Посвящаю Авдюшиной Татьяне Дмитриевне
Очень приятно, когда ты нравишься девушке или начальству.
Но гораздо лучше, когда ты нравишься врачу.
Житейская мудрость
В свои сколько-то там лет я до сих пор упрямо считаю, что не достиг среднего возраста. Пока мы юны, соглашаемся считать средним возрастом даже время выхода из университета. Затем, однако, мы с присущей нам хитростью постепенно отодвигаем наступление «среднего возраста», идя при этом на жульничество (например, чтобы к нам все еще обращались «молодой человек» или «девушка», мы даже согласны на неудобную (иногда) одежду, косметические процедуры, неистребимую юношескую заносчивость и проч.). И я не исключение, ведь я тоже считаю, что, раз у меня в роду были прабабушка, дожившая до 94 лет, и дедушка, доживший до 89-ти, то мой средний возраст (получаемый делением сложенного числа на 4) еще не наступил. Хотя он уже на носу.
Получается, что к достижению среднего возраста я успел побывать несколько раз не только под скальпелем, но даже под дрелью хирурга. Детали моего лечения настолько любопытны, что хотелось бы ими поделиться, для меня самого многое происходило в первый раз.
Я считаю себя в целом здоровым человеком, но без хронических заболеваний в анкете уже не обхожусь. Хирурги, которые встречались мне, в основном занимались банальными проблемами типа вырезания жировиков и геморроидальных узлов. Это были все крепкие ребята, не чуравшиеся мата, порою не очень ловкие, зато довольствовавшиеся скромной платой за свои услуги. Естественно, обращаться к ним, если у тебя возник пресловутый «сложный случай», немыслимо. Скорее, вы пойдете к мяснику или филиппинскому мошеннику.
Однако иногда этот «сложный случай» возникает, из него надо как-то выпутываться. Для меня первым шагом стал краевой центр, куда меня направили из частной клиники, с большим скептицизмом отреагировав на снимки МРТ, сделанные в будочке буквально в двух шагах от госавтоинспекции и оптового рынка. В крайцентре снимки тоже оценили по достоинству и сказали, что «настолько сложный случай» им не по плечу, ни один из южных нейрохирургов не возьмется, и нужно посылать меня в Москву, столицу нашей родины, в знаменитый НИИ, где кого только не лечили и выше которого в нашей стране нет инстанции в данной сфере. Огорошенный этой новостью и совершенно не понимавший, как быть дальше, я быстренько разбил свою машину, чем повесил на бедную голову дополнительные заботы, дабы не слишком была она перегружена лечением. Заботились обо мне другие, например, друг, живущий в Москве и по долгу службы вынужденный продавать народные нефть и газ. У него нашлись люди, которые смогли навести справки даже в вышеупомянутом практически придворном НИИ (в конце концов, его основатель занимался еще состоянием головного мозга Владимира Ленина), в результате чего, приехав-таки на консультацию, я попал к одному из самых знаменитых, самых маститых специалистов.
Как и любое «светило» (а мне на жизненном пути встретился кое-кто известный и из области литературы-искусства, и политики-масс-медиа), этот «вице-президент всего и вся» оказался очень обходительным, мягким и симпатичным мужчиной с безукоризненными манерами. При этом в его кабинете стоял ж/к экран огромных размеров, на котором в прямом эфире кто-то из его подчиненных делал операцию. Лежал пациент под наркозом, были видны его внутренности, камера то и дело наезжала крупным планом на скальпель, копавшийся в них. Все это создавало непередаваемую атмосферу, тем более что свет был приглушен, а на столе у «светила» стоял декоративный череп, как у чернокнижника. (Впоследствии я обнаружил этого своего первого знакомого на страницах книжки, изданной НИИ в собственной типографии, причем на английском языке, — в иллюстративной фотовставке, в качестве одного из главных представителей института, каким он был еще в 1990-е).
В тот же день мы сдали анализы, разобрались в нюансах поведения в этом великолепном учреждении, огромном, как сама Москва, после чего вместе с незаменимым сопровождающим (еще один мой друг, который предложил помочь в первый день походов по врачам и буквально раскрыл перед нами двери кабинетов) посетили восточную закусочную и армянский магазин коньячных вин на Тверской.
Таким образом меня мгновенно, очень оперативно и совсем не по-крайцентровски (хотя крайцентру спасибо за направление) вписали на госпитализацию с целью сделать биопсию головного мозга под руководством одного из подчиненных «светила» — молодого человека с располагающим лицом, безукоризненными манерами, как у шефа, и энергией через край. Имя сразу говорило о его возрасте, потому что до 1990 года детей не называли по-древнерусски, но потом родители почему-то пошли вразнос. Имя, тем не менее, ему шло, хотя молодой человек был полностью современным: подкованный, рослый и видный ординатор, в свободное от работы время увлекающийся мотоциклами.
Для проведения биопсии меня госпитализировали в двухместную палату номер 5 на 9-м этаже НИИ. Впервые за 20 лет я попал в больницу, с ее питанием, чистящими средствами, санитарками и медсестрами, атмосферой неопределенности и неистребимыми надеждами буквально в каждом встреченном взгляде. С пропусками, врачебными обходами, посетителями, с тревогой ждущими счастливого исхода, фарфоровыми кружками, кипятильниками (или водой в чайниках), тапочками, телевизорами на несколько персон, халатами для гостей… Лежали здесь одни раковые больные (или с подозрением на диагноз): в нашем коридоре – с опухолями в головном мозге, а в параллельном коридоре – в спинном. В этой больнице, кстати, был по-настоящему выдающийся вид из окна, вдохновивший меня на строчки:
За окном до телебашни
Все доходные дома…
Был заданьем тем домашним
Озабочен я весьма.
Соседями моими (соседом) оказался дедушка (еще молодцеватый) по имени Виталий из Ярославля, хорошо мне знакомого и любимого мной города. Он был с супругой, которая снимала неподалеку комнату (жаловалась на цены, ведь Ярославль гораздо дешевле, чем Москва). Лежал дедушка на экспертизе для подтверждения диагноза, опухоль (доброкачественную) ему вырезали недавно, в связи с чем наискосок черепа пролег большущий незаживающий шрам. Шрам должны были переделывать, из-за чего дедушка волновался, супруга же порою становилась сама не своя, с глазами на мокром месте (впрочем, оба были очень доброжелательны). Несмотря на страшную рану, дедушка часто бегал курить и каждый раз получал нагоняй от жены (зато тогда она не плакала).
Дядю Виталия я потом увидел, когда пришел снимать швы. Он был радостен, видимо, вторая операция прошла успешно. Между прочим, до этого я впервые в жизни стал свидетелем удивительной сцены, когда к этому Виталию пришел другой подчиненный моего «светила» и стал… приносить извинения, а также ободрять дедушку, которому предстоял «второй заход». Такой психологической «обработки» пациента я просто не мог себе представить – даже в кинофильмах не видел.
Меня в больнице не «обрабатывали». В этом не было нужды, поскольку я сразу понял, что в моем лице врачи нашли как раз то самое, что им нужно. Комплименты в свой адрес за молодость и выносливость я слышал от них не раз и даже привык. Ругали они меня редко и только дабы направить на путь истинный. Я был им нужен, как писателю нужен сюжет, как таксисту клиент. Во время второго прихода в НИИ после операции меня очень ловко подписали на клинические исследования в Отделении рентгенологии (отказываться я, конечно же, не стал, польщенный таким вниманием), а заодно сделали пересчет за проведенную биопсию и вернули чуть ли не треть средств (что было очень кстати и позволило мне написать в дневнике: «Все очень дорого, но денег пока хватает»). А сколько там нужно платить, можно понять только из того, что день пребывания на койке в двухместной палате (как у меня) стоит более 100 долларов, а день пребывания в одноместной – более 100 евро. При этом телевизора, санузла в двухместных или четырехместных палатах нет (все в общем пользовании на этаже, равно как микроволновка, электрочайник и 3 холодильника), из удобств – кровати-трансформеры, нависающие лампочки, тумбочка и стул со столиком, на который удобно ставить ноутбук. И в такой «комплектации», кстати, больница (как и ее медпомощь) очень востребована иностранцами (я часто встречал их в коридорах). Очередей не было ни в душ, ни в туалет. А ведь загруженность больницы стопроцентная, все лифты день напролет ходили полные.
Возлюбив меня, мне даже пробили здесь последующее лечение по квоте на ВМП – высокотехнологичную медицинскую помощь, что было очень кстати. Насколько я понял, такие «перспективные пациенты», как я, жизненно необходимы врачам, в том числе чтобы писать статьи и делать презентации на конференциях, двигая медицинскую науку вперед, а себя – по карьерной лестнице. А в жизни, как известно, нам всем очень важно налаживать плодотворный диалог с врачами — не только с властями, критиками или с женой.
Тем не менее, больница есть больница, и кое-какую «обработку» перед операцией мне все же провели (традиции обязывают), то есть заставили побрить подмышки (это трудно делать без триммера), засандалили клизму (слава Богу, некрупную) и натянули на меня защищающие от тромбов чулки, которые сегодня продаются в Москве буквально на каждом углу в специальных салонах баксов за 50.
Сама операция прошла успешно, под местным наркозом. Правда, было чертовски холодно. Но я не жаловался, и даже под занавес, когда шурупы, вкрученные мне в череп, чтобы правильно направить сверло, стали совсем уж мучить, я помалкивал. Чем, похоже, еще более расположил к себе врача и его помощников. Менее чем через час с моей головы (до этого просверлив ее, что я воспринял с большим интересом) наконец-то сняли тяжелый железный обруч, но ничего не закончилось, хотя прошло уже 2,5 часа (среднее время любой операции). Сначала санитарки повезли меня через металлические лифты (все сплошь американского производства) в так называемую «комнату пробуждения», где хотя бы накрыли одеялом, и я чуть-чуть подремал (кроме меня, здесь лежали какие-то иностранцы, я принял их за гастарбайтеров), и лишь через час, сжалившись, отвезли в палату и переложили на кровать-трансформер, строго-настрого запретив вставать до утреннего обхода. На голове моей, как и у многих в этой больнице, была шапка-сеточка. До перевязки оставались сутки. Чулки снимать пока не велели. Для отправления естественных надобностей положили утку. Все это меня не сильно взволновало (хотя указания я старался выполнять), я тут же взял в руки ноутбук и стал читать новости.
Два дня, которые я пролежал в больнице, были довольно насыщенными. Я успел изучить все тонкости медицинского учреждения, подземные переходы из корпуса в корпус, турникеты, вестибюли и гардеробы, лифты и коридоры, кабинеты и отделения – можно сказать, стал здесь своим (или, скорее, она стала для меня своей). На 4 этаже располагалось полюбившееся нам с женой отличное кафе с очень неплохими блюдами и медицинской клиентурой (для нее был отведен специальный зал). Чуть дальше по коридору стоял бесплатный сканер. Врачи, от которых зависела моя судьба, в основном сидели на 3-м и 8-м этажах. Лежал я на 9-м. В подвале прятались PET-сканер и прочие хитроумнейшие томографы, к которым меня также допустили, как «участника» исследований. Одно исследование (всего тела), кстати, тянет уже на тысячу долларов, мне же его сделали бесплатно (пришлось лежать не двигаясь больше 45 минут, что, как выяснилось, довольно непросто). Доступ в PET-центр был только по звонку, все двери там бронированные и на магнитах. Повсюду — дезинфекторы воздуха (по их плотности на единицу площади это подвальное помещение явно бьет рекорды). Одежду с тебя снимают и выдают одноразовую. Открывает двери лишь проверенным людям лично сама администратор Наталья, она же служит проводником. И если до нее не дозвониться, то никуда ты не попадешь (да и вообще найти PET-центр в подвале непросто). Еще бы: там ведь сплошная радиация! После исследования доктора выдают документ для проверяющих, если вам нужно этим же вечером в аэропорт, а кроме того, предупреждают до завтра не находиться рядом с беременными и маленькими детьми, поскольку «у вас теперь даже моча активная».
Уже на второй день после операции с меня сняли швы (к вечеру), выдали на руки результат биопсии и провели ранее назначенную консультацию у терапевта. Это был главный вершитель моей судьбы, только он мог направить на лечение по вожделенной квоте. О том, что его надо дождаться, меня предупредили все: и лечащий врач, и само «светило». Терапевт, постоянно отлучавшийся из своего кабинета, поначалу показался мне похожим на «безумного ученого»: растрепанный, с немного «бешеным» взглядом, все время куда-то торопится (мимо тебя, сидящего в коридоре), бросает фразы отрывисто и резко. Правда, его секретарша была более любезна. Она пустила нас в кабинет без врача и начала заполнять анкету, пока тот еще бегал по своим делам (я говорю «нас», имея в виду жену, сопровождающую меня на всех этапах интересного путешествия в мир серьезной медицинской науки). В результате мы прождали терапевта как минимум два часа, но результат того стоил. Он появился в кабинете, быстро вошел в курс дела, заявил, что медлить с лечением не годится, и, пользуясь своими связями, лично начал искать по друзьям больницу, куда можно было бы нас положить не мешкая (в самом НИИ мест, конечно, не было). Удача улыбнулась нам. Он нашел приемлемый вариант буквально через несколько минут и, чтобы не упустить шанс, рекомендовал меня по телефону какому-то крайне опытному специалисту как «очень перспективного, молодого, умного, хорошего пациента, к тому же воспитанного: ждал врача три часа, и не принимал излишние объемы противоопухолевых препаратов». (Мне запомнилась фраза из выписного эпикриза: «…по шкале работоспособности – 80.) Он назвал имя врача, и жена, вооруженная смартфоном, тут же показала большой палец: мол, все классно, надо брать. Но брать должны были меня! Без промедления и каких-либо условий согласились принять — назначили встречу в профильном отделении другой больницы, относящейся к одному из федеральных агентств. Вот что значит магия того-самого единственного терапевта, которого во что бы то ни стало надо дождаться!
Окрыленные этим успехом и благословляющие всех врачей в мире (особенно же тех, кто работает в данном приближенном к Кремлю НИИ), мы с женой отправились праздновать… в то же самое кафе с его свежевыжатым грейпфрутовым соком и прочими лечебными прелестями. А потом воодушевленные пошли на выход, в последний раз опустив в турникеты свои пропуска. Еще один прием для контроля мне назначили здесь на лето, так что я еще вернусь (и уже предвкушаю это).
Описываемый мной первый за долгое время визит в больницу был, безусловно, очень успешным. Врачам я пришелся по нраву, многие из них принимали меня немедленно и даже давали сотовый номер (знак особого расположения). Здесь я зауважал врачей как никогда в жизни. С медсестрами, правда, пререкался почти постоянно. Медсестер на этаже было много: одна – по клизмам, другая – по уборке (со шваброй), третья – по забору крови, четвертая – по измерению температуры (с приборчиком, похожим на пистолет), пятая и шестая – по извозу на тележках (настоящие виртуозы своего дела, они ловко лавируют в лабиринтах, не забывают балагурить и накачали себе неслабые мускулы), седьмая – по процедурам… Ночью они все спали на тележках в коридоре. Соседи были милыми людьми и помогали мне, как в фильме «Покровские ворота». Врачи дарили надежду, насколько могли, и излучали уверенность в завтрашнем дне. За окном манила Москва с ее воспетыми горящими окнами. А буквально за порогом, после лабиринта Тверских-Ямских, рядом со спрятанными церквушками, – прекрасная станция «Маяковская», дизайн которой после реконструкции следовало бы внести в Книгу рекордов Гиннеса.
Теплое отношение к себе я чувствовал постоянно, от госпитализации до выписки. Попав в больницу, я первым делом был отправлен в «Санпропускник» приемного отделения, где полагалось сдать вещи и переодеться в домашнее. Его хозяйка, симпатичная рыжая женщина с короткой стрижкой (родом из Украины), узнав мою профессию, сразу же попросила снять о ней фильм и написать рассказ. (Первый за много лет человек, сказавший про меня с восхищением: «Интеллигент!») Будучи при исполнении, она все же посетовала, что пациент не принес с собой пакет, дабы положить в него ботинки. В результате согласилась вынуть свой пакет из запасов. Жена принесла ей потом несколько пакетов. При выписке эта женщина узнала меня, снова стала восхищаться моей профессией и все никак не хотела поверить, что я лечился у них на платной основе. «Как? Вы были платно?» — недоумевала она, как будто в этой больнице платно могут лечиться только олигархи, причем зарубежные, а своим гражданам она предоставляет только квотное и богоугодное лечение.
Эту больницу я по-настоящему полюбил, хотя после трех дней пребывания там (даже исключительно насыщенных) остается только одно желание – выбраться наружу, на свободу, без скудного пайка, без пропусков, но с волшебной карточкой «Тройка», позволяющей облазить все метро плюс Центральное кольцо плюс сеть троллейбусно-трамвайно-автобусных маршрутов. Слава Богу, в Москве меня ждали. Что касается последующего лечения, то на него в этой статье места не остается. К тому же, процесс в самом разгаре, так что обо всем своим чередом.
