Не так давно в рубрике «В этот день» мы освещали заключенный в Канаде в 1998 году Договор о нераспространении противопехотных мин, которые часто становятся причиной гибели и увечий мирных людей. Некоторые страны не подписали этот договор: в частности, США и Россия. Об этом и была наша заметка. А также о том, что в России, в Чечне, в свое время были использованы тысячи таких мин. Впоследствии на них подрывались люди, среди них очень много детей. В качестве иллюстрации мы дали фотографию 12-летнего Артура Гажаева, пострадавшего от взрыва (справа).Артур увидел эту заметку на нашем сайте и оставил комментарий: «Интересно спустя 16 лет посмотреть на себя». Мы нашли Артура, сейчас ему 29 лет. Думаем, нашим читателям будет любопытно узнать о нем, о Чечне во время войны и о многом другом.
Лев Шиф: Как вы справились с жутким ранением, полученным в 12-летнем возрасте?
Артур Гажаев: Это было нелегко. Ранение произошло в самый разгар боевых действий в Чечне, в 1996 году. 6 августа в Грозный вошли боевики, а я попал в больницу. Вы можете представить себе, какими жестокими были столкновения дудаевских боевиков с федеральными силами!
Л.Ш.: Честно говоря, не могу представить, хотя об этом писали многие СМИ. Тогда от Грозного остались одни руины. Это правда?
А.Г.: Да.
Л.Ш.: Можете описать свое состояние?
А.Г.: Состояние неописуемое. Тогда в подвале Второй детской больницы кроме меня были десятки раненых детей. Эта больница находится в районе площади Минутка, где шли бои. Надо сказать, тогда никто не верил слухам, будто в Грозный опять войдут боевики. Не верил в это и я. Была немыслимая братоубийственная война, можно сказать, в собственном доме. Но, к сожалению, это случилось. Я не могу винить ту или другую сторону: Бог судья людям, которые начали эту войну. Я не судья.
Л.Ш.: Наверное, после взрыва вы какое-то время испытывали шок?
А.Г.: Я помню только оранжевое пламя и синее небо. Видимо, взрывом меня подбросило на несколько метров.
Л.Ш.: Где вы наступили на мину?
А.Г.: Недалеко от дома.
Л.Ш.: В самом Грозном?
А.Г.: Да. Я родился и вырос в Грозном. А в 2001 году я приехал учиться в Татарстан на Факультет международных отношений Казанского государственного университета, и там мне пришлось пережить немало нападок со стороны правоохранительных органов. Они постоянно давили на чеченских студентов, особенно после «Норд-Оста» и взрывов 11 сентября. Нас жестко допрашивали. Но силовиков я не виню: они выполняли свою работу. Тогда они задали мне вопрос: «Вы, наверное, подорвались на мине, которую вам свои же поставили?» Но боевикам, ведущим партизанскую войну, нет смысла ставить мины, окапываться на долгое время и т.д. Даже сейчас в Чечне я могу показать вам сохранившиеся окопы федеральных сил. Они сами подрывались на своих же минах.
Л.Ш.: Получается, они неконтролируемо расставляли мины?
А.Г.: Нужно задать этот вопрос офицерам, руководившим солдатами.
Л.Ш.: После войны вы и другие пострадавшие пытались выяснить это?
А.Г.: Я не знаю конкретного человека, который ставил мины, и номер его подразделения. Но я знаю, что это были федеральные силы. Мои слова звучат как обвинение в адрес этих солдат, но ведь они ставили эти мины не для меня. Они защищали себя. За это никто сегодня не ответит. Сейчас я могу только готовить документы на компенсацию вреда здоровью.
Л.Ш.: До сих пор вы, пострадавший от войны, не получили компенсацию? Ни федеральное правительство, ни нынешние власти Чечни ничего не выплатили?
А.Г.: Нет. Возможно, мне следовало как-то дать знать о себе. Но, к сожалению, помешали трагические события: в 2000 году моя мама тоже подорвалась на мине. Я даже точно знаю модель этой мины: ОЗМ-72. Она выжила, ей не оторвало ног, только побило осколками. Увы, в 2010 году она скончалась от онкологического заболевания.
Л.Ш.: В Чечне долгое время царило безвластие, шла борьба за верховенство, а страдали от этого простые люди…
А.Г.: Да. В российской прессе сейчас эта тема не упоминается. Освещать ее никто не примется. Я помню время, когда на въезде в Чечню через каждые 100 метров стояли посты. Проехать или дойти до дома можно было только за взятку.
Л.Ш.: Кто вел поборы с населения?
А.Г.: Федеральные силы.
Л.Ш.: Давайте вернемся к вашей трагедии. Когда вам ампутировали ногу после ранения?
А.Г.: Нога была сразу оторвана миной. В больнице рану только обработали.
Л.Ш.: Когда вы встали на костыли?
А.Г.: Моя вторая нога тоже была сильно разбита. Она и сейчас больная. Но я очень быстро начал ходить на костылях, а в 1997 году меня отвезли в Москву на протезирование. В Москве я перенес 2 операции, и мне поставили протез. Ходить я научился скоро, мною двигала воля к жизни.
Л.Ш.: У вас не было обиды на федералов, когда вас отправили в самое сердце страны, в Москву?
А.Г.: Напротив, я прекрасно находил общий язык с окружающими. Хотя я был чеченец из Грозного, отношение ко мне в больнице было хорошее. Вообще, у меня нет врагов и никогда не будет. У меня не было и нет ненависти к русским или к представителям других национальностей, воевавшим в Чечне.
Л.Ш.: Вы их простили?
А.Г.: Мне нечего им прощать. Бог судья отдельным личностям, которые занимались мародерством, массовыми убийствами. С обеих сторон были такие. Я сам видел таких. Многие приезжали в Чечню специально, чтобы нажиться на войне, пограбить. Но были и другие ребята: они буквально рыдали, не верили в то, что происходит, что развязана братоубийственная война.
Л.Ш.: Как вы преодолели тяготы войны и тяжесть случившегося лично с вами?
А.Г.: Тяжесть после ранения я пережил тогда, когда не мог посмотреть в глаза своим родителям. Я помню, как в тот вечер мама сказала мне: «Артур, не уходи далеко от дома». Отец и брат тоже предупреждали меня. Они как будто чувствовали опасность. Поэтому, когда они пришли ко мне в больницу после ранения, я испытывал чувство вины за то, что не послушался. Это была единственная тяжесть. Понимаете, есть моральные инвалиды, хотя у них есть руки, ноги. Когда Бог лишает нас чего-то, он обязательно дает что-то взамен. Не надо заострять внимание на том, что у тебя нет конечности. У нас есть много преимуществ. Нужно верить, надеяться на Всевышнего. Не надо сидеть дома. Надо общаться, дружить, работать…
Л.Ш.: Я прочитал в Сети, что вы ездили на Нью-йоркский марафон. Какой жизненный опыт вы получили, каковы были ваши ощущения?
А.Г.: В этом марафоне участвуют все желающие. Недавно, кстати, я написал письмо руководителю Нью-йоркского марафона Ричарду Трауму (который сам тоже инвалид, у него нет ноги) по поводу трагических событий в Бостоне. На Нью-йоркский марафон я поехал благодаря правительству Чеченской республики. Это было в 2011 году. Пройти 42 километра на протезе, который я не менял к тому времени 3 года, было тяжело. Протез уже буквально разваливался. У меня слезы наворачивались на глаза даже при обычной ходьбе. Но я пообещал Адаму Делимханову (депутат Госдумы; в прошлом – заместитель председателя правительства Чечни – прим. ред.), который очень помог мне с организацией поездки, что не уроню честь республики и пройду всю дистанцию, а после нее постараюсь станцевать лезгинку.
Л.Ш.: И станцевали?!
А.Г.: Да, станцевал как смог.
Л.Ш.: Вы были тогда представителем вашего народа, Чечни, о которой, в общем-то, плохо знают в мире.
А.Г.: Благодаря Рамзану Ахмадовичу Кадырову сегодня о ней уже многие знают! (смеется)
Л.Ш.: Он любит экстравагантные поступки.
А.Г.: Я бы не сказал, что Кадыров работает на публику. Та же история с Депардье: его уважают во всем мире и в Чечне. Чечня и Россия выросли на фильмах Пьера Ришара, Жерара Депардье, Луи де Фюнеса. Я слышал только самые лестные отзывы о поступке Рамзана Ахмадовича, когда он подарил Депардье квартиру (в элитном комплексе «Грозный-сити» — прим. ред.). Кстати, я многое знаю не со стороны: после обучения в Татарстане я работал в аппарате президента Чечни.
Л.Ш.: Расскажите, как вы туда попали?
А.Г.: Рамзан Ахмадович звал в Чечню молодых специалистов с высшим образованием, имеющих представление о внешней и внутренней политике, а также местном хозяйстве. По его зову я и вернулся в Чечню. Сейчас личные обстоятельства вновь привели меня в Казань.
Л.Ш.: О том, что происходит сегодня в Чечне, имеются полярные мнения. Чаще обращают на себя внимание негативные моменты. Вы, как человек, родившийся и росший в Чечне, пострадавший там, наверное, могли бы рассказать о том, что редко попадает в поле общественного зрения. Хотелось бы вместо стереотипов услышать что-нибудь новое, нестандартное об этом регионе.
А.Г.: С 2007 года я работал в Департаменте внешних связей при президенте и главе правительства Чечни. Должен сказать, что ситуация в Чечне сама по себе нестандартная. Меня больше всего поразили темпы восстановления Грозного. Я не верил, что он будет так быстро поднят из руин. В России часто вспоминают масштабное восстановление страны после Великой Отечественной войны при Сталине – «Пятилетку в 4 года». Рамзан Ахмадович тоже пообещал восстановить Грозный за 5 лет, и фактически управился в 4 года. Новый город мне показался сказочным. (К сожалению, наш собеседник сразу же использует стереотип – вся российская пресса, если нужно написать что-то позитивное о Чечне, в первую очередь упомянет восстановление Грозного, что, безусловно, правда – прим. ред.).
Л.Ш.: Восстановлен весь город? Это не «потемкинская деревня» с красивейшим центром и заброшенными окраинами?
А.Г.: Восстановлена не часть города, а вся республика.
Л.Ш.: Люди, которые пострадали от войны и потеряли дома, сейчас вернулись к нормальной жизни?
А.Г.: Да, конечно. Я сам лично участвовал в восстановительных работах в Чеченской республике. По указанию Рамзана Ахмадовича все, вплоть до министров, вышли вычищать город. Там ведь были территории, куда люди просто боялись идти из-за мин. Я сам лично вынес на руках 5 танковых снарядов. Конечно, это было опрометчиво с моей стороны. (смеется)
Л.Ш.: Где и кем вы работаете в Казани?
А.Г.: Работаю в НИИ развития управленческой компетенции «Абада». В мои обязанности входит протокольное обеспечение организаций.
Л.Ш.: Давайте поговорим о событиях в Бостоне. Они наверняка должны были произвести на вас большое впечатление. После теракта все опять вспомнили Чечню. Как вы восприняли это злодеяние? Для вас там все сошлось в одной точке: вы — чеченец, сами пострадали от взрыва и позднее принимали участие в марафоне.
А.Г.: Сейчас я сижу в своей квартире, а на стене — медаль Нью-йоркского марафона 2011 года. Когда я узнал о Бостонском теракте из интернета, я был готов, если бы у меня хватило сил, найти исполнителя и разорвать его на части. Кто бы это ни был! В прессе потом писали, будто бы Царнаевы защищали ислам. Но как они могли защищать ислам, принося горе людям?! В этом марафоне участвовали и мусульмане, и христиане. Все участвовали! Я не понимаю, как Царнаевы могли такое совершить! Какая разница, откуда они родом? В мире происходит множество терактов. Сколько людей расстреливают в школах в Америке! Но взор всего мира прикован именно к Чечне. Я считаю: если человек нарушил закон, его нужно наказать по порядкам страны пребывания. Когда в Москве кавказцы танцуют лезгинку на проезжей части, а кто-то может пострадать, они нарушают закон. Так делать ненормально! Что касается теракта, то мне хотелось бы посмотреть Джохару Царнаеву в лицо и спросить: «Зачем ты это сделал? Из каких убеждений?» Ведь ни одна религия не пропагандирует насилие.
Л.Ш.: Мне казалось, что народ, прошедший войну, вдвойне не хочет войны.
А.Г.: Всех чеченцев сейчас выставляют террористами, льют грязь и на них, и на всю Россию. Если мы виноваты в чем-то, мы должны это признать. Но ведь сейчас, где бы ни произошел теракт, говорят о чеченцах. В Сирии война – говорят о чеченских боевиках, воюющих там. Но ведь у этих людей, выросших там, хоть они и чеченцы, уже сирийская ментальность.
Л.Ш.: С вашей точки зрения, есть ли панацея от агрессии?
А.Г.: Огромную роль играет культура средств массовой информации. Там не должно быть людей, разжигающих межнациональную рознь. Также надо менять свои обычаи на бытовом уровне. У нас говорят: относитесь к своему соседу лучше, чем к своему брату, чтобы в случае чего сосед пришел к вам на помощь. Я знаю много примеров, когда у кого-то, фигурально выражаясь, горит дом, а соседи проходят мимо. Хочу обратиться и к канадцам, и к американцам, и просто ко всем здравомыслящим людям: наслаждайтесь жизнью – она короткая! Старайтесь не создавать предпосылки для вражды. Дружите и с черными, и с белыми, и с кавказцами, и с американцами, и с русскими. Пусть политики занимаются политикой, но народ всегда должен иметь холодную голову.
Я хочу снять фильм о том, что происходило со мной в годы войны в Чечне, о том, что я видел, ощущал, о горечи и о смехе сквозь страх. Может, хоть еще кто-то из глав государств задумается над законом о запрете пехотных мин, если будет снят фильм о ребенке, который подорвался на мине. Я вспоминаю те события, день за днем, и стал записывать их, пока не забыл, хотя такое не забывается. Думаю, у меня получиться восстановить каждое мгновение тех страшных лет. Но если снимать фильм, нужны спонсоры, заинтересованные лица, а в стране, которая не подписала договор о запрете пехотных мин, вряд ли можно таковых найти…
Монреаль
