Речь не о том, что с 1948-го до самой смерти в 1952 году последний классик русской литературы жил на пенсию, выплачиваемую американским филантропом евреем Фрэнком Атраном, а о книге «Неожиданный Бунин» пера Ольги Пугач (автор книги «Репер Нобеля» о нобелевских лауреатах с Украины). В электронном виде она вышла осенью прошлого года в издательстве Стрельбицкого и скоро появится на бумаге в киевском издательстве «Культура и жизнь».
Посвящённая 150-летию нобелевского лауреата, книга показывает ту сторону его жизни и творчества, которую обходили и в царской России, и в Советской империи, обходят и в нынешней. Автора вдохновил на труд Максимилиан Каммерер, он же предложил навеянную Розеттским камнем идею опубликовать книгу на украинском, английском и русском, написал эпилог и взялся за перевод на английский. А выверял перевод мой старый знакомый Гарри Голдберг, редактор специального американского журнала, известный криптолог, работавший во времена холодной войны на ниве противостояния СССР и США. Тема увлекла его по двум причинам: во-первых, он большой ценитель русской литературы и язык выучил для того, чтобы свободно её читать. А тут — Бунин, последний классик! Во-вторых, его дед родом из Кременчуга. Так что над книгой работали 3 американца: Макс, Гарри и я.
Итак, «Несподіваний Бунін» (на украинском) и Unexpected Bunin (на английском) можно приобрести на Amazon’е, а мы плавно перейдем к… эпилогу.
Юрий Кирпичев
Литературоведческий эпилог
Что можно добавить в заключение, прощаясь с нашим героем и нашей темой? Необходимо поставить один важный литературоведческий вопрос. Он касается не манеры письма Бунина, не особенностей его творчества, нет, это принципиальный вопрос генезиса русского искусства изящной словесности, то есть литературы как культурного феномена – и как инструмента утверждения и экспансии государства. Какого? Российской империи!
Как стало ясно благодаря этой книге, влияние Украины на Бунина было безусловным и значительным, но всё же не настолько большим и очевидным, как в случае Гоголя. Однако и того никак нельзя назвать сугубо украинским писателем, как бы кому-то этого ни хотелось, несмотря на происхождение гения и тематику многих (и, вероятно, лучших) его произведений. В силу известных обстоятельств, с недавних пор идёт жаркая полемика по этому поводу, но мы в неё вступать не будем, считая более интересным обратить внимание на характер данных обстоятельств.
А заключаются обстоятельства в том, что великая русская литература, к которой справедливо относят как Гоголя, так и Бунина, выросла из имперской шинели, что и подчёркивал Достоевский. Да, да! Обратите внимание, когда, собственно говоря, сия литература появляется? Во второй половине XVIII века, когда Российская империя начинает вести одну из главных партий в концерте сильнейших держав мира. Нетрудно заметить, что французская и английская литературы прошли тот же путь и тоже расцветали во время становления империй, что позволяет сделать следующее обобщение: индикатором величия державы являлись большая армия, флот и… литература! Можно даже считать это триединое сочетание аксиомой теории строительства империй. Их создавали флоты и армии, а литература оправдывала и обосновывала экспансию, подводя идеологическую базу. То есть она – одна из опор империй, вид оружия. Это оружие интеллектуального обаяния и превосходства, что весьма важно, как мы увидим.
Однако русская литература довольно долго оставалась провинциальной, не имела своих тем, коренной почвы, не имела главного – развитого языка. Усилий Кантемира, Тредиаковского, Сумарокова и даже Ломоносова с Державиным оказалось мало как для придания величия и блеска литературе, так и для обретения великодержавного шарма. И так было, пока не явились Пушкин, создавший современный русский язык, и Гоголь, давший ему цвет и вкус, рельефность и яркость, краски, их тона и оттенки! За что надо сказать спасибо Украине – в этом смысле Гоголь украинский писатель. А поскольку Достоевский недаром говорил о его шинели, из которой вышла вся русская литература, то логическое заключение вы можете сделать сами. Таким образом, и о Бунине можно говорить в этой связи: он восхищался нэнькой, её землёй и народом, поэзией Шевченко – и неплохо знал украинский язык, раз переводил с него.
Продолжим обобщение. Великие литературы не только рождаются синхронно с империями, но и угасают вместе с ними, и Бунин – это свет погасшей звезды. Советскую художественную словесность уже никак не отнесёшь к великим, а новую российскую и подавно, не взирая на Пелевина. И вот что любопытно в нашем контексте: зададимся ещё одним вопросом, а велик ли вклад колоний в английскую или французскую литературы? Ответить на него нетрудно: вклад практически нулевой, что естественно – метрополии в культурном развитии стояли намного выше. А как с этим у русской литературы? Ведь понятно, что на пустом месте подобный культурный феномен появиться не может, поэтому копнём до корней, взглянем на базис.
Нет, времена былинные, «Слово о полку Игореве» и «Моление Даниила Заточника» ворошить не будем, их влияние не надо преувеличивать. Хотя бы потому, что литература начинается не только с писателей, но и с читателей. Известны переживания Пушкина по поводу малого спроса на его книги, но объясняется он не тем, что солнце русской поэзии сияло недостаточно ярко и мало привлекало читателей, – Пушкина любила и ценила вся Россия! – а тем, что в огромной стране не имелось достаточно читателей.
Главным кузнецом и поставщиком каковых всегда и всюду было студенчество. Увы, в этом славном деле восток Европы отставал: первая православная славяно-греко-латинская школа открылась в 1576 году – и отнюдь не в Москве. Её основал князь Острожский. В 1615 году православная школа появилась в Киеве, в 1632-м она стала коллегией (на 4 года раньше основания американского Нового колледжа в Кембридже, штат Массачусетс, будущего Гарварда!), а в 1658-м – Киево-Могилянской академией. И только в 1687 г. в Москве открылась Славяно-греко-латинская академия. Между прочим, в проекте её устава ректору и преподавателям вменялся высший контроль над делами веры и образования, борьба с ересями – и за многие преступления перед православием полагался костёр…
Кто же преподавал в этих школах и академиях? В XVI-XVII веках все лекторы, все православные учёные, теологи, философы и религиозные деятели обучались в католических (часто иезуитских) школах и в европейских университетах. Так, Арсений Грек, сподвижник патриарха Никона, учился в Венеции и Риме, затем в Падуанском университете. Ректор Киевской академии Пётр Могила, восстановивший православие в Украине (возобновил богослужение в Софийском соборе, добился признания прав православной церкви в Речи Посполитой), учился в католических университетах. И сама его академия, как и Славяно-греко-латинская в Москве, была точной копией школ иезуитов, начиная с организации и заканчивая названиями классов, предметов и языком обучения – оно шло исключительно на латыни и греческом. Даже церковнославянский, рабочий язык православия на Руси, в ней практически не изучался!
Мелетий Смотрицкий, автор первой церковнославянской грамматики, закончил Виленскую иезуитскую гимназию, учился в европейских университетах: Лейпцигском, Виттенбергском и Нюрнбергском! Кассиан Сакович, соратник Могилы, учился в Краковской католической и Замойской иезуитской академиях. Именно киевские выпускники затем составили костяк преподавателей Московской славяно-греко-латинской академии. Учёность шла из Киева!
С этими двумя академиями и вступила Россия в имперское XVIII столетие – чтобы за весь этот век суметь открыть лишь ещё одно высшее учебное заведение – Московский университет. При Пушкине в ней имелись университеты Московский, Петербургский, Казанский, Харьковский, Варшавский, Виленский, Дерптский и Хельсинский. Итого 8, причем непосредственно к самой России относились всего 4, да и то если считать Казань русским городом. Для справки: в бездуховных и ещё недавно колониальных США их было уже 13, тогда как Киево-Могилянскую академию имперские власти в 1817 г. заботливо закрыли.
Какой же вывод следует из нашего небольшого анализа? Он очевиден: dieu est toujours pour les gros bataillons, то бишь, литературный бог на стороне больших батальонов. Мало университетов – тонок слой культурных, образованных людей, мало читателей и писателей. Ergo: в отличие от Англии и Франции, метрополия Российской империи не могла похвастать интеллектуальной мощью, и поэтому базис будущей русской литературы формировали более развитые и образованные колонии, в том числе Украина. Повторю: именно киевляне составили костяк преподавателей Славяно-греко-латинской академии в Москве. Златоуст Симеон Полоцкий, выпускник Киево-Могилянской коллегии, писатель, богослов, поэт, искусствовед, драматург и переводчик был наставником детей царя Алексея Михайловича, а первопечатник Иван Фёдоров бежал из Москвы в Русское воеводство Речи Посполитой.
Вот и шляхтич Семён Буникевский, в XV веке выехавший с литовской Волыни на Полтавщину, имел, по-видимому, какое-то образование и знал латынь, как многие из шляхты и казацкой старшины, недаром Бунины дали стране столько славных имён в сфере культуры и науки. Нет, не случайно Бунина тянуло на юг, его путешествия по Украине были в какой-то мере возвращением к истокам, корням, домой и, подводя итоги, можно даже сказать, не слишком погрешив против истины, что Украина дала ему крылья, поставила на крыло!
М.Г. Каммерер
