Кто из московских студентов не мечтал подрабатывать дворником? Не то что метла снилась, но при удаче можно было довеском к инструменту, пусть на время, получить свой закуток. Казенное жилье предоставляют в любой стране, при любом режиме. Лишаешься должности – его отбирают. На этом и построена испанская трагикомедия начала 60-х «Палач» («El Verdugo», режиссер Luis Garcia Berlanga).
Единственное, что отличало за пределами тюрьмы маленького, неприметного старичка Амедео от его сверстников – это жестких очертаний саквояж, в котором что-то полязгивает. Нам ни разу не удается в него заглянуть. Вот и хорошо. Крепче спать будем, потому что помещается там гаррота, орудие казни.А суетливый, обрюзгший старикашка в беретике – это палач с 40-летним стажем. Окружающие им откровенно брезгают. Соседи по «курятнику» — бараку, где он занимает разгороженную надвое клетушку с кухонькой, спешат заявить, что не имеют с ним ничего общего. Охранники – и те теряют аппетит, когда он, подписывая ведомости, прилаживает саквояж на стол рядом с их завтраком.
Но сам Амедео уже не видит в своей работе ничего странного и, как большинство людей, привык оценивать мир со своей колокольни. Сокрушаясь — «измельчал народ!» — иллюстрирует свою мысль рассказом о поведении приговоренных в последние минуты перед казнью. Хвастает ручными часами, которые подарил ему один особо стойкий экземпляр. С пеной у рта — «Где же гуманность!» — сравнивает гарроту с гильотиной и электрическим стулом и азартно растолковывает любопытному собеседнику устройство смертоносного ошейника.
Есть у палача дочка Кармен – и фигурой, и личиком удалась. Но ухажеры задают стрекача, прослышав, кто может оказаться их тестем. Девушка привыкла к профессии отца. На стене висят фотографии. «Это твой дядя?» — «Нет, это тот заключенный, что подарил отцу часы». А у «смежников», в похоронной конторе, трудится интересный, статный парень Хосе-Луис. С ним та же история, неохота девицам крутить роман с могильщиком. И он притерпелся. Правда, всю жизнь оставаться на кладбище не собирается. Обреченные на одиночество, молодые люди, однако, случаем знакомятся, влюбляются. Женятся, когда девица беременеет (парень-то порядочный). Вот уж точно – «брак, заключенный на небесах». Тем более что государство выдает старикашке ордер на казенную трехкомнатную квартиру. Беда в том, что через годик заслуженного специалиста выпроваживают на пенсию, а значит, прощай едва обретенный рай. И новоиспеченного супруга просят – нет, не переквалифицироваться, просто подписать контракт, чтобы семью не выселили. Хосе-Луис, конечно, сопротивляется. Но его уверяют, что это формальность, что в момент, когда от него потребуют освященного законом убийства, он тут же подаст в отставку. Черт с ней, с квартирой. Переедет семья в Мадрид, а там Хосе-Луис, как и мечтал, выучится на механика… В какую цену идет душа?
Смерть незримо присутствует в каждом эпизоде фильма — и никакой трагедии. Встречая прибывший на самолете гроб, Хосе-Луис использует ситуацию, чтобы сфотографироваться у лестницы международного лайнера. Цепляет к венку девственницы ленту «от неутешных детей» и в ответ на упрек напарника со смехом предлагает исправить надпись, вставив «от усыновленного сына». Да не он один такой. Водитель тележки, везущей гроб, куда-то опаздывает и несется как на пожар, понуждая вдову и прочих родственников усопшего устраивать спринт на аэродромном поле.
Мне очень хочется, чтобы вы посмотрели «Палача», он есть в сети. Поэтому пересказывать, что изо всего этого вышло, не буду. Эта «черная» комедия – тонкое, умное, великолепно поставленное, снятое и сыгранное кино (в роли Хосе-Луиса – Нино Манфреди, один из лучших характерных итальянских актеров). Если попутно наткнетесь на рецензии, где поминают Франко, не тратьте времени зря. Картина пережила свою историческую привязку. Это притча, касается она всех.
Кармен, Хосе, тюрьма – вероятно, Berlanga учитывал и эту ассоциацию. Вообще, испанское кино в СССР попадало редко. О Бунюэле узнавали на закрытых просмотрах, в широком прокате его не было никогда. Зато туда попала «Королева Шантеклера», слезливый кич, перепев «Травиаты»: роман стриптизерши из кабаре, скрывающей свое занятие от чистого юноши, и, соответственно, крах мечты, когда его об этом оповещают. В журнале «Советский экран» опубликовали разгромную статью. Публика – en mass – обрушила на критиков свой праведный гнев: «Как вы смеете издеваться над героиней, судьба которой так близка любой русской женщине!» (чудны дела твои, Господи!)
Но в 80-е нам показали «Кармен» Карлоса Саура (с Антонио Гадесом и Пако де Лусия), классический метатекст. В танцевальной школе фламенко готовят спектакль по повести Мериме. Постановщик ищет исполнительницу главной роли. Даже неискушенному глазу видно, что найденная им девица танцует слабее многих. Но Антонио важен характер, «стерва с волчьими глазами», и молодость, ценная тем, что живет без оглядки. Сюжет переходит со сцены в жизнь. Я несколько раз, практически подряд, бегала тогда на этот фильм. Впитанный ритм подчинял себе потом движение прохожих на улице, хлопанье дверей. Почему-то именно страсть Саура заразила меня надолго, хотя я и прежде видела фламенко, и в быту, и на экране. «Кармен» — второй фильм из «балетной кинотрилогии», открытой «Кровавой свадьбой» и продолженной «Колдовской любовью» («El amor brujo», 1986). С этого андалузского искусства режиссер в 50-е и начинал – короткометражкой «Фламенко». С тех пор это одна из его постоянных тем: «Sevillanas» («Севильянас»), «Salome» («Саломея»), «Flamenco, Flamenco» (2010).
Вы знаете разницу в поведении лисы и хорька, если им повезет пробраться в курятник? Лиса утащит птицу-другую, а хорь передавит всех, это одно из самых свирепых животных. Впервые Саура привлек к себе внимание фильмом «Охота» («La caza», 1966, «Серебряный медведь» в Берлине). Черно-белое кино про мужчин, решивших пойти на кроликов с хорьком. Забава еще средневековая: хищника запускают в нору, чтобы выгнать из нее добычу. Первые же кадры – клетка с мечущимися, видимо, давно не кормленными юркими красавцами. Конечно, всплывет Хэмингуэй, и тут же растворится: интродукция чересчур многословна, да и на протяжении фильма беседа почти не затихает. К придорожному кафе подкатывает джип. Трое из пассажиров уже в возрасте, воевали в стане франкистов, о чем вспоминают единственной фразой-клише: была «верная четверка» (один из друзей умер). Судьбы живых не очень благополучны. Самый удачливый – Пако – вроде бы и гордится семьей, носит с собой фотку, но гуляет на сторону. Хосе и затеял-то всю это, чтобы подзанять у Пако денег: он сошелся с молодкой, влез в долги. Луис – алкоголик, ищущий в научной фантастике созвучные ему темы всемирной катастрофы. Потащил его с собой Пако, он и поехал. И затесался в эту компанию племянник Пако, почти мальчик, Энрике. Единственный, кого по-настоящему интересует сама охота.
Полных пять минут под марш на барабанах мы наблюдаем, как повторяется трехактное действо: бегущий кролик, выстрел, перезарядка ружья. Бежит – бах! — перезаряжаем. Ритм отточен у Саура не только в фильмах о фламенко. Отдых и подготовка к обеду, который готовят из настрелянной дичи, по ощущению тревожны. Нас словно предупредили, что добром оно не кончится. Пако отказывает в деньгах. Попытки Хосе настроить его дорогими воспоминаниями на нужный ему лад вызывают лишь раздражение. Никаких особых подробностей, но в паре реплик звучат затаенные зависть, злость. Вот тут очевидным фоном к повествованию проходит франкистская Испания, когда ничего не говорилось открыто. Все вторыми планами, через символ, метафору. И эти ружья. Нет, все-таки немножко Хэмингуэй.
Притча становится визитной карточкой режиссера. Через год после «Охоты» он снимает «Охлажденный мятный коктейль» («Peppermint frappе», та же награда). Современный зритель определил бы жанр этого фильма как триллер – подавленный «основной инстинкт», иллюзия и реальность, ревность, месть. На конфликте реальности и фантазии в детском восприятии держится сюжет фильма «Выкорми ворона» («Cria Cuervos». 1976, куча призов, в том числе в Каннах). В нем же звучит мотив переноса диктата из политической сферы в семейную жизнь, бытие в унисон с сознанием, одевающим смерть в мистический ореол, что, по мнению Саура, особенно присуще Испании (сравни с «Палачом»). В картине «Ана и волки» («Ana y los lobos», 1979) испанский зритель (остальным режиссер все объяснил напрямую) безошибочно разглядел зашифрованный рассказ о режиме. Но так ли уж необходим был Франко, чтобы человек давал волю жестокости (а то в Штатах ее днем с огнем не сыщешь!). В 90-е Саура отвечает себе на этот вопрос (например, фильм «Стреляй!»).
Все работы, которые я перечислила, смотрятся сегодня без скидок на время. Большая редкость. Саура творит более полувека – около четырех десятков фильмов. Призов и номинаций не сосчитать. В испанском искусстве он – живой классик, который не останавливается. В 2001-м на экраны вышел прелюбопытнейший фильм «Бунюэль и стол царя Соломона», где режиссер отправляет в 30-е годы на поиски мифического артефакта трех икон испанской культуры, Бунюэля, Дали и Лорку: «Испанская литература — это в какой-то мере игра, двойная или даже тройная игра. И такая игра мне всегда нравилась».
Почему я написала об Испании? Фестиваль в Сан-Себастьян, почти десятилетие назад взявший шефство над латиноамериканцами, — старейший кинофорум в стране. Существует с 1953-го. Не единственный, конечно. В 1956-м появился фестиваль в Вальядолиде, потом в Каталонии. Четверть века испанская Академия искусств и кинематографии присуждает премию «Гойя». Есть несколько институтов, где учат на киношника. До голливудского размаха далеко — денег на развитие индустрии не хватает. И потом – политика. Обеспечивая стипендиями аргентинских и уругвайских дебютантов, к собственным талантам не шибко мирволят. Молодые режиссеры едут в Аргентину или в Мексику: там дешевле взять на прокат вертолет для съемки с высокой точки, и не висят над душой чиновники из муниципалитета, заставляя сворачиваться, потому что оплаченное время истекло. Но назовите мне хоть одного киномана, не смотревшего Саура или Альмодовара?
До встречи через неделю.
Монреаль
