Белые аккорды

Помните советских магазинных кур – тощих и синих? Их называли «синяя птица». Вот и не тоскуйте по СССР. Не о чем там тосковать, кроме молодости.

Летом 1981 года моя бригада наладчиков бралась за все: за индукционные и дуговые печи, конвейерные и вентиляционные системы, станки и экскаваторы. Работы хватало, но как-то по пути на один из заводов увидел я автобусную остановку с высокой бетонной стелой, украшенной изображением курицы и надписью «Птицефабрика». Бедное предприятие такую не построит.

И тут надо спросить читателя, сколько куриных яиц он может съесть за день. Сколько? А если каждый день пару месяцев? Не знаете? А я проверил на себе, когда мы ваяли систему технологического контроля на птицефабрике.

Сколько же яиц помещалось в футляре гальванометра? Меньше сотни брать было нельзя, они болтались и бились. В те годы крали все. Крали все, кто мог, и всё, что могли. Да и что мы зарабатывали? Жена 120, я 140, плюс командировочных рублей 70-80. На семью из четырех человек, у нас уже было двое детей. Стоили яйца, помнится, 90 копеек десяток, но не так просто было их купить. Потому и непросто, что в стране крали все, а на птицефабрике тем более. Даже вечно голодные куры пытались что-то украсть у соседок. Но люди крали более организованно и строго по рангу!

Сначала главные птичницы отбирали себе и помощницам по лотку огромных яиц. Затем десяток-другой лотков отборных коконов паковали для райкома партии. Кесарю кесарево, богу богово, сказал однажды Христос, но партия претендовала и на мирскую, и на духовную власть. Поэтому никто не стеснялся, и за ними приезжала райкомовская «Волга». После райкома, заменявшего бога и кесаря, приходило время откладывать яйца для руководства фабрики (директор, главный инженер, главный энергетик, главный механик, главный бухгалтер), которому тоже доставались лотки прекрасных яиц. Потом шла очередь электриков, механиков и пр., но им шли более мелкие. Затем…

В общем, пригласили нас на восстановление фабрики. Старое руководство посадили, так как воровать стало нечего, а это уже непорядок, но из 12 птичников оживили всего 6, на остальные не хватало поголовья. Ведь крали не только яйца, но и бедных несушек, даром, что они не мясной породы, жалкие, тощие и голодные. Между прочим, каждый птичник был рассчитан на 10 тысяч голов. Новая администрация надеялась заселить хотя бы еще 2 и планировала закупить венгерских цыплят, ибо своих в стране победившего социализма уже не было.

Система централизованного контроля… Основа основ советского строя. «Социализм – это учет и контроль», – завещал вождь. Сколько систем контроля я наладил! Я поставил учет на небывалую высоту, и не моя вина, что социализму это не помогло… Дали нам помещение, из птичников протянули кабели, сварили короба пультов — и вперед, ваяйте! Что контролировать? Температуру, конечно. Судите сами – десять тысяч кур в длинном низком сарае без окон и отопления. Зачем отопление? Птицы теплокровные, их много, и они сами нагреют любой курятник. Зато в каждой боковой стене стояло по 8 мощных вентиляторов, которые включались даже зимой, а летом не выключались.

За этим следила венгерская автоматика. Она же управляла раздачей корма, подачей воды, работой освещения, но неожиданно сама оказалась главной проблемой. Идея заключалась в том, чтобы до минимума свести присутствие в птичнике людей. С точки зрения венгров, это повышало производительность труда, с нашей – уменьшало возможность воровства. Но даже венгерская автоматика недолго выдерживала в птичниках.

Куры, извините, какают. А десять тысяч голов (или как в данном случае выразиться?) — это не шутка. Под многоярусными клетками движутся скребки и сгребают гуано в яму, а транспортеры выносят его наружу, в тракторные лафеты. Однажды я проверял реле и неосторожно выгреб все, но не позаботился о лафете… Большой был скандал и запах на всю птицефабрику, достало даже притерпевшихся ее тружеников. Это ценнейшее удобрение. Нигде больше я не видел такого роскошного ячменя, как на полях той фабрики. Запах, правда… Мы-то быстро принюхались, как и все там, а вот на обратном пути, в автобусах народ воротил от нас носы, да и родственники дома тоже.

Вы спросите, причем здесь автоматика, ей-то запах не мешает? Запах нет, но агрессивная аммиачная атмосфера съедала все металлическое: контакты реле и пускателей, клеммники и прочее. Вот автоматика и требовала контроля. Она следила за обстановкой в птичниках, а наша система следила за ней. Знакомо, не так ли?

Не скажу, чтобы мы перетруждались, тогда, по-моему, уже никто в стране не перетруждался, но в итоге создали простую и надежную систему, которая периодически опрашивала птичники и выводила данные на индикацию. И красиво, и катастрофу можно предупредить. Вызвать по телефону электрика, например, и послать его включить вентиляторы вручную. Если летом автоматика не включит, то через 2-3 часа птица передохнет. Хорошая система получилась и действительно оказалась нужной и полезной.

Но через неделю остановилась на ремонт столовая, и стало нам голодно. Язва желудка – профессиональная болезнь наладчика. Пришлось питаться яйцами. Сначала их поставляли сердобольные птичницы, а потом мы стали работать в курятниках… Вдоль всего птичника под рядами клеток тянулись многоярусные ленты конвейеров – полотняные полосы метров по 70-80 длиной. У входа они сливались в белую реку и подавали коконы на приемный стол, а там попадали в ловкие руки птичниц. Конвейеры включались тумблерами по бокам стола, за которым и восседала главная птичница.

И тут надо спросить читателя, бывал ли он на органных концертах? Видел ли, как органист подходит к органу, решительный и отрешенный, откидывает фалды фрака, садится, взметает руки и бросает пальцы на клавиатуру, беря первые звуки? Я это видел неоднократно. В органных залах… и в курятниках. Тем же взмахом рук после минутной сосредоточенности включала тумблеры яичных конвейеров главная птичница. Вот она всматривается в партитуру конвейеров, перебрасывает тумблеры – и в торжественной тишине плывут белые аккорды. В этот момент все затихает, и наступает первичная, космическая тишина!

Не хочется ее нарушать. Но придется. В курятнике не бывает тишины! Однако человек ко всему привыкает, перестает замечать запах, шум конвейеров и вентиляторов и даже птичий гам. И только после этого вы услышите напряженную тишину курятника в тот момент, когда главная птичница поднимает руки и бросает их на тумблеры яичных конвейеров. Все, можете дышать, включила! По лентам потек белый поток. Яичный Бах зовет помощниц, и те быстро заполняют ящик за ящиком.

И опять побеспокою читателя. Если вы бывали на органных концертах и сидели не далеко в нефе, а в трансепте, в первом ряду, разве не приходила вам в голову мысль, не закрадывалось в вашу душу желание самому стремительно подойти к органному пульту, сесть, откинув фалды фрака, взметнуть руки над регистрами и… Если такая мысль приходила, то я вас понимаю, а если нет, то сочувствую. И сразу хочу поделиться – это божественно! Сколько раз тем же точным, но свободным жестом я перебрасывал тумблеры, и ко мне устремлялся широкий белый поток. Сколько раз за моей спиной суетились помощники, набивая футляр гальванометра отборным яйцом. Да-с…

Мы съедали по десятку яиц во время обеда, и по тридцать штук везли домой. Каждый день, целый месяц. Жены сначала не могли нарадоваться на добытчиков, а потом стали тихо нас ненавидеть. Мы готовили яйца всеми возможными способами, варили, жарили, запекали, придумывали разные омлеты, пили сырыми, делились с родственниками и знакомыми, но не успевали c ними справляться. И ни у кого никакой аллергии, только отвращение. Сколько лет прошло, но и сейчас не испытываю к ним никакого стремления, влечения или тяги. Но уже могу есть.

И помимо яиц много интересного на птицефабрике. Курам необходимы трава и зерно – для этого и выращивались гектары ячменя, нужна иногда рыба — и ее привозили самосвалами. Самосвал тюльки! Нужен известняк — и привозили машины мела. Нужны витамины. И много еще чего нужно. Но ведь и людям многое необходимо.

Напрасно запирали птичники на замки и огородили фабрику бетонным забором с колючей проволокой. Напрасно держали бригаду охранников и проводили рейды по укромным уголкам. Не помогало. Крал весь персонал, включая охрану. Крали яйцо, ячмень, оборудование, кабель, стройматериалы, самих кур, наконец. Тюльку крали в первую очередь. Крали даже заборы вместе с колючей проволокой. Мы были дилетантами, смешно вспоминать тот наш футляр от гальванометра…

Новое руководство при Андропове тоже посадили, но было поздно, украли все. Больно вспоминать тех несчастных, вечно голодных несушек почти без перьев. И фабрика уже тогда казалась мне образцом коммунизма по-советски: бараки без окон, обнесенные забором из бетона и колючей проволоки; внутри многоярусные клетки, время суток по команде, еда по конвейеру, все тощие, крикливые, ощипанные и злые.

На этой печальной ноте я бы и закончил рассказ, но ведь именно там я наладил и сдал в эксплуатацию неплохую систему контроля, понял, что могу взяться за любую работу – и сделать ее, сел на яичную диету и научился играть в карты на деньги. Именно там испытал то высокое чувство маэстро, ту вдохновенную сосредоточенность, с какой он усаживается к инструменту, вскидывает руки и берет первые аккорды!