Примерно десять раз в год во мне просыпается желание самосовершенствоваться. Примерно раз в год я перехожу к девиациям и начинаю судорожно худеть, рисовать или учить языки.
Март 2020-го планировался как раз под французский. Записавшись в группу и пройдя собеседование ещё в феврале, начало апреля я планировала встретить в составе группы «продвинутых» студентов.
Стоит отметить, что уровень у меня довольно приличный. Поддержать светскую беседу и деловую переписку я очень даже в состоянии. Но лучшее — враг хорошего, тем более, что свекровь моя периодически ещё прищуривается при некоторых моих эскападах. Так она делает, когда перестает улавливать суть, а канадская вежливость не позволяет переспросить.
Всем известные события внесли коррективы в мои планы: сообщение о скором начале занятий пришло лишь 4 июля. Пробежавшись по короткому письму от профессора, я вознамерилась усесться за парту в ближайший понедельник. Прочитав письмо повторно в поисках номера аудитории, поняла, что урок будет онлайн…
Утро первого дня сразу пошло не туда. Лишние полчаса пришлось убить для установки Google Chrome (Microsoft team работает полноценно только с «хрома») на свой «Мак». Растеряв терпение к 9.00, я всё-таки вошла в чат. Явка была неполной. Очевидно, далеко не все разобрались с олдскульной системой регистрации. Из 14 заявленных до эфира «дошло» только 7.
Для начала пожилой профессор Франсуа из Франции предложил немного рассказать о себе и причинах, побудивших пойти дальше в изучении его родного франсе.
Помимо меня в группе обнаружились представители Венесуэлы, Ирана, Колумбии, Мексики, Афганистана и Китая.
Я внутренне радовалась, что китаянка всего одна.
По собственному опыту знаю, что французский в исполнении именно этого многочисленного народа не поддаётся пониманию. В прошлый лингвистический заплыв мне в постоянные напарники досталась китаянка Шо. Она упорно произносила «з» вместо «ж», а любимый гортанный «р» был «л». Я прикладывала максимум усилий, щурилась, силясь прочесть по губам. Ей же казалось, что я издеваюсь, в итоге она даже сменила группу.
Приготовилась я щуриться и в этот раз, но китаянка Лиза (наверняка упрощенное из Ли Сунь Вынь) начала неожиданно. Я, говорит, хоть и азиатка, но училась в России в МИСиС.
Я начала суетливо припоминать, не исполнила ли чего-нибудь неподобающего на русском, пока ждала своей очереди высказаться.
Лиза продолжила, что после 10 лет в Москве (жила она, кстати, на моей же улице) полулегально уехала в Канаду за лучшей жизнью для сына, т.к. русский, уже бывший, муж бросил её. Лиза горячо уверяла нас, слушателей, что как только доведёт французский до совершенства, она наконец сможет продолжить трудиться инженером-строителем.
Почувствовав общий тон беседы, остальные тоже стали немного жаловаться и добавлять к своим презентациям гнетущие обстоятельства. Тощий сириец рассказал, как бежал от войны, колумбийца без французского никак не хотят продвигать по служебной лестнице, и он застрял в клерках, а афганка — что давно не находит общий язык с дочерью, которая принципиально не говорит на родном.
Когда, оставленная на десерт, я все же получила возможность представиться, говорить только о хорошем показалось даже неуместно: люди почти сокровенным поделились.
Я зависла, силясь сочинить проблему.
Семь пар глаз выжидающе смотрели с монитора.
«Меня третий год на телевидение не берут из-за неидеального французского», — наконец выдавила я.
Все как-то разочарованно вздохнули и потеряли ко мне интерес. Так с первого же урока я стала немного парией, почувствовала себя словно Бриджит Джонс в тайской тюрьме*.
На следующее утро на урок я не попала. Ссылка на «беседу» не желала открываться.
Потом выяснилось, что Франсуа случайно не включил меня в респонденты на новую беседу. Случайно ли…
* Героиня попала в тюрьму по ложному обвинению в перевозке наркотиков. Соседки по камере начали делиться бедами (проституция, рабство, нищета, наркотики), виной которым были их бывшие мужчины. Бриджит почувствовал себя неловко, так как из «проблем» у неё были только незначительные разногласия с бойфрендом.
