Подходит к концу 50-й сезон балета «Щелкунчик» в Les Grands Ballets Canadiens. 24 спектакля в Монреале и Квебеке были поровну поделены между постоянным в течение последних 10 лет дирижером балетного оркестра Алланом Льюсом и приглашенным дирижером театра Киевской национальной оперы Алексеем Бакланом.
Мы встретились с Алексеем в святая святых театра – за кулисами, где шли последние приготовления к вечернему спектаклю.В коридоре сновали совсем юные танцовщики, которым довелось исполнять роли «мышиной армии», их родители ожидали своих талантливых детей в специально отведенном небольшом помещении, в гримерных готовились к спектаклю профессиональные балерины и танцовщики. Отовсюду доносились звуки различных музыкальных инструментов – оркестранты репетировали свои партии. В этот вечер у Алексея выдался выходной, и поэтому мы могли побеседовать, не торопясь.
— Алексей, вы же из балетной семьи…
— Из большой балетной семьи!
— А почему все-таки вы не пошли в балет? Дирижерское мастерство вас привлекло?
— В Советском Союзе детей отдавали учиться балету в 10 лет. Поэтому, скорее, надо говорить так: отвели родители или не отвели. Это родительский выбор. Родители решают, надо ли ребенку профессионально заниматься балетом. Мама была «категорически за», чтобы ее единственный сын продолжал балетную линию в семье. И настолько же «категорически против» был мой папа. Они оба были ведущими солистами балета и всю жизнь проработали в Киевской национальной опере. И поскольку папино слово было главным, меня в балет не отдали.
— Неужели вас никто не спрашивал, хотите вы или нет?
— У меня влечения к балету не было. Я все детство провел в балетном театре – на репетициях, спектаклях. В театр ходил, знал весь репертуар, но желания танцевать у меня не возникло никогда.
— А желания дирижировать?
— Нет, тоже не было. Я вообще стал заниматься музыкой очень поздно. Только в 12 лет впервые сел за фортепьяно. Я пианист по своему первому образованию. А потом так меня это увлекло! И это при том, что на фортепьяно меня отдавали, только чтобы занять досуг ребенка, чтоб по улицам зря не шатался. Первый педагог у меня был очень хороший – М.Ф. Небецкая. У меня была непростая ситуация – мне пришлось ходить на все уроки с детьми, которые были значительно моложе меня. Возникало и стеснение, и какие-то комплексы. Я верю в Господа Бога и считаю, что он так распорядился моей судьбой, что я не был отвергнут миром музыки. Потом я экстерном закончил музыкальную школу, поступил в училище, с большим удовольствием занимался у другого хорошего педагога – О.П. Орловой. Она была профессиональным, требовательным, властным человеком и во многом меня воспитала, воспитала мой характер.
— Это все происходило в Киеве?
— Да, я там родился, учился, работаю и живу. Это мой город.
— Какая там ситуация сейчас?
— Ситуация политическая, конечно, непростая, но так как я связан с миром искусства, то меня это не касается. Моя старшая дочь, которая, закончив балетную школу, решила уйти из балета и стать журналисткой, мне порекомендовала, чтобы я поменьше читал информацию в интернете, если не хочу, чтобы манипулировали моим сознанием. И вот я уже здесь 10 дней — и следую ее совету. И прекрасно себя чувствую в Монреале, работаю, дирижирую.
— Каковы ваши впечатления от Монреаля?
— У меня в основном не туристические впечатления, а впечатления, связанные с работой. Прекрасная балетная компания, прекрасный оркестр, прекрасная человеческая и творческая атмосфера. Хорошее отношение ко мне, что мне греет душу. И хотя на улице сейчас настоящая зима с морозом и пургой – как в «Щелкунчике», на душе очень легко, приятно: я окружен миром людей, любящих музыку, позитивно относящихся друг к другу и ко мне в частности. Я, со своей стороны, так же ко всем стараюсь хорошо относиться. Наш взаимный обмен позитивной энергией приводит к тому, что зрители получают удовольствие от спектакля. Ведь его создают хорошие, по-доброму настроенные люди. Это очень важно. Сам по себе хореографический текст, костюмы или ноты, сыгранные инструментами, — это не есть факт искусства. Искусство – это непосредственный момент воспроизведения. Теми людьми, которые определенным образом настроены. И если этот настрой позитивный, то изначально все идет в позитивном ключе. Если этот настрой нейтральный или негативный, он подсознательно передается публике.
Здесь хорошая аудитория, много детей, много пожилых людей с детьми. Однажды была чисто детская аудитория – это вообще что-то невообразимое по доброте, энергии, заряженности! В Монреале очень хорошая публика: грамотно воспринимает спектакль, тепло и искренне реагирует. Для такой публики работать приятно. Вот что для меня Монреаль!
— Алексей, вам доводилось дирижировать этим балетом, наверное, и раньше, в разных странах, на разных сценах или из разных оркестровых ям…
— В Японии, Хорватии, Словении, США, Канаде, Украине, Англии, Южной Корее…
— То есть, вы с ним успели побывать на всех континентах, кроме Африки. Вам, вероятно, доводилось видеть разные хореографические версии?
— В каждом спектакле свой нюанс. Здесь «Щелкунчик» ставят уже 50 лет. На прошлой неделе мы отмечали юбилей этого балета в Монреале. Представляете, сколько поколений выросло на этом спектакле! Эта версия, разумеется, канонизирована, а для меня она была нова. Мне заранее прислали диск, я смотрел его и по нему готовился к этой постановке, к этой работе. Одно дело продирижировать просто партитуру «Щелкунчика», а другое – проаккомпанировать этой хореографической редакцией балета. Здесь прекрасный основной дирижер Алан Льюис (Allan Lewis), который ведет эти балеты на протяжении 10 лет. Я приглашенный дирижер, я понимаю, что моя роль – вторая. Он мне подсказывал что-то по работе. Оркестр все знает, балет все знает, и мне хотелось соответствовать уровню этой продукции.
— А есть ли какие-то сюрпризы, которые существенно отличают этот балет от известных вам?
— Если ты готовишься к балету, то сюрпризов быть не может.
— Я имею в виду, когда вы первый раз видели балет в записи, было ли что-то неожиданное для вас?
— Даже если и есть сюрпризы, то они приятные. Нет такого, что шокировало чем-то неожиданным. Все очень логично. Репетиций не так много, никто для меня не будет устраивать специально 10 репетиций, приходится входить в работу по ходу. Я старался, готовился на уровне изучения материала еще до приезда. А когда я уже работал с оркестром, то старался, чтобы все выходило достойно, было созвучно сцене, чтобы сцена сливалась с музыкой, чтобы хорошо и качественно звучал оркестр, а в музыке присутствовал дух Чайковского – это очень важно. За все эти вопросы дирижер и отвечает.
— Есть ли какой-то стандарт того, как должен исполняться «Щелкунчик»? Или каждый дирижер имеет возможность использовать партитуру по своему усмотрению?
— Начнем с того, что никто не знает, что такое стандарт. Никто не слышал «Щелкунчик» таким, каким он звучал в голове у Чайковского. Никто не слышал «Щелкунчик», когда им дирижировал автор. Музыка – это момент интерпретации. Нигде в мире вы не найдете двух одинаковых исполнений 9-й симфонии Бетховена, 1-го концерта Чайковского и т.д. (Я беру хиты планетарного уровня!)
Мои личные ощущения этой музыки, мои интерпретации, то, как я чувствую фразу, ее характер — не связано с постановкой, это чисто музыкантские вещи, свойственные моему видению «Щелкунчика». Я не говорю, что мое видение самое лучшее или худшее. Но, естественно, постановка диктует свои темпы, свои нюансы и пр., потому что балетное дирижирование связано с темпоритмом, динамикой спектакля. Поскольку отличается хореография, будет отличаться и музыкальное изложение материала. У меня есть свое видение «Щелкунчика», и я стараюсь его реализовывать, но вы же понимаете, что день на день не бывает похож. Даже делая совершенно привычные вещи, вы все равно их делаете каждый раз иначе. Точно так же и в оркестре. Оркестр, дирижер – все живые люди. В этой разнообразной сиюминутности есть фактор живого исполнения, человеческий фактор. В чем-то ошибается дирижер, в чем-то – музыканты, влияют погодные условия и пр. Поэтому процесс живого исполнения музыки всегда уникален. Человек два раза не вздохнет одинаково. Оркестр не просто играет музыку, а проживает ее. Мы не можем играть под копирку.
— Художник всегда имеет возможность вернуться к своей работе и оценить ее через какой-то промежуток времени, у вас, как у дирижера, такого шанса нет. Можно лишь прокручивать исполнение по памяти, отмечая то или иное место…
— Конечно. Ты прокручиваешь это в голове, делаешь себе какие-то замечания, критический анализ своих ошибок в первую очередь. После спектакля не засыпается ночью – идет процесс анализа.
— А что вы делаете, чтобы уйти от этого анализа, вернуться к себе — человеку, а не музыканту?
— Могу выпить бокал вина, могу уткнуться в любую передачу, чтобы смотреть, не включаясь в нее, для того, чтобы перейти в другое измерение. Может быть, посмотреть спортивную передачу. Такое насильственное переключение…
— Помимо музыки, у вас есть еще какое-то увлечение? Или музыка занимает все место в вашей жизни?
— Ну, как! У меня есть прекрасная семья. Я считаю, что всю мою жизнь занимают семья и музыка. У меня есть любимые люди, ради которых я живу. Для меня это главное.
— Вы здесь без семьи?
— Мы соединимся с ними 30 декабря в Японии, куда жена выехала на гастроли с нашим театром – Киевской национальной оперой.
— Новый год вы отпразднуете в Японии?
— Да. Нам, к сожалению, не часто случается встретить праздники вместе из-за работы. Я считаю за счастье, если удается провести время с семьей. На свежем воздухе, на море, на речке, за шашлыком. Для меня радость и душевная отрада — побыть в кругу нашей большой семьи. У меня 3 детей. У нас 2 дочери и сын, которому еще нет 4 лет. У нас живы-здоровы две бабушки. Быть с семьей – очень важно для меня.
— Я поздравляю с вас с наступающими праздниками и желаю, чтобы этой отрады в вашей жизни было как можно больше.
— Мне в свою очередь хочется поблагодарить вас за внимание к тому, что мы делаем. Я хочу пожелать всему сообществу людей, которые приходят в театр, интересуются театром, работают в нем, счастья, радости, добра и тепла. Всего того, чем окутана партитура Чайковского «Щелкунчик». Это безумно добрая, талантливая и глубокая музыка. Где-то наивная, где-то драматичная, яркая, контрастная, жанровая, лиричная. Именно за это, вероятно, ее любят народы всех стран мира. Что-то в этом действительно есть! Если нам – дирижеру, музыкантам и танцовщикам — удается передать дух этой музыки, мы чувствуем себя счастливыми людьми. Я благодарен судьбе, что у меня есть такая возможность поделиться через эту музыку своими мыслями, частицей добра, радости, тепла.
— Прекрасные слова, Алексей. Удивительно, как Чайковский до всех мультикультурных теорий сумел своей музыкой объединить людей из разных стран мира. Удивительная музыка, сочетающая в себе быт и сказку, взрослых и детей, страшное и смешное, красивое и уродливое… В этой музыке есть ключик к сердцам людей.
— Да, все люди устремляются к этой музыке с открытой душой. Все становятся детьми.
Монреаль
