Редкая удача провести интервью с таким человеком, как Давид Исакович Фишерман. Многим наверняка доводилось встречать его на тех или иных событиях, проходящих в Русском Монреале. Он завсегдатай Русского клуба при Cummings Jewish Centre for Seniors, член Монреальского совета ветеранов Великой Отечественной войны и активный участник всех событий, связанных с празднованиями Дня Победы.Мне же посчастливилось познакомиться с Давидом Исаковичем лет 13 назад, когда он выиграл подписку на издаваемый тогда мною журнал и стал его постоянным читателем. И тогда, и сейчас Давид Исакович выделяется какой-то особой выправкой, я бы сказала, молодцеватой, благодаря чему никто не поверит, что он старше Октябрьской революции на 2 года.
В этом году 6 апреля герою моего материала исполняется 102 года. Давид Исакович родился в Одессе, а жить, служить, воевать и работать ему довелось в самых разных точках Советского Союза. В Монреаль он приехал вместе со своими детьми в 1995 году.
— Ну, выбирайте место поудобнее, садитесь! – пододвинул Давид Исакович мне стул к столу, а сам сел напротив. — Спрашивайте! Всё расскажу, что знаю!
С этих его слов и начиналась наша беседа. Однако от роли ведущей в нашем диалоге я отказалась сразу. Боясь что-либо упустить, я вслушивалась в каждое слово, старалась не переспрашивать, не сбивать своими вопросами. И очень быстро поняла, что такого рассказчика не собьешь. Память Давида Исаковича хранит историю прошлого века по дням, иной раз и по часам. И разворачивается она перед моими глазами, снабженная присущими только ему присказками и поговорками. Так я ее и записала, почти не редактируя, стараясь сохранить речевой колорит и сказовый стиль удивительного рассказчика.
— Я отдал службе в армии 25 лет. Уж так получилось, что я все время подпадал под необходимость служить. Сначала после призыва вместо полутора лет я служил три с половиной года — как солдат, в танковых войсках. Призывался первый раз 10 мая в Проскурове и должен был служить по спецнабору полтора года. Мне тяжело было от матери уехать. Думал, что целых полтора года ее не увижу. И что вы думаете? Прошел 37-й год, уже 38-й. А нас не отпускают домой. Почему? Есть боевое задание. Какое? О чем речь идет? Вроде, мир кругом…
Нам говорят: «Вы должны освободить Западную Украину и Западную Белоруссию». На каких правах? Потому что, вроде, это бывшая наша территория. Я был тогда механиком-водителем. За рычаги — и вперед! Вот и все! Я уже к этому времени окончил танковую школу, после чего меня перевели в город Новоград-Волынский, где находилась 24-я легко-танковая бригада. И осенью 1939 года слышим: тревога. Мы спрашиваем: «А что взять с собой?» — «Все, все берите! И боеприпасы, и горючее, и что-то перекусить!» Слово офицера – закон для солдата. И мы пошли по запасной военной дороге – Житомирскому шоссе. У нас был танк БТ-7, скоростная машина. И на колесах может, и может на гусеницах! Подъехали к границе потом уже Львовской области. Там столб пограничный, а мы его — в сторону, а сами — вперед. Подошли к самой границе. А с той стороны немец – живой и здоровый. Немец по Польше уже до Львова дошел. И велись переговоры, в которых участвовало и польское правительство, и немцы. И было решено, что пусть Советский Союз забирает Львов, большую территорию около него. А это очень значительная часть. Мы к тому моменту прошли 175 км дальше за Львов. Тут они опомнились, что мы слишком далеко заехали. И нам пришлось отойти к Перемышлю.
Конечно, таких боев, как потом тогда не происходило, но за это время в перестрелках оказалось 1500 раненых и около 1000 убитых. Отстреливались автоматчики из закоулков… То из пулемета по нам стреляли, и мы отвечали. Конечно, шла с нами и пехота. Без нее не захватишь и не удержишь! Но я вам так скажу: ни в одном моем документе нет ничего о действиях в этой кампании на Западной Украине. Мне записали 18 дней боевых действий в действующей армии.
Ну, а после присоединения Западной Украины мы остались там служить. Домой не отпускают! Все боевые машины стоят законсервированные. Одна-две использовались для учебных целей. А знаете, пока мы там служили, я быстро освоил польский язык. И когда в январе-феврале были выборы во Львове, то я был членом избирательной комиссии. Мы ходили по дворам, раздавали листовки с информацией. И что вы думаете? Кто-то открывал нам дверь, разговаривал, а кто-то и собак на нас спускал.
И вот в июне 1940 года вновь звучит команда: «Все машины вывести на плац и проверить боеготовность!». «Что взять?» — «Все!» — «Как все? Только что один поход закончили…» Приказ! Правительство приняло решение вернуть территорию Северной Буковины во главе с областным центром Черновцы. Расстояние от Львова до Черновцов 320 км. Это не такой уж короткий путь! По машинам — и вперед! Нам сказали, что будут препятствия, которые мы должны будем пройти — это ямы, а в них нефть. Их с дороги не видно, но из-за них невозможно ехать. Прибыли мы туда к границе 26 числа. Ждем ракету о начале боевых действий… Прождали 2 дня, никаких ракет… И только 28 июня все стало известно! Есть в Черновцах улица «28 июня», названная в честь этого дня. Потом уже, после войны 40 лет я жил на этой улице! 28 июня мы перешли границу. Нас построили и сказали: «Всем экипажам выйти из машин!» В результате двухдневных переговоров правительство Румынии и Советского Союза договорились требуемую территорию отдать СССР без боя. Не было сделано ни одного выстрела! Была дана дорога нам до Черновцов.
Вы бывали в Черновцах? Нет? Это западный город. Там дома такого светлого тона. Коммерческий городок, хороший. А во Львове дома темные… Ну вот, наша часть простояла там несколько дней. Туда нагнали столько войск, что наша помощь не потребовалась. И мы опять отправились во Львов.
И только 7 ноября 1940 года я поехал домой в Одессу. У меня была большая семья. Три сестры и два брата. Был брат 1907 года, другой 1912-го — он погиб во время обороны Одессы. Первая сестра 1910 года, вторая 1918 года — в 22 года она умерла от желудочного заболевания. Третья 1923 года. Она умерла в 1937 году. У меня четыре человека из семьи жили не больше 30 лет. На всех четверых вместе они прожили 120 лет, вот так я посчитал…
И что ж… Я пробыл 2-3 месяца дома, и опять меня вызывает военкомат. На повышение квалификации. Я говорю, что только из армии вернулся. А мне сказали, что есть необходимость вас призвать. Ну что ж! Надо, так надо! И меня отправили в город Котовск Одесской области. И там я служил с конца марта 1941 года. Шесть месяцев я должен был учиться и получить соответствующее звание. До этого был старшим сержантом, а должен был стать младшим воентехником. Я служил в Котовске до июня. 22 июня нас будят: «Немцы напали, война началась. Вы все мобилизованы, никто не возвращается домой». Нас отдали в подчинение Нижнетагильского военкомата. Звания нам всем повысили. Я стал младшим лейтенантом. Тут же мне дали 30 человек обычных солдат. Мобилизовали всех солдат в Одесской области — собралось всего 6 тысяч. И мы должны были переправиться в Нижний Тагил, где расположился танковый завод. Как хорошо было все организовано! Это такая стратегия нашего генералитета. В Нижнем Тагиле выпускали танки, а для танков нужны экипажи: стрелки, водители, командиры экипажей и механики… Туда дорожка же непростая! Надо было уходить из Одесской области, потому что она уже находилась под обстрелом немецких самолетов. И мы две недели ночами шли по чернозему, по украинской земле. Боялись, чтобы фашисты сверху не заметили наши белые алюминиевые котелки на черной земле. Это же хорошая мишень! Топали две недели до ближайшей станции Вознесенской… Когда мы шли по полям до станции, люди уставали. На привал давалось 10-15 минут. Стоило только упасть на скирду, как засыпаешь…
Но я вам скажу, что 90 человек из 6000 мы потеряли, пока добрались. Некоторые из них, по нашим представлениям, жили в окрестностях. Мы проходили мимо, и не увидишь, как люди потихоньку уходили к себе домой… В одном селе под Воронежем мне с солдатами приказали остаться и искать тех, кто отстал и, может, заблудился. Но никого мы не нашли. И тогда я принял решение ехать к месту назначения. Нужно было сесть на поезд, который следовал бы в ту сторону. Сели в один поезд, попали в вагон, где везли мебель в эвакуацию. Мы там немного поспали. Потом поезд направился в другом направлении, и нам пришлось пересесть на подводу, которая шла к станции, где ходили пассажирские поезда до Тагила. Боже, какая радость!
Это было в январе-феврале 1942 года. Мы долго добирались до Нижнего Тагила, но, наконец, добрались. Нас разместили по баракам. Потом мы получили 10 машин. Я лично сам все машины обкатал, проверил. Ведь вся надежда на техника. Он дает команды, что машины готовы и можно ехать. Я проверяю и отвечаю за все узлы. Все надо было предусмотреть. Я командовал все 4 года, и ни один командир роты меня не упрекнул, а только хвалил. Я до конца войны был на этой службе. Был заместителем командира по технической части. Под моим присмотром находилось 10 танков. Три взвода по 3 машины, и один танк — командирский. Командир меня спрашивал: «Как машина?», а я ему рапортовал… Я всю войну прошел с 34-й гвардейской танковой бригадой, все 4 года, от и до! А по документам наша бригада участвовала в боевых действиях всего 1 год 7 месяцев. Мы же не каждый день были под пулями! Водил и наши, и немецкие танки, и даже канадские довелось водить…
Давид Исакович без устали может говорить об устройстве танков, о технических и боевых достоинствах разных типов боевых машин. Я уверена, что и сейчас он с закрытыми глазами исправит любую неполадку в механизме боевого «железного коня»… О войне, сражениях, всевозможных историях, случавшихся с ним и его однополчанами – его рассказы не иссякают. Одним из первых крупных боевых сражений в его военной биографии стала битва за Кавказ. На бортах его парадного пиджака тесно медалям. Давид Фишерман награжден двумя орденами Красной Звезды и двумя орденами Отечественной войны.
Его небольшая квартира – это настоящий филиал военно-исторического музея. Здесь и фотографии его боевых товарищей, и вырезки из газет, поздравительные открытки в честь 100-летия, георгиевские ленточки. И, конечно же, фотографии семьи. Дети, внуки, правнуки. Мать Давида Исаковича после войны жила в Донецке, а отец, не уехавший в эвакуацию из Одессы, разделил участь большинства одесских евреев — был казнен фашистами.
О мирной жизни Давид Исакович рассказывает не столь подробно. Со своей будущей супругой был знаком с детства. Во время войны их пути-дороги разошлись, он только знал, что она эвакуировалась из Одессы. До сих пор удивляется тому, как легко в те годы удалось ее отыскать. Всего через полтора месяца после того, как он подал запрос о ней, пришло извещение, что она проживает под Алма-Атой, где преподает в техникуме. Тогда и завязалась переписка. К сожалению, их письма не сохранились. А когда война закончилась, молодые люди встретились и решили пожениться. Расписались в Москве, жили сначала в Алма-Ате, потом в Черновцах. После войны Давид Исакович 3 года работал преподавателем в ремесленном училище, а потом его вновь призвали в армию – на 11 лет. И только в 1960 году он вернулся на гражданку, где стал учителем трудового воспитания в школе. Там и проработал до пенсии…
С днем рождения, дорогой Давид Исакович! Здоровья Вам, силы, бодрости! А нам – равняться на Вас!
Монреаль
