1 апреля с.г. на нашей с вами, уважаемый читатель, Родине произошло два знаменательных события большого культурного значения.
Во-первых, 1 апреля исполнилось 200 лет со дня рождения Николая Васильевича Гоголя.
Во-вторых, в тот же день неизвестные злоумышленники подорвали памятник вождю мирового пролетариата, что стоит на броневике в Санкт-Петербурге.Оба события слишком важны, чтобы ими пренебречь – хотя бы и сидя за
С Гоголем, казалось бы, все ясно. Крупнейший писатель, первый настоящий русский прозаик; если Пушкин дал России язык и поэзию, то Гоголь раз и навсегда установил уникальные стандарты русской прозы. Честь ему и хвала за это. Все? Нет, не все.
Счастлив писатель, который не только гордо освещал благодатные стороны народной жизни, но и прожил свои долгие годы в одной и той же стране, от рождения и до смерти. Это ему улыбается добрая няня, за его здоровье выпивают молодые сокурсники, его благословляют корифеи и императоры, его книги похваливает критик, цитирует ученый и несет с базара мужик – все цельно, все безупречно у народного гения, и склоняются при виде его целые народы и государства.
Но горе тому, кому черт нагадал родиться на Украине, а прославиться в России. Не склоняются народы и государства 200 лет спустя, а хватают за руки, тянут за ноги, прыгают на плечи, разрывают в стороны: наш! – нет, наш! – где ж ваш, ежели он наш? – а накося-выкуси, вовсе наш!
И городового-то не позовешь.
Шутки шутками, а на полном серьезе два братских народа серьезно и увлеченно делят Гоголя. Корифеи и няни, критики и государи, политики, ученые, пресса – все доказывают, что Гоголь «наш, а не их».
Ну почему, почему именно Гоголю вечно не везет? Эфиопия не предъявляет особых прав на Пушкина, Германия не пытается оттяпать себе Фонвизина с Герценом, Шотландия даже и не помышляет о Лермонтове. А Гоголь, одна из самых трагичных фигур русской литературы, снова пострадал!
«Скучно на этом свете, господа».
Мы, конечно, не станем здесь ударяться в литературоведение и в политику. Все давно сделано за нас. Украина доказывает, что Гоголь – малоросс (даже Пушкин говорил: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя»), нет, «малоросс» нельзя, неполиткорректно, непатриотично – украинец, и все. Пока жил на Украине – писал гениальные произведения, потом «продался» в Россию, продолжал писать там за большие деньги, но выходила все какая-нибудь дрянь. Где свинья бывает в ермолке? Как это нос разгуливает по Невскому проспекту? Какое привидение умеет воровать шинели, а нарисованный портрет оживать? Пропал Мыкола, совсем пропал.
Россия же, натурально, разит в ответ: все, что Гоголь накропал в вашей Малороссии – детский лепет. А гениальное у него – на русском языке, в России и про Россию. Хлестаков, Чичиков, Акакий Акакиевич, Сквозник-Дмухановский, Собакевич, Кувшинное Рыло, Манилов, майор Ковалев – это все «наши», русские (здесь русская национальная гордость достигает грандиозного накала). Хитролобые украинцы крутят чубы и не упускают заметить, что все русские у Гоголя – либо дураки, либо жулики, либо мерзавцы – вот вам ваши! – а благородны и положительны зато кузнец Вакула да Тарас Бульба с Остапом.
В общем, скверная история. Спасибо Италии, что не вмешивается, а могла бы: уж сколько Гоголь извел итальянских чернил и исписал итальянской бумаги, подумать страшно.
Давайте же просто вспомним самое основное. В пределах школьной программы. Никакой отсебятины.
Гоголь начинал как региональный писатель, таким воспринимался и в России: нечто экзотическое. «Малоросс», Малая Россия, малая литература. Украина – земля идеального климата, щедрого солнца, неиссякаемой еды и непрекращающегося питья. Поэтому сказки Гоголя – смешные, добрые и совсем не страшные. Редкая птица долетит до середины Днепра и все такое.
Есть у «украинского» Гоголя только один страшный эпизод: сцена утопления казаками евреев в реке. Топили легко, непринужденно и беззлобно, даже без ненависти, просто для забавы: уж очень уморительно «жиды» дрыгали ногами в чулках и потешных штанах, пока тонули.
Чуден Днепр при тихой погоде.
В холодном же Петербурге сумрачный гений Гоголя реализовался полностью. Жуткие, фантасмагорические, сюрреалистичные видения – и при этом такие узнаваемые. Угрюмая, беспросветная, главное – безнадежная Россия. И ведь не то чтобы там какой-то продавшийся врагам очернитель. Гоголь искренне искал для России светлое будущее. Искал надежду, искал подсказку. Уж так хотел найти, так старался, а не нашел. А что нашел, то сжег. И написал вместо этого «Выбранные места из переписки с друзьями»: «Нет, вы еще не любите Россию. А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам». Заметим, что речь идет о России, не хуторе близ Диканьки. По сути дела, Гоголь ставит России условие, по неисполнении которого ее ждет суровый приговор. Странно, но приговор был приведен в исполнение. Скажите на милость, ну кто из нас не замечал, что Россией по сей день правят гоголевские персонажи?
Впрочем, в некоем мистическом смысле Россия нанесла Гоголю ответный удар. Промозглый Санкт-Петербург оказался фатально вреден для здоровья маленького малоросса с большим носом. Италия не спасла ему жизни; а возвращаться на Украину, чтобы излечиться родным воздухом, Гоголь не пожелал. Все-таки Гоголя сложно назвать «великим украинским писателем».
Тем не менее, народы и государства продолжают великую идеологическую «битву за Гоголя». Им невдомек, что сама история недавних конфликтов России и Украины до сумасшествия похожа на войну Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем.
Впрочем, это уже политика, а в нее мы лезть не осмелимся. Не нашего ума дело.
Но перечитать Гоголя посоветуем.
Да, ну так вот, взорвали Ильича-то нашего. И это уже – совсем темная история.
Вроде бы дело политическое. В былые времена за такую выходку сотни тысяч душ отправились бы на расстрел да лесоповал. Но нынешние власти, кажется, политического дела «шить» не хотят. Вместо этого возбуждено следствие по статье «умышленное уничтожение или повреждение имущества путем взрыва». Бытовуха, короче. Хулиганство. Но больше похоже на «вандализм и разрушение памятников». А это уже нас вполне касается.
Памятники, конечно, вещь хорошая. Особенно уникальные композиции: ведь Ленин у Финляндского вокзала является чуть ли не единственной в мире фигурой, изваянной на крыше броневика.
С другой стороны, говорят, Лени Рифеншталь была гениальным режиссером. И фильмы снимала по большому счету великохудожественные, хоть и прославляющие нацизм. Не могу спорить – не видел. И вряд ли посмотрю – нет желания. Ну не могу я себя убедить, что человек, всерьез веривший в планетарное превосходствоТретьего Рейха, мог быть не то что гений, а хотя бы иметь IQ выше нуля. И в талантливость Рифеншталь я не верю. Вот в качество цветной кинопленки AGFA, в него верю.
Так же и с Лениным. Должен признаться – когда я прочитал об этом акте вандализма, я не испытал большого горя.
В 1991 году мне повезло находиться на Лубянской площади, когда там совершался другой «акт вандализма» – валили Железного Феликса. Может, валить памятники – и не лучший способ демонстрировать свою политическую зрелость. Но другие свидетели события не дадут мне соврать, кто и когда еще видел такое количество рассерженных, счастливых и трезвых людей одновременно?
Вернемся к Ильичу. По мне, по его памятникам уже лет 20 лет свалка плачет. Но вот не демонтируют. Говорят – история, говорят – наследие… Так и Гитлер был история, и Муссолини – уж какая история, а Сталин так и вовсе был человек исторический, как сказал бы Гоголь. Тем не менее, всех переплавили, и никакая культура от этого не пострадала.
Если общество хочет очищаться от дурного наследия, это надо делать не только на уровне политики, но и на уровне примитивных символов. Оболванивание-то происходит именно на этом уровне. Сами тираны это прекрасно понимали: любое изображение вождя есть вождь в миниатюре, с собственной властью, с собственной тенью, с собственной мощью. Эзотерики скажут, что тираны, плодя свои бесчисленные копии, увеличивают силу своего эгрегора. Похоже на правду. Не поэтому ли так стесняются убрать страшных идолов с российских площадей? Видать, боятся, что схватит памятник ослушника за руку, да и утащит за собой в преисподнюю.
Так и есть, боятся. Связываться с мистическим эгрегором не хотят. Вот и стоят ильичи, а самая главная набальзамированная мумия возлежит в языческом саркофаге на Красной площади. Не трогают! Страшно. И то правда, есть дела поважнее. В 90-е с памятниками навоевались, одни переименования городов и улиц во сколько обошлись.
Но идолы остались и продолжают свое темное дело, отбрасывая старые, боевые, проверенные тени.
И вдруг… на площади перед Финляндским вокзалом раздается взрыв, вылетает несколько стекол в окнах, а у Ленина наблюдается жестокий прострел аккурат в области седалища.
Хотели, похоже, разнести памятник на куски. Но сил хватило на одну дырку в нижней части фигуры. Редкая бомба достанет до середины.
Кто бы ни взял потом на себя ответственность за этот взрыв – ясно, что это какие-то хулиганствующие элементы, ничего солидного: в лучшем случае отличники по химии, в худшем – воинствующие психопаты, одним словом – маргиналы. Сегодня взорвут Ленина, завтра Гоголя, им без разницы. И это, похоже, единственная сила, которая вот таким уродливым образом заявляет довольно невнятный протест. Хорошо еще, никто не пострадал.
Ильича не жаль – его починят, подлатают, дыру заштопают, заварят, заваяют. Или товарищ Церетели отольет нового Ленина, в три раза больше самого броневика. Не привыкать.
Жаль, что у зловещего идола не нашлось более умных противников.
И совсем не хотелось бы, чтобы хулиганы с махонькими бомбами перегруппировались и сколотили более организованные и действенные отряды. Все уже было, и закончилось как раз вот этим Ильичом.
Когда-то, в тихие застойные времена, был такой придворно-припартийный поэт Сергей Смирнов. Он сочинил запредельно верноподданническую поэму «На поединке двух миров», которая сама по себе заслуживает отдельного исследования. Великолепный пример фальшивого фанатизма и целый полигон для психоаналитика. Так вот, последние слова поэмы определяли Ленина так: «Человек в потертой кепке и простреленном пальто».
Так 1 апреля две тысячи девятого года это формулировка обрела вторую жизнь.
Монреаль
