микрофона и вообще наблюдателя? Вдруг из-за этого они упустят подходящий момент, а с ним и свою судьбу?

— Логично. Но некоторые люди, наверное, больше любят, чтобы за ними бегали с камерой, чем заниматься поисками супруги. (смеется) Им все это доставляло большое удовольствие.

— Попозировать?

— Да.

— Мужчинам?!

— Да. Это были мужчины в возрасте от 43 и старше. А все девушки были молодые и красивые. Этот фильм мы показывали во многих странах мира, а в Канаде его до сих пор не купили, потому что он политически некорректный. В нем девушки не выглядят жертвами, а мужчины не выглядят идиотами. Ситуация, когда мужчины едут за невестами, априори рассматривается так: несчастные девушки и ужасные старые мужчины.

«Никто не имеет права влиять на то, как ты монтируешь фильм»

— Вам именно так и объясняют причину, почему отказываются его купить?

— Никто ничего не объясняет. В Канаде нет идеологической фильтрации твоего видения, нет идеологического контроля. Я отношусь к этому с большим уважением и позитивно, и я чувствую свою ответственность за свои фильмы. В СССР ничего подобного, разумеется, нельзя себе было представить. Меня несколько раз удивляло, что здесь у меня полная свобода при интерпретации каких-то событий. В 2007, когда в Канаде были легализованы однополые браки, я случайно познакомилась с человеком, который в тот момент ожидал появления на свет двойняшек. Он был гей. В интернете он нашел женщину, согласившуюся стать суррогатной матерью его детей. И тогда я сняла фильм про родителей-геев. Моя цель была – снять не политический фильм. Телеканал не дал мне ни одной поправки по идеологической стороне. Больше всего каналы волнуются, чтобы снятые в фильме люди не устроили судебных тяжб!

— Вы, вероятно, подписываете соглашение с будущими героями картины об их участии в съемках?

— Да, есть специальная форма. Люди должны подписать, что они мне разрешают делать со снятым материалом все, что я хочу.

— И они не требуют предварительного просмотра перед выходом на экраны?

— Никто не имеет права влиять на то, как ты монтируешь фильм. Но я думаю, что все режиссеры несут ответственность за то, как они монтируют материал.

«Не боги горшки обжигают!»

— Юля, кинорежиссером вы стали еще в СССР?

— В Советском Союзе я получила чудесную профессию – директор картины. То есть, я экономист социалистического кинопроизводства.

— Звучит прекрасно и даже вызывающе. Это продюсер по-нынешнему?

— Да, продюсер. Мой папа был директором программ Московского международного кинофестиваля в течение 30 лет. Поэтому мы с братом выросли в абсолютно киношной атмосфере, оба отравлены этим вирусом. Борис продюсировал все наши проекты здесь в Канаде. Он очень творческий и талантливый человек, снявший неплохие короткометражные фильмы. И сейчас он не очень хочет заниматься продюсированием документального кино. Это финансово невыгодно, но и не только поэтому. Все меньше места остается на телевидении, где показывают документальные фильмы. Телевидение переходит на формат документальных сериалов. Получить проект сериала очень сложно, но это и совсем другой формат. Документальное кино более авторское, более философское, дающее его создателю возможность глубоко проникнуть в материал. Поскольку я приехала в Канаду, когда мне было 30 лет, мне сложнее, чем местным, понять, что может развлечь канадцев. При этом я думаю, режиссер-иммигрант на многие вещи может посмотреть значительно глубже, чем местные режиссеры. За счет другого опыта жизни, другого культурного опыта… Однако то, что является большим плюсом для кинодокументалиста, может обернуться минусом, если он переходит работать в формат сериала. Сериал – это прежде всего развлекательный формат. Не обязательно глупый. Но когда смотришь сериал, вполне можно отвлечься на что-то бытовое, а потом вернуться и не потерять нить фильма.

— Сериалом опять же надо привязывать зрителя, надо следить за рейтингом…

— Конечно! Если ты работаешь в своей культуре, то делаешь это автоматически! А в чужой – очень много делаешь на ощупь, неуверенно. Много лет назад я поняла одну очень правильную вещь, которая стала девизом жизни: «Не боги горшки обжигают!» Из-за каких-то комплексов, долгого процесса думания над своими недостатками, мыслей, что ты делаешь что-то хуже, чем другие, упускаешь возможность сделать нечто важное для тебя. Приходит другой, который не думает, что он что-то не может – и делает! Мы все должны себе на мягком месте сделать татуировочку с этим девизом и периодически посматривать на нее в зеркало. (смеется) Нам, творческим людям, свойственно и депрессировать, и быть неуверенными в себе, чувствовать невостребованность. Это во многом убивает свободу радости и надежду на то, что можно что-то делать. На этом фестивале, например, был чудный фильм молодого человека, родившегося в России, а сейчас живущего в Канаде. Фильм рассказывает об общине на Украине, которая рассчитала математическим путем, как быть счастливыми. У них такая жуткая страшная секта. Этот мальчик снял свой первый фильм! Надо сказать, что Hot Docs отбирает всего 12 картин из 2 сотен! Его картину отобрали. Я очень уважаю таких людей, которые могут! Он боится, но делает.

«Семейный портрет в черном и белом»

— Юля, а как вы снимаете свое кино? У вас есть съемочная группа?

— Нет, я все снимаю сама. С одной стороны, потому что я очень часто снимаю вещи, которые называются «cinema verite». Все происходит на моих глазах, и я должна чувствовать направление, в котором идет та или иная сцена и реагировать на это. Работа с оператором не дает такой возможности. Он же не знает, что я ищу как режиссер. С другой стороны, так как я снимаю много для каждого фильма, то мы разорились бы, если бы нанимали операторов.

«В Канаде нет идеологической фильтрации твоего видения»

— Я прочитала надпись на вашей куртке и поняла, что мы не охватили еще одну тему. Ваш фильм «Семейный портрет в черном и белом» был показан на фестивале Sundance.

— Да, это незабываемые впечатления. Этот фестиваль можно назвать «Североамериканские Канны». По престижу – очень крупный фестиваль. Я сейчас понимаю, почему все фильмы с субтитрами в Северной Америке не имеют большого шанса на экономический успех на рынке. Здесь вообще не очень любят читать субтитры. Понимание, что такое кино, не обязательно включает в себя усилие. Лучше всего поржать! То есть, если говорить об аудитории документального кино, то надо сразу из 100% всей киноаудитории вычесть 90%, которые приходят в кино, чтобы посмеяться. Остается 10, из которых какой-то процент любит документальное кино. А из них должны найтись такие, кто захочет смотреть фильм про мулатов, живущих в деревне на Украине. Фильм этот очень хороший, но он не подходит ни одному сегменту общества. Мы думали, что он будет интересен афроамериканцам. Оказалось, что нет, потому что весь фильм надо читать субтитры. Русской публике он тоже не интересен, потому что не касается ее проблем. Украинцам не интересен, потому что показывает Украину в не самом выгодном свете. Африканским студентам, чьи дети и являются героями фильма, тоже не интересно смотреть, потому что вызывает стыд. И получилось, что у фильма нет аудитории. Получилось хорошее фестивальное кино без аудитории. Мы пытаемся этим детям помогать. Я сейчас с ужасом слежу за развитием событий на Украине. Пока в их городе – в Сумах – тихо. Я боюсь за этих детей. Я волнуюсь по поводу их материального обеспечения. Они же сироты. У них никого нет в этом мире.

— А их опекун Ольга, которая взяла на воспитание 17 детей-мулатов, по-прежнему помогает им?

— Она пытается им помочь, но ей за каждого ребенка платят очень мало. При этом она принимает назад тех детей, которые уже перестали быть детьми, отучились и вернулись к ней на некоторое время. Мы собрали деньги на приезд одного мальчика из этой семьи в Канаду, чтобы провести ему обследование, чтобы он отдохнул здесь. Теперь ищем семью, которая могла бы взять его на время – русскоговорящую или украиноговорящую. Нам помог собрать деньги один архитектор из Оттавы; он не имеет никакого отношения ни к белым, ни к черным, он канадец.

— Юля, может быть, именно здесь, в Монреале, мы и сможем найти аудиторию вашего фильма. Здесь есть общество, названное «Союзники». Это бывшие иностранные студенты, учившиеся в СССР и создавшие семьи с русскими. Мне кажется, они очень дружные, им может быть интересно посмотреть этот фильм. Их дети – тоже мулаты. Но они живут здесь, и у них нет тех проблем, которые вы затрагиваете в фильме.

Спасибо вам за интервью. Удачи вам!

Светлана Мигдисова
Монреаль