Единственный на монреальском международном кинофестивале российский фильм «Иван сын Амира» (реж. Максим Панфилов) получил приз за лучший сценарий. Надо заметить, что в последние годы работы российских кинематографистов не часто отмечались фестивальным жюри. Даже стало казаться, что интерес к кино из России заметно поугас. В конце 80-х – начале 90-х гг. почти ежегодно ленты на русском языке получали престижные награды в Монреале, с начала нового тысячелетия призы российским лентам достаются все реже и реже. И вот действительно большая победа!История, рассказанная в картине, заинтересовала местную публику настолько, что по пожеланиям зрителей был объявлен дополнительный сеанс фильма. После каждого просмотра зрители долго аплодировали, а в беседах и на пресс-конференции активно задавали вопросы режиссеру. Очень многим хотелось узнать, насколько реальна история, положенная в основу фильма.
«Мне рассказала эту историю моя мама, она показалась мне занятной. В фильме, конечно, многое было придумано по ходу картины. Но такие события вполне могли иметь место в жизни», — отвечал зрителям режиссер, он же сценарист и продюсер картины, Максим Панфилов.
Фильм рассказывает о том, как во время войны, оказавшись вместе с двумя детьми в эвакуации в Узбекистане, вдова капитана Маша – педагог балетной студии из Севастополя — становится третьей женой жителя далекого кишлака. Уверенная в том, что муж погиб на войне, она пытается освоиться в совершенно новых для нее условиях. На свет появляется мальчик Иван. Он сын узбека Амира. Через некоторое время в кишлак приезжает муж Маши и увозит ее вместе со всеми детьми на родину. С этого начинается новый поворот в жизни героев. Залитый солнцем кишлак сменяется серым зимним морем, глиняные бесформенные дома – уносящимся ввысь белым маяком, свободная простая жизнь узбеков – распорядком армейского быта. И связующим звеном между первой и второй частью картины, между летом и зимой, между влюбленным Амиром, принесшим в подарок Маше павлина, и мужественным богатырем Иваном, привезшим ее жить на маяк, — между двумя этими разными мирами оказывается маленький черноглазый мальчик. По иронии судьбы Ваню в картине играла девочка. Свою беседу с Максимом я начала с вопроса именно о ней:
— Вы не смогли найти мальчика на роль Вани?
— Нет, не смог. Мы столько мальчишек пересмотрели, но у них у всех был вот такой взгляд (показывает, хмуро смотрит из-подо лба). А разве у Маши мог родиться такой сын? Нет, конечно. Поэтому у нас девочка играет мальчика.
— Любопытно, что у нее глаза, как у ее отца по фильму.
— Да, они похожи.
— Максим, это ваша первая режиссерская работа. До этого вы были продюсером. Что заставило вас сменить профессию?
— Ничего просто так не бывает. Меня эта история очень заинтересовала.
— Только из-за этого сюжета?
— Нет, конечно. Я всегда думал, что надо снимать кино, учился этому, был на курсе у Меньшова. Снять фильм не так просто. Снять фильм – это значит найти сценарий, который заинтересует человека настолько, что он даст деньги на съемки. И то, и другое непросто делается. У меня 2 раза не получалось даже начать снимать кино. Был сценарий, а найти деньги так и не удалось. Мало того, фильмы по этим темам уже вышли, но их сняли другие режиссеры и продюсеры. С последним фильмом я «носился» довольно долго. Я не вдруг решил снять этот фильм. И на него удалось найти финансирование. У меня ушло на это 2 с половиной года.
— То есть, вы с этой идеей живете довольно долго?
— Да, и, признаться, я уже подустал от нее. Мне хочется чего-то другого.
— Значит, как в старые добрые времена ваш первый фильм рождался в муках?
— Да, в муках. Был кризис, 2008 год, когда финансирования не было. Тогда почти готов был этот сценарий. Сейчас от него остались рожки да ножки, потому что, когда нашлись на него деньги, разумеется, я стал его переписывать.
— Вероятно, и на съемочной площадке этот процесс продолжался?
— Конечно, там кое-что интересное было придумано тоже. Такой вот у меня путь. Я долго к этому шел.
— Вы уже успели показать свой фильм зрителям до фестиваля?
— В лаборатории Мосфильма показывал. Там обязаны позвать режиссера и оператора, чтобы принять фильм. Мы смотреть эту картину уже не можем – слишком долго с ней живем: я и Олег Лукичев – прекрасный оператор, большой, я бы сказал. Я считаю его вообще соавтором фильма. Мы им сказали: смотрите сами и сами принимайте. И на следующий день я прихожу в лабораторию. Меня окружают женщины разного возраста в белых халатах все в слезах: «Мы за последнее время ничего подобного не видели». А они, печатая копии, смотрят все фильмы постоянно. Вот так…
— Вот кому все известно о новинках в российском кино!
— Они не кинокритики, не журналисты. Это люди, женщины. Там человек 30.
– На мой взгляд, этот фильм действительно во многом для женщин. Вам удалось найти удивительную интонацию, чтобы заговорить о такой непростой материи.
Тему любви вы показали так, как к этому редко кто подходит. Фильм дышит любовью. Героиня между двумя мужчинами, отношения между женами узбека, между двумя мужьями героини. Как вам удалось это передать?
— Делал то, что самому нравилось. С улыбкой все время.
— Вы шли от органики актеров?
— Безусловно! Ну как еще можно снимать Диму (Дмитрий Дюжев играет мужа героини, Ивана)! Он же уникален. Сцена: Дима и узбечки на море (Иван пригласил двух жен Амира ловить рыбу). Кто может эту роль играть еще! Или сцена: Дима и мама узбека. Только он! Конечно, когда мы подходили к эпизоду, у нас рождалось очень много интересных импровизационных реплик.
Например, эпизод с мамой, играющей на варгане (язычковый музыкальный инструмент). (Иван, узнав о приезде гостей из Узбекистана, увидев на пристани маму узбека в инвалидной коляске, подходит к ней, наклоняется и спрашивает: «Мама, и вы здесь?» В ответ на это она играет на варгане, который издает странный звук. Своей абсурдностью эта сцена провоцирует зал на смех).
Этот эпизод я сочинил от начала до конца для Димы. Мама с варганом и Дима! На площадке же была придумана сцена, когда Дима выходит из дома после того, как узнал, что узбекский ребенок – сын его жены, он спрашивает, кивая на других детей: «Это тоже твои?». Это была моя импровизация на ходу. Многое предлагал сам Дюжев. Вот так мы шли. Мы очень много сочиняли.
— Кстати, очень забавно выглядит сцена с павлином.
— Она полностью придумана. Еще перед поездкой в Узбекистан Олег Лукичев говорит: «Хочу снять павлина! Я, — говорит, — никогда павлина не снимал». Я ему отвечаю, что не могу просто так павлина снимать, надо придумать эпизод. Но он так открыто это сказал, что я тут же придумал текст: про павлина, про люстру. Амир вместо цветов дарит Маше павлина: а павлин ей неинтересен, она озабочена своим состоянием, беременностью, ее тошнит, мутит, ей не до павлина, и поэтому Амир его пинает.
— Вы снимали фильм в настоящем кишлаке?
— А как же! Мы жили рядом с кишлаком, в нем самом жить невозможно. Никаких условий! Люди так и живут, как раньше жили: спят на полу в глиняных домах: кто лучше, кто хуже. Мы не смогли найти такой дом, в котором можно было бы создать нужный нам образ: дом, дерево, люстра. Но нашли двор и кое-что в нем достроили.
— Вы советовались со специалистами из Узбекистана, как обустроить этот дом, как показать жизнь узбеков?
— Поначалу мы прислушивались к их советам. Но потом своими советами они стали мешать созданию фильма. «У нас так нельзя, мы так не делаем!» Фильм спасли узбекские актеры, которые стали моими союзниками. Если бы я следовал советам специалистов, то все получилось бы пресным. «У нас женщина женщину не ударит!» — говорили они мне. А опытная актриса, которая играла маму, говорила, что все это возможно. Я консультировался с актерами. Много интересного я узнал от них, и это мы использовали на съемках. Кстати, они очень хорошие актеры, но их знают только в Узбекистане.
— А как вам вообще работалось в Узбекистане?
— Там хорошее, доброе отношение. Это видно и по нашему фильму. Все со всеми здороваются, улыбаются, очень приветливые люди. Ничего не понимают по-русски, не знают русского языка, хотя многие пережили войну. Значит, их не коснулась эта война. Не все воевали. Сукок и Ченгей — кишлаки, где мы снимали, находятся в 80 км от Ташкента.
— Любопытно, что у вас получился действительно международный проект. Съемки велись в Узбекистане и на Украине, снимала российская команда, а главную героиню играла полька Каролина Грушка…
— Сейчас Каролина живет в Москве, иногда в Польше. Ей очень нравилось в Узбекистане. Полюбила его, как все мы. Она тихий и очень открытый человек. Очень подходит на эту роль. А в Севастополе Каролина мерзла, там она была беременная, на пятом месяце. Это весьма символично для этой картины, где столько детей, — то, что она забеременела во время съемок этого фильма. У нас непросто все складывалось. Ее состояние помогало быть трепетной, взволнованной. Был очень сложный эпизод, где оператор меня предостерегал: «Ну, смотри, у тебя будет 4 минуты разговоров на крупном плане». Это разговор в палатке между мужем и женой о жизни. В итоге он даже 5 минут длится.
— Но этого не замечаешь! Эпизод достаточно напряженный и смотрится на одном дыхании.
— Это должно было быть откровение, разговор мужа с женой — честный. Вот они высказали друг другу все. Каролина была в очень хорошем состоянии для этих съемок. Вы как женщина понимаете, что я имею в виду.
— Этот эпизод, действительно, очень женский. Даже если не брать тему разных национальностей. Женщины, случается, попадают в такую ситуацию, когда находятся между двумя мужчинами…
— Конечно, попадают…
— И это не значит, что кого-то она любит больше или меньше…
— Все правильно. Конечно, она затрепетала, когда приехал узбек.
— Это чувствуется.
— Мы этого и добивались. Она испытывает волнение. Сказать, что она любит… Ей он близок душевно, этот узбек.
— Вам удалось внести в такой деликатный сюжет много доброго юмора. Вообще у вас нет сцен насилия или сексуальных сцен, злых и неприятных людей. Все беды проходят где-то во внешнем мире, за стенами кишлака и маяка, они словно не касаются этих людей. Наверное, это очень важно — суметь создать дом даже там и тогда, когда это практически невозможно, нереально. Маша говорит Ивану, что там, в кишлаке, она поняла, что мы много говорим лишнего. Она выучила всего несколько слов: дом, дерево, солнце, баран, и ей их было достаточно, чтобы понимать других людей и общаться с ними.
— Долгое время я думал, что и фильм так будет называться «Дом, дерево, солнце, баран».
— Мне нравится это название. Пожалуй, так я назову наше интервью.
— Мне тоже оно нравилось. Но потом, когда фильм уже был создан, я подумал, что оно относится только к первой части. И назвал фильм «Иван сын Амира», умышленно не ставя знаки препинания. В этом названии, по-моему, чувствуется библейский сюжет.
Монреаль
