Однажды в августе 1872 года Петр Ильич Чайковский чуть было не попал в пренеприятнейшую историю.
Ехали они с братом Модестом в Москву на перекладных. А, как известно, хуже нет испытания для путешественника по дорогам российским, чем ожидание лошадей на промежуточных почтовых станциях. Сиди себе и сиди, пока смотритель лошадей даст. В такие «безлошадные» часы и стихи сочинялись, и состояния проигрывались… Но братья Чайковские в тот день были совсем не в настроении сидеть и ждать. Старший брат Петр решительно отправился к станционному смотрителю и, назвавшись князем Волконским, постельничим государя императора, потребовал лошадей немедленно.
Изумился смотритель, покаялся в своей нерасторопности, велел немедленно запрягать – для особы, столь приближенной к императору.
В самом радужном состоянии духа, братья Чайковские с ветерком поехали дальше. Но каков же был ужас Петра Ильича, когда по прибытии он спохватился о своем чемодане. Чемодан-то остался в кабинете смотрителя. А в нем были и документы, и нечто еще более важное.Зарыдал Петр Ильич горько и послал гонца на станцию – вызволять чемодан. Гонец вскоре воротился, но с пустыми руками: оказалось, что смотритель соглашается выдать чемодан «только его сиятельству князю Волконскому, лично в руки».
Весь во власти самых дурных предчувствий, Петр Ильич отправился за чемоданом сам. Вне всякого сомнения, смотритель вскрыл чемодан, обнаружил бумаги на имя какого-то безродного Чайковского, всего лишь сына горного инженера, и, вне себя от ярости, готовит расправу за самозванство…
Обмирая от страха, взошел инженерский сын к смотрителю. Однако, против всяких ожиданий, смотритель заговорил с Чайковским мягко и даже подобострастно. Вскоре явился чемодан. Не вскрытый. У Петра Ильича отлегло от сердца – по-видимому, его продолжали принимать за Волконского. Он стал улыбаться в ответ и, наверно, даже вновь обретать княжеский вид.
На прощанье Петр Ильич совсем осмелел и спросил у смотрителя его фамилию.
«Чайковский», — ответил тот.
Вот тогда Петру Ильичу стало уже по-настоящему дурно. К такому коварному удару в самый последний момент он был совершенно не готов.
Иной бы на его месте умер от страха, но не таков был Петр Ильич. Он храбро повернулся и вышел из комнаты, сжимая чемодан в руках. Ему не кричали вслед. Его не задерживали. Не арестовывали. Оказалось, что фамилия смотрителя действительно была Чайковский.
Позже Петр Ильич любил рассказывать эту историю друзьям (о чем и сообщает биограф Дэвид Браун в своей книге «Чайковский: ранние годы, 1840-1874).
Кстати, в 1885 году император Александр Третий пожалует Петру Ильичу крест Св. Владимира, а с ним и столбовое дворянство. Правда, в постельничие не произведет.
Да, но что же такое находилось в чемоданчике? Что могло оказаться для Чайковского еще страшнее, чем раскрытие обмана?
В чемоданчике Чайковский вез черновые рукописи своей Второй симфонии.
Вторая симфония – одно из немногих безраздельно радостных, счастливых произведений Чайковского. Сочиненная под благотворным воздействием лета, проведенного на Украине, эта симфония полна солнца и ароматов, народных мотивов и интонаций. Кто не замечал, что стоит хоть немножечко пожить на Украине, как начинаешь совсем иначе смотреть на жизнь: легко, радостно, с наслаждением? Возможно, похожее чувство охватило и Чайковского.
Симфония была с восторгом принята почти всеми композиторами «Могучей кучки», которые всячески ратовали за непременное присутствие славянских корней в российской музыке. Балакирев радостно похваливал. Жена Римского-Корсакова в слезах умоляла Чайковского разрешить ей переложить финал симфонии для фортепианного дуэта. Московская премьера была повторена дважды по просьбам восторженной публики, а критик Николай Кашкин прозвал симфонию «Малороссийской»; это название тут же подхватили. Финальная часть симфонии и поныне считается одной из главных удач композитора. Впрочем, сам Петр Ильич скромно указывал, что финалом он всецело обязан старому украинскому слуге Петру Герасимовичу, который пел ему народную песню «Журавель».
4 февраля Вторая симфония Чайковского будет сыграна оркестром OMGM (Orchestre Métropolitain du Grand Montréal). Но не она одна.
Контрастом ей послужит последняя законченная симфония Чайковского – Шестая, «Патетическая».
А это уже, как говорится, совсем другая история, «20 лет спустя».
В Шестой симфонии Чайковский воплотил свои романтические воззрения с максимальной силой. Программное содержание ее – это борьба человека с Фатумом, в которой человеку, разумеется, суждено проиграть. Юношеские мечты, безжалостная реальность, неотвратимость катастрофы, заведомое поражение, тоска, смерть. Такая вот программа. Многие историки увязывают содержание симфонии с русской литературой: как же, «лишние люди», от Онегина до Лаевского, от Обломова до дяди Вани.
Здесь можно было бы возразить, что и европейский романтизм точно такой же. Возьмите Шуберта с его «Неоконченной» симфонией, Брамса с его Четвертой, Берлиоза с его «Фантастической», Шопена, в конце концов. Не под его ли музыку хоронят?
Все так, но не совсем. У европейских романтиков человек тоже постоянно гибнет в схватке с судьбой. Но схватка эта, по крайней мере, происходит! Просто силы неравны. Человек тонет, но барахтается изо всех сил. Он грезит о прекрасном – но это прекрасное в прошлом; оно ушло – однако существовало когда-то в реальности. Он склонен мечтать о далеких мирах – но эти миры действительно существуют.
Русский персонаж даже не барахтается. Счет ему известен заранее. «Что толку?» — вот его девиз. Поэтому обреченность его – в нем самом. С таким героем и фатума-то не нужно. У него нет в жизни ничего, кроме выдуманных «сладких грез», которым не суждено воплотиться ни в каком виде, пусть даже несовершенном. Неверие и апатия – вот и весь его нехитрый инвентарь. Воспоминания о несуществовавшем, тоска по несуществующему, забота о несущественном. Не об этом ли и русская литература?
Чайковский тоже об этом. И не менее убедительно. Только музыкальными средствами.
Он даже решился на то, чего европейские композиторы «по умолчанию» старались избегать: однозначно трагический финал.
\»В симфонию эту, — писал он, — я вложил, без преувеличения, всю мою душу… Я положительно считаю её наилучшей и в особенности наиискренейшей из всех моих вещей\».
Шестая симфония была принята публикой сдержанно, прохладно, с недоумением. Этого Чайковский понять не мог. То, что произошло после премьеры, можно трактовать как угодно. Факт же состоит в том, что ровно через 5 дней Чайковский, выпив стакан сырой воды, заразился холерой, а еще через 4 дня скончался. Ему было всего 53 года.
Балакирев и прочие славянофилы наконец могли быть полностью удовлетворены: Чайковский сочинил самую русскую симфонию, какую можно себе представить.
Концерт состоится в зале Théâtre Maisonneuve (Place des Arts), в 19:30. Цены на билеты: от $22 до $38. Справки по телефону: (514) 842-2112.
На следующий вечер, 5 февраля, в соседнем зале Salle Wilfrid-Pelletier выступит Монреальский симфонический оркестр OSM под управлением дирижера Жака Лакомба (Jacques Lacombe). В программе – скрипичный концерт Феликса Мендельсона, Третья «Литургическая» симфония Артура Хонеггера, «Вальс» Мориса Равеля, а также “Tara’s Dream”, оркестровая композиция современного канадского композитора Стивена Чатмена (Stephen Chatman).
Солировать будет датский скрипач Николай Знайдер (Nikolaj Znaider).
Цены на билеты: в партер $82, в мезонин $60, на балкон $25.
6 февраля оркестр OSM почти полностью повторит эту программу в том же зале, только в 10:30 утра. Вместо скрипичного концерта Мендельсона оркестр исполнит «Увертюру» и «Грот Венеры» из оперы Вагнера «Тангейзер».
А Николай Знайдер тем временем будет заслуженно отсыпаться после вечернего концерта.
Утренние цены тоже другие: в партер $48, в мезонин $27. Одна «балконная» цена остается незыблемой.
Вечером 7 февраля имеет смысл прогуляться по Старому городу и к 8 часам вечера заглянуть в старинную часовню Notre-Dame-de-Bon-Secours, в которой мы так давно не были. На этот раз там будет играть ансамбль старинной музыки Les Boréades de Montréal.
Ансамбль был основан в 1991 году Франсисом Кольпроном (Francis Colpron). Музыканты выбрали своим направлением эпоху барокко, с полным соблюдением тогдашних правил исполнения и выбором музыкальных инструментов. В результате они смогли добиться зрелищного, выразительного и элегантного исполнения, сохранившего «барочную» эстетику.
На этот раз в программу включены произведения французских композиторов Марэ, Люлли и Куперена. Музыка исключительной красоты и прозрачности. Что называется, “must hear”…
Справки о билетах по телефону: (514) 634-1244.
11 февраля общество Pro Musica дарит меломанам очередной концерт из «изумрудной» серии. На сцену выйдет французское трио: пианист Никола Анджелич (Nicholas Angelich), скрипач Рено Капюсон (Renaud Capuçon) и виолончелист Готье Капюсон (Gautier Capuçon). Никола Анджелич родился в США, но в 13-летнем возрасте как поступил в парижскую консерваторию, так с тех пор живет и записывается во Франции.
Музыканты исполнят полное собрание брамсовских трио для фортепиано, скрипки и виолончели.
Концерт состоится в 19:30 в зале Maisonneuve. Цены на билеты: $38, $32 и $18.
Вот такая неделя выдалась. Сплошная симфоническая или старинная музыка. Тем не менее, любителям всего более ритмичного да энергичного нет смысла унывать. Впереди вырисовываются очертания таких рок-концертов, что даже трудно поверить! Я сам с трудом верю. Поэтому и вперед забегать не буду – чтоб не сглазить.
Монреаль
