Николай II, королева Виктория, Вильгельм II, Чайковский, Вагнер, Лист, Шостакович, Рахманинов, Марлен Дитрих, Эндрю Ллойд Вебер – всех их объединяет то, что они играли на роялях фирмы Blüthner. Два месяца назад в Монреаль прибыл рояль этой известной немецкой компании, созданной в 1853 г. лейпцигским столяром Юлиусом Блютнером.За историю Монреаля это второй случай, когда рояль фирмы Blüthner выставляется на продажу в нашем городе. Приятно, что он совпал с 160-летним юбилееем компании. Рояль находится в музыкальном магазине Piano Vertu, расположенном практически в сердце русского района по адресу 5181 Decarie blvd.
«Блютнер — совершенство. Лиричность звука, соответствующая по красоте человеческому голосу, может вдохновить любого композитора», — так отзывался Петр Ильич Чайковский о рояле фирмы Blüthner. Многие композиторы и музыканты называют Blüthner поэтом среди фортепиано.
Владелец фирмы Blüthner доктор Кристиан Блютнер-Хэсслер согласился дать \»Месту встречи\» эксклюзивное интервью, объяснив свое решение тем, что русские всегда проявляли наибольший интерес к продукции фирмы Blüthner, и сейчас больше всего роялей и фортепьяно его компании покупают именно в России. Правда, при этом он заметил, что и Китай в этом вопросе не отстает.
Не каждый день выпадает возможность пообщаться с человеком, возглавляющим одну из самых старинных и крупных компаний по производству музыкальных инструментов. До встречи с Кристианом Блютнером-Хэсслером — наследником и владельцем производственной и торговой империи Blüthner, имеющей представительства в разных странах Европы, США, Японии и Китае – я старалась представить себе, как он выглядит. Почему-то рисовался черный костюм и галстук. Пожурив свое воображение за столь небогатый выбор, я вошла в зал, где было назначено интервью, и тут же растерялась. Трое мужчин поднялись мне навстречу. Кто из них Блютнер? Двое в черных костюмах и при галстуках, а один в белой рубашке, без галстука, при том невероятно элегантный. Именно он и оказался моим собеседником. Высокий, хорошо сложенный, блондин с голубыми яркими глазами и волевым подбородком. Настоящий киногерой, хотя на экране сейчас таких лиц и не увидишь! Его можно разве что сравнить с роялем высокого класса. Он протянул мне руку для рукопожатия, по-русски сказав «Добрый день!».
— Кристиан, с детства вы живете в окружении роялей и пианино. Вероятно, вы учились игре на фортепьяно?
— Да, но не на профессиональном уровне.
— Умение играть на фортепьяно – традиция в вашей семье?
— Вы не можете расти в семье Блютнеров, не учась игре на фортепьяно! Это невозможно представить! (Смеется).
— А если бы вы захотели научиться играть на скрипке, например, то не имели бы на это шанса?
— В таком случае меня бы все равно не освободили от обязанности научиться играть на пианино! Мои родители, конечно, поддержали бы эту идею, но отец сказал бы, что в любом случае, помимо занятий на скрипке, у меня должны быть уроки по фортепьяно. (Смеется). Я вспоминаю действительно смешную историю из своего детства. Еще до того, как пойти в школу, я стал учиться музыке. Я еще не умел читать, а когда начал складывать из букв слова, то прочитал, что на моем инструменте написано мое имя. Как любой наивный ребенок, я ничуть не был удивлен этому факту. Это же мой инструмент, значит, на нем должно быть мое имя. И только когда пришел к учителю музыки и увидел, что на его фортепьяно написано не его имя, то очень удивился. Это показалось мне странным! Помню, я спросил своего учителя: «Почему на вашем пианино нет вашего имени?» Учитель в ответ только рассмеялся. (Смеется). У нас дома стояло фортепьяно и два рояля, один из которых считался собственностью отца, и детям официально не разрешалось даже дотрагиваться до него. Этот рояль он получил в подарок от дедушки в качестве семейной реликвии. Другой рояль был современный. Он предназначался для наших занятий музыкой.
— И вы так и не прикоснулись к тому роялю?
— Сейчас он уже стал моим. (Смеется).
— Кристиан, какую музыку вы предпочитаете слушать, например, в своем автомобиле?
— Вы удивитесь, но я люблю классику. Еще я люблю джаз, но не сумасшедший, а такой мягкий…
— Тогда вам, может быть, было бы интересно посетить монреальский джазовый фестиваль.
— А, точно! Но все же я больше предпочитаю классику. В такой семье, как у нас, где пять поколений занимаются производством роялей, этого невозможно избежать. Blüthner – это не просто пианино. Это пианино, на котором Рахманинов писал свою музыку. А также Чайковский, Прокофьев, Вагнер, Григ, Дебюсси… Список можно продолжать.
— И даже The Beatles!
— Да, и The Beatles тоже! Читаешь воспоминания композиторов, живших 100 лет назад, и понимаешь, что Blüthner тогда уже был самым крупным производителем роялей в Европе. В семье хранится история о том, как Ференц Лист подружился с Юлиусом Блютнером – основателем нашего дела, и какое влияние эта дружба оказала на дизайн нашего рояля. Поскольку рояль предназначался самому Листу, то инструмент должен был соответствовать этому великому композитору и виртуозу. Создание такого инструмента стало настоящей проверкой мастерства нашей компании. Рояль должен был получиться очень высокого уровня. Живя с этим знанием, ты понимаешь, что создаешь не просто продукт, а культурную ценность. И это не только часть культуры. Представьте себе: без наших роялей огромная часть классической музыки была бы написана абсолютно по-другому! Иной могла бы стать идентичность европейской музыки!
— Рояль – это голос музыканта, средство для того, чтобы язык музыки был услышан.
— Разумеется!
— Я читала о «золотом тоне», свойственном роялям вашей компании. А как бы вы охарактеризовали звучание ваших инструментов?
— Это определение звучания наших роялей пришло извне. Я бы назвал голос наших инструментов очень романтическим, очень теплым. Русский дирижер и пианист Плетнев однажды приехал в Лейпциг с намерением выбрать рояль для своего оркестра. Он был уставшим после перелета, попросил кофе. Очень интеллигентный человек, очень скромный. Я бы сказал, застенчивый. И я решил заговорить с ним по-русски на моем «детском» уровне: помню несколько фраз со школьных времен! (Смеется). Плетнев же прекрасно говорит и по-английски, и по-немецки! А после кофе и пачки выкуренных сигарет мы спустились в зал, где стоят пять концертных роялей. Он выбрал один и начал играть. И не останавливался. И я не мог понять, хороший это знак или плохой. А когда он поднялся из-за рояля, то сказал: «Я абсолютно потрясен. Это до сих пор существует – этот голос, этот тон – поющий голос, который я искал». Он даже не попробовал другие четыре инструмента, а решительно сказал: «Я хочу только этот!» Разумеется, это был хороший знак! Затем мы много говорили о музыке. Красота тона фортепьяно сейчас забыта. Слышишь только бэнг-бэнг! (Морщится). Фортепьяно воспринимается как музыкальный инструмент, который должен быть громким настолько, насколько это возможно. Сейчас музыкальные конкурсы совсем не то, что конкурс Чайковского. Это как Олимпийские Игры – главный приз получает тот, кто сыграл пьесу за более короткий промежуток времени! Конечно, не стоит принимать мои слова всерьез, хотя это направление, в котором музыка сейчас идет. Мы говорили с Плетневым об этом тоже. Рояли фирмы Blüthner отличаются от других. Blüthner – это голос, музыкальность, человеческий голос. Blüthner не имеет ничего общего с шумом. Я уверен, что наши рояли – лучшие в Европе.
— Я вижу вашу гордость за дело своей семьи! А вы сами учились тому, как собирать, реставрировать или настраивать рояли?
— Я вырос среди пианино! Когда мне было 11 лет, я начал учиться тому, как настраивать пианино. В студенческие годы, вы знаете, всегда не хватает денег! Не важно, сколько денег тебе дают родители, ты их тратишь так быстро, что очень скоро не остается ничего. А я учился на медицинском факультете и решил подрабатывать не в больнице на ночном дежурстве, а настраивая пианино. Я понял, что настроив одно пианино, я заработаю столько же денег, сколько за полную смену в больнице. За такое время можно легко настроить пять инструментов! (смеется).
— Судя по тому, что вы сейчас возглавляете компанию Blüthner, вы уже не работаете доктором?
— Я понял, что у меня есть обязанность перед семьей, нашим делом. Я должен был взять на себя заботу о нашей традиции. Я не имею в виду только бизнес, когда говорю эти слова. Blüthner – это часть немецкой культуры. Так много вещей забывается в наше время невероятных скоростей, столько всего уходит в небытие, и если исчезает, то уже навсегда. И восстановить, вернуть к жизни забытое очень трудно.
— Ваша компания наряду с тем, что проводит международные конкурсы пианистов и музыкальные сезоны в самых престижных залах Европы, занимается и благотворительностью. Несколько лет назад вы подарили концертный рояль Калининградскому музыкальному колледжу. С тех пор там проводятся конкурсы юных музыкантов. Почему ваш выбор пал именно на этот колледж?
— Сейчас в Москве так много денег, что она в состоянии сама купить рояль. А Калининград – это маленький, мало кому известный город. Раньше это был немецкий город Кёнигсберг и в его консерватории всегда имелись рояли фирмы Blüthner. А в Советское время консерватория была лишена такой возможности. Там имелись, конечно же, инструменты других компаний, неплохие, но не такого высокого уровня, как Blüthner. Бывший директор колледжа связался со мной. О себе он рассказал, что закончил Московскую консерваторию, где экзамены сдавались на рояле Blüthner. Он сказал, что комната с роялем нашей компании в консерватории всегда была заперта, и никто не мог репетировать на нем перед экзаменом или концертом. Еще он сказал, что им очень бы хотелось получить рояль нашей компании, но у них нет денег. И тогда мы договорились, что подарим наш рояль, а они будут проводить у себя конкурсы юных музыкантов. И сейчас эти конкурсы идут, и довольно успешно.
— Здесь у нас в Монреале много талантливых юных музыкантов. Не собираетесь ли вы подарить рояль монреальской консерватории?
— Все-таки, прежде всего, мы – компания. И я должен защищать наше дело! (Смеется). Я бы не был хорошим руководителем компании, если бы раздавал все наши рояли направо и налево, потому что в таком случае Blüthner просто прекратил бы свое существование. Я выполняю свою миссию по отношению к своей семье: я должен передать нашу компанию в лучшем виде своим детям. Сейчас здесь находится наш новый рояль, и я приехал, чтобы обсудить маркетинговую стратегию, технические детали, связанные с продажей наших роялей и пианино в Монреале. Приобретение рояля фирмы Blüthner – это инвестиция. Во что еще в этом мире можно вложить деньги? В недвижимость, искусство… И в музыкальные инструменты. Рояли никогда не теряют в цене. Их стоимость со временем только растет. Но я говорю не только о финансовом плане, но и о плане культурном. Для меня важен и культурный аспект появления нашего рояля здесь.
— Что для вас музыка?
— Это важная часть жизни любого человека. В дорожной пробке что вы делаете? Слушаете музыку!
— И для вас не важно, что это не живая музыка?
— Не важно! Разумеется, быть на концерте – это совсем другое, это жизненный опыт! Но я не вижу ничего плохого в том, чтобы слушать музыку через наушники!
— И последний вопрос. Вам нравится Монреаль?
— Я здесь второй раз, и опять на короткое время. Монреаль – красивый город!
— Спасибо за интервью.
— Спасибо. До свидания. (Эти слова др. Блютнер произнес по-русски – С.М.).
Монреаль
Фото автора
