С возрастом многое меняется, в том числе и отношение к истории. Поскольку ты сам становишься ее частью. С годами нас все более влечет прошлое. Не только оттого, что мы сами уходим в него, но и потому, что уже не успеваем за быстро меняющимся миром, молодежный сленг и круг интересов нам непонятны (а внукам, наоборот, ничего не говорят имена кумиров нашей молодости), освоить в полном объеме новейшие гаджеты уже не получается…Река времени все течет, но мы уже не на стремнине, нас уже прибивает к берегу, где поток замедляется. Скоро и вечная стоянка.
Потому-то и влекут так старые открытки. Вот перед вами мост Жака Картье, под которым проходит океанский лайнер, 1951 год. Справа от моста должен быть мой дом, но его еще нет — его построят лишь спустя 56 лет, в следующем веке. Мало того, нет еще и меня самого! Я появлюсь на свет через полгода — за многие тысячи километров от Монреаля. Мечтал ли я о нем? Нет. Даже в Советском Союзе, где так вольно дышалось людям, мудро следовали заветам Горация: «Люби не то, что хочется любить, а то, что можешь, то, чем обладаешь!»
Но задумывался. Даже из своего провинциального донецкого далека Монреаль мне казался городом особенным. Необычным. Надо, правда, сказать, что я, как и мой мудрый внук Ваня, был мальчиком странным. В том смысле, что начиная с пяти лет запоем читал… энциклопедии (подряд, начиная с буквы А), экономико-географические справочники и прочую захватывающую детскую литературу. Поэтому годам к девяти кое о чем знал и мог судить вполне обоснованно. В том числе и о Канаде с Монреалем. Однако не мечтал о них. Во всем, знаете ли, надо знать меру, даже в детских мечтах.
Поэтому с таким поистине детским восторгом я в июле 2007-го пересекал на маленьком фургончике (вез мебель сыну, который должен был вскоре прибыть на эту землю обетованную) ультрамариновую Сан Лоран по вышеуказанному мосту! Под ним проплывали корабли — вторая мечта детства…
Кстати, вы никогда не любовались знаменитыми монреальскими фейерверками с этого моста? Напрасно. Фантастическое зрелище! Мало того, что доносится музыка (да, да, сей грандиозный бабах в парке Жана Драпо сопровождает музыка, причем к каждой огненной композиции подбирают соответствующее музыкальное обрамление!), так еще с его стометровой высоты и вид открывается прекрасный. В небе расцветают сияющие цветы удивительной красоты, а далеко под ногами эти разноцветные огни отражаются в темной ночной воде. Каково оно — быть искрой, вспыхнуть высоко над ночным городом, падать в свое сверкающее отражение — и вдруг увидеть, как оно внезапно гаснет?! К счастью, темнота скрывает все остальное: пустые бутылки и банки из-под пива, сотнями летящие с моста — увы, наш мир несовершенен. Но как бы то ни было, а места там надо занимать пораньше, часов с семи, когда движение по мосту прекращают. Очень уж узкая там пешеходная дорожка, не вмещает всех ценителей прекрасного искусства зажигания звезд. И пива.
А вот еще один лайнер, на этот раз белоснежный и покидающий Монреаль. Скажите, господа, чего вам не хватает в сем городском пейзаже? Перед нами наш любимый город, но какой-то не совсем знакомый, чем-то напоминающий Москву, из которой убрали характерные сталинские высотки. Конечно, не хватает небоскребов! Без них уже трудно представить культурную столицу Канады. И недаром, надо сказать. Очень уж симпатичны разноцветные монреальские башни! Куда до них безвкусным (не считая разве что «Крайслер» и сам «Эмпайр Стейт Билдинг») нью-йоркским. Об удивительных шанхайских говорить не будем, к сожалению. Азия давно затмила Америку в этом плане, но даже на прошлой своей нью-йоркской квартире, где в виде из окна доминировал, стоило лишь оторваться от компьютера и взглянуть туда, именно «Эмпайр», я мысленно переносился в Монреаль, сравнивал — и с нетерпением ждал возвращения в любимый город.
В котором живу на Сан Катрин. Это скромный монреальский аналог Тверской и Бродвея. Веселая улица. Нерядовая. Неординарная. И очень симпатичная! Да, она уже не та, что раньше, — взгляните, кстати, как сверкала огнями она в депрессивных 30-х! — но все еще романтична и привлекательна. И чем дальше, тем больше. Думаю, ни для кого не секрет, что у этой улицы два конца и, соответственно, два цвета. Если ее west интенсивно розов, если там она, грубо говоря, является улицей красных фонарей, то на «моем» восточном конце ее цвет ближе к голубому. Это хороший, тихий и респектабельный, но специфический район.
Дальше к центру, за Бери-UQAM, — сплошь стриптиз-клубы (скажем так, «дамские», — вот ведь век настал, приходится уточнять, это дамы там оголяются), а здесь кафе, кабаре и прочие заведения на девять десятых заняты сильной половиной человечества. И уже часов с шести вечера свободных мест нет. Еще бы! У здешних мужских клубов собираются столь мощные Геркулесы, блистательные Аполлоны и совершенные Антинои, что редкие на этой части улицы дамы лишь мечтательно вздыхают. Увы, даже их жаркие взоры не могут растопить арктического льда мужского равнодушия, ответные взгляды красавцев скользят мимо, Клеопатрам нечего здесь искать и не на что надеяться.
Даже самая прекрасная из них пройдет по этой многолюдной улице незаметно, неузнанной, как в плаще-невидимке! Серой мышкой. Что возмутительно с женской точки зрения и подрывает основы существования. Не дамы интересуют местную публику. Смешно ли это? Нет. Надо ли осуждать сей феномен, как вот в России все кинулись? Не думаю. Стоит увидеть седые мужские пары, трепетно держащиеся за ручки (они, несомненно, прожили не один десяток лет вместе и давно отметили серебряную свадьбу), и все становится понятно. Это их улица! Здесь они (а не мы, условно нормальные) смотрятся естественно. Причем видно, что господь, какого бы пола он ни был (вы, кстати, не задумывались об этом, дорогие читатели?) дал им счастье. То, что 95% из нас пишут правой рукой, еще не означает, что 5% левшей ненормальны, согласитесь. Мир вообще создан именно креативными тремя процентами, все остальные, якобы нормальные, — лишь глина в их руках.
Н-дас. Мир не таков, каким мы его видим. Он гораздо интереснее. Но еще куда более странно выглядят редкие «розовые» парочки, залетевшие на голубой огонек Сан Катрин и пристально всматривающиеся в своих антиподов. В их зрачках пляшет чертик сомнения — и понимания. Ничего не поделаешь. Таков наш мир. Им правит любовь…
Помню, шли мы по Сан Катрин, и моя супруга, та еще штучка, из первых киевских красавиц, с благожелательным поначалу интересом всматривавшаяся в абсолютно чуждый ей голубой мир, стала все ближе жаться ко мне. Ее пугало то, чего она не испытывала очень давно, наверное, класса с четвертого школы, если не раньше — мужское равнодушие. Зато ваш покорный слуга даже в свои «под шестьдесят» вызывал интерес и специфически внимательные мужские взгляды. Но мне-то оно зачем, такое внимание? Оно мне и даром не нужно! И я все теснее жался к супруге…
Которая с некоторой завистью и явным сожалением отметила неоспоримые достоинства жителей нашего района: их очевидную интеллигентность, ухоженность, тонкость чувств и хорошие манеры. Явную состоятельность, в конце концов! Геи, пожалуй, более успешны в карьере, чем те волосатые, грубые и неотесанные мужланы, достающиеся прекрасным дамам, резюмировала она. И жалась поближе. Так мы и прошли рука об руку Сан Катрин, как многое прошли до того, что в Украине, что в Америке. И что еще любопытно, едва увидев Монреаль, я вспомнил песню романтичных 60-х — про голубые города. Именно такими я и представлял себе на заре туманной юности города будущего. Кто же знал, что возможны иные оттенки слова?!
Монреаль
