Не все ж топором махать-4

Окончание, начало в №929, №930 и №931

В гостиницах и тавернах столько же ели, сколько пили. Скорее всего, квебекские знатоки даров Бахуса в курсе, что гостиничное дело в Новой Франции начиналось с человека по имени Jacques Boisdon, которого горожане прозвали «bois donc» (в смысле «выпей!»). Такая вот игра слов. Но, как ни странно, об этом воистину великом общественном деятеле доподлинно известен лишь один факт: 19 сентября 1648 года квебекская община (Communaute des Habitants) на 6 лет наделила его эксклюзивным правом открывать пристанища для путешественников и вообще для всех желающих, то есть в Квебеке появился монополист в гостиничном деле — Jacques Boisdon. Отдавая в его руки столь важный сегмент экономики, городской совет сформировал первый в Новой Франции закон, регулирующий управление трактирами (пользуясь лексикой переводов Дюма-отца) и тавернами. Boisdon должен был расположить свое заведение на площади, неподалеку от церкви; следить, чтобы в нем пили умеренно, не богохульничали, не играли в азартные игры; закрывать его на время, пока совершаются воскресные и праздничные церковные службы. В течение 3 лет совет гарантировал пионеру получение пива из общественной пивоварни и подарил 8 бочек прибывшего из Франции спиртного. Выработанные для трактиров правила применялись потом (с вариациями) по отношению к любым лавкам, особенно торгующим спиртными напитками.

Сколько лет Boisdon оставался монополистом — не известно. Зато сохранились сведения о других трактирщиках. Сегодня отели и рестораны дают рекламу в СМИ. А каково было предпринимателям в конце XVII века? Вся надежда на вывеску: удачное название вкупе с оригинальной картинкой, отвечающей вкусу потребителя, обещали заведению клиентов. В нотариальных актах Квебек-сити отыскался, например, некий Jean Maheu, назвавший свой трактир «La ville de la Rochelle», — до XV века город был крупнейшим портом на французском побережье Атлантики. Приплывавшие в колонии моряки и солдаты валом валили в «ла Рошель», а права на бренд не существовало, и в 1679-м купец Pierre Niel открывает на rue Sous-le-Fort заведение ну с очень похожим названием — «A la ville de la Rochelle». В 1716-м Laurent Normandin, по прозвищу «Дикарь», получает в совете разрешение на трактир «Signe de la Croix». Комментарии излишни, как и к названиям в Луибурге — «Epee Royale» и «Autel de la Marine». Кабаре в те времена не походили на нынешние. Это были магазины, вроде SAQ, и встречались они реже. В фортах кроме таверн и трактиров открывались «солдатские лавки» — кантины, где служивые покупали табак и спиртное.

В XVII — XVIII веке трактиры только тем и отличались от обычного жилища, что на них качалась под ветром вывеска. Крепкий дом с просторной кухней; надворные постройки и обширный сад, в котором стояли врытые в землю столы и скамьи. Как правило, это было семейное дело, в котором важную роль играла жена: примерно 10-15% постояльцев в Квебеке и Луибурге составляли женщины. Семья владельцев жила тут же. Кухню превращали в таверну, в саду работали первые в провинции кафе на свежем воздухе. Судя по архивам, примерно две трети владельцев-мужчин имели прежде какую-то профессию — плотника, писца, сапожника. А потом вдруг в одночасье становились трактирщиками. Так ли уж был не прав «часовщик» Сэм Слик?

То, что обитатели Новой Франции были горазды пить, подтверждается, с одной стороны, значительным числом питейных заведений. С другой — активностью церкви, которая пыталась предотвратить пьянство, выпуская многочисленные письма к пастве и подвигая пастырей на произнесение соответствующих проповедей. Власти, разумеется, регулировали потребление спиртного. Между 1663-м и 1749-м в Квебеке, Монреале и Луибурге было выпущено 34 свода правил. Половина из них касалась внутреннего распорядка работы питейных заведений. Владелец был обязан получить разрешение на торговлю спиртным и далее следовать ограничениям: менять алкоголь на деньги лишь в предписанные часы; закрывать лавочку на время религиозной службы; покупать продукты на рынке наравне с остальными горожанами, не опустошая прилавки по сговору с торговцами; не продавать аборигенам крепких спиртных напитков, предлагая им лишь пиво и сидр. Часть предписаний была направлена на охрану здоровья солдат и рабочих, предотвращая прогулы и сохраняя деньги для семьи. Часть — регулировала закупку спиртного в Квебеке и за океаном.

В 1726-1728 гг. интендантом Новой Франции был назначен Клод-Тома Дюпюи (Claude-Thomas Dupuy). С чего это один из ведущих адвокатов Парижа переехал в колонию, так и осталось для историков загадкой. Но нельзя не оценить усилия, предпринятые Дюпюи для оживления квебекской экономики. Одно за другим он слал в Париж прошения, детально описывая пути, которыми метрополия могла бы освоить «неиссякаемые богатства колонии». По его наблюдениям, нужно было перенести акцент с мехоторговли на судостроение, строительство стекольных заводов, гончарных мастерских — вообще, постараться развивать все отрасли промышленности, в частности земледелие. Дюпюи первым заговорил о том, что канадцы отличаются от французов: «На этой территории складывается новая нация, и если пренебречь этим процессом, то скоро колонистов будет сложно контролировать». Пьянство адвокат справедливо считал национальным бедствием. Именно при нем законы, регламентирующие продажу и потребление спиртного, были настолько строгими и штрафы — столь крупными, что сменившие его на посту интенданта чиновники их отменили. Редкий случай.

Конечно, в тавернах еще и ели. Записей, которые могли бы полно живописать ежедневное или праздничное меню колонистов, к сожалению, не сохранилось. Так, фрагментами. Известно, что церковь регламентировала посты, не только праздничные, но и в течение недели. Что в обиходе были 3 трапезы, и с каждой из них употреблялось спиртное. Что омлет и угря поедали тоннами. Что повседневной пищей были куропатки и молодые голуби. На столе бывали куры, телятина. В последнее десятилетие XVII века наладился импорт голландского сыра, обеды разнообразили закусками, а завершали фруктами, сладкой выпечкой, десертом.

Но поесть и даже выпить можно и дома. Народ собирался в таверне, чтобы пообщаться, поболтать, обменяться новостями и сплетнями, а главное — поиграть. Не обманывайтесь тем, что названия игр, популярных 3 с лишним столетия назад, и сегодня звучат привычно. Бильярд, кегли, карты, кости здорово с тех пор видоизменились. Описи имущества показывают, что в колониях бильярдные столы в основном устанавливали в тавернах и трактирах. Одним из первых, кто решил привлечь посетителей возможностью покатать шары по сукну, был монреалец Abraham Bouat. То, что его заведение, существовавшее с 1675-го по 1700 год, располагалось на rue Notre-Dame рядом с церковью, приходского пастора не задевало: игра считалась приличной. В Квебеке между 1690-м и 1760-м было, по крайней мере, 12 столов. В Луибурге и Новом Орлеане эта забава нравилась меньше. В анналах сохранилось описание бильярдного набора, приобретенного жителем Квебека в 1743 году: стол длиной 12 футов и шириной — в 6, с изношенным ковровым покрытием; 3 пары новых бильярдных шаров и 4 старых; 26 киев, 8 наконечников. В комплект также входили подвесные подсвечники и 2 длинные скамьи. Правила игры в деталях не сохранились, но известно, что тогдашний бильярд требовал больше места — еще и потому, что играть являлись командами. И стоило это недешево. В долговых записях трактирщика по имени Bachelier перечислен 31 игрок. Все должники, в том числе 3 женщины, — не из простых; это офицеры, чиновники, известные в городе торговцы — и профессиональные бильярдисты. Игроков обычно сопровождали друзья, выступавшие, случалось, как коллективное рефери.

В простонародье кегли были популярны чрезвычайно. В них играли молодые и старые, рабочие и ремесленники. И тут точные правила не сохранились, хотя общая модель понятна. Предположительно 8 кеглей расставлялись прямо на улице. Болельщики собирались десятками, и, если кому-то чудилось, что правила нарушены, возникала свара. В конце XVII века в судебных протоколах было зафиксировано не менее 6 случаев, когда спортивный снаряд использовался как холодное оружие.

Но самое большое число скандалов вспыхивало во время карточной игры. Перечисляю ее виды по-французски: piquet, lansquenet, brelan, mouche, trut, romestre (иногда называемый romilly), triomphe.

Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков,
И вист, доныне знаменитый,
Однообразная семья,
Все жадной скуки сыновья.

(«Евгений Онегин»)

Заметьте, в перечне Пушкина нет ни одного из перечисленных мной названий. Впрочем, в XVIII веке в России поигрывали и в пикет. Придумал эту игру соратник Жанны д’Арк, полководец эпохи Столетней войны Этьен де Виньоль (по прозвищу Ла Гир). В средневековой Франции «картинки» в картах ассоциировали с известными в государстве личностями или с легендарными персонажами. Валет червей соответствовал Ла Гиру.

А что же церковь? Все карточные игры подразделялись на коммерческие и азартные. Против коммерческих, где выигрыш зависел от искусства игрока, церковь и государство не возражали. Бывало, и священник заглядывал в гости к уважаемому прихожанину, чтобы скоротать вечерок за пикетом. Хотя опустошить кошелек можно было и в коммерческой игре, если на шулера нарвешься. Так, в 1714-м Jean-Baptiste Alleou и капитан de Chalus сразились в пикет в трактире Grand Air, в городке Saint-Etienne (Monteregie). К 4 часам утра бедный Alleou проиграл партнеру 300 ливров, сумму, равную годовому доходу ремесленника.

И последний вопрос: откуда колонисты узнавали правила игр? В XVII веке Франция решила стандартизировать карточные игры, и в 1654 году было издано пособие «La Maison academique, recueil general de tous les jeux divertissans pour se rejouyr agreablement dans les bonnes compagnies», в которое включили правила пикета, триктрака, бильярда… Несколько раз пособие перерабатывали, в 1718-м оно вышло под названием «Academie universelle des jeux» и до 1800-го переиздавалось не менее 25 раз. В описях имущества колонистов «Academie des jeux» упоминается трижды. Экземпляры пособия принадлежали генеральному прокурору, торговцу и офицеру.

Кстати, текст книги выложен в сети. Не хотите подучиться?