“Мэрия горит!”
Пожалуй, самое драматичное «мэрство» в истории города выпало на долю Медерика Мартина. Ночью 3 марта 1922 года он был разбужен ужасным сообщением: «Мэрия горит!» Пожар начался в подвале северо-западной части здания, и пламя быстро распространилось по другим этажам. Менее чем за полчаса огонь достиг центральной секции, прожег крышу, и гигантский столб пламени и дыма вырвался на свежий воздух на 20 метров поверх выше высокой башни.
Все городские пожарные подразделения были подняты по тревоге и практически все пожарные машины стянуты к Старому городу. Увы, они мало что смогли сделать. Огонь бушевал настолько сильно, что водяные струи лишь слегка его ослабляли, но ничего существенного сделать не могли. К двум часам ночи башенки и крыша обрушились, и пожарным оставалось лишь поливать здание по периметру, чтобы защитить прилегающие постройки.Как ни кощунственно звучит, но это было необыкновенное зрелище: толпы монреальцев, пробудившихся ото сна, поспешили к месту происшествия. Вскоре пожарным пришлось заняться еще одной работой – не подпускать близко большую возбужденную толпу.
Газета «Монреаль Дейли Стар» на следующий день писала: «Пожар в мэрии оказался «прекрасным спектаклем» не только для обитателей близлежащих улиц старого города, но и практически всех горожан, поскольку языки пламени, отражаясь в ночном небе, расцветили окрестности».
К счастью, никто не погиб, лишь несколько пожарных получили небольшие ожоги, а один был более серьезно ранен осколком упавшего стекла. Главной заботой стало спасение огромной коллекции исторических документов, художественных сокровищ и записей гражданского состояния.
Мэр Мартин, прибыв к мэрии, указал шефу пожарной службы секцию, где хранятся важные городские документы. И вдруг мэр, вспомнив о своих личных бумагах, бросается в горящее здание к своему кабинету на втором этаже, за ним бежит сержант полиции. Их пальто сразу промокли от сильных струй, которыми их облили пожарные. Но пришлось возвращаться, поскольку они не смогли пробиться через завесу дыма, заполнившую центральный вход.
Тогда мэр решает пробраться в свой офис по приставной лестнице. Мокрое тяжелое пальто мешало подниматься. Мэр был уже на полпути, когда пожарные отчаянно закричали ему, что крыша вот-вот обвалится. Мартин был вынужден спуститься ни с чем, сел погреться в кабину пожарной машины, стоявшей на улице Нотр-Дам, и с горечью наблюдал, как рушится прекрасное здание его мэрии – украшение города.
Все же сержанту полиции Фердинану Лафлеру, одному из личных помощников мэра, удалось добраться до офиса шефа сквозь на огонь и дым, местами наощупь. Он собрал бумаги, лежавшие на столе, и даже захватил золотую цепь мэра. Любопытно, что один документ, о котором Мартин особенно беспокоился, так и остался на столе; но после пожара Мартин обнаружил его в целости и сохранности!
В 8.53 утра, после почти 9 часов пожара, дали отбой. От монреальской мэрии, построенной в 1878 году по образцу парижской, мало что осталось. Верхний этаж и крыша полностью исчезли. Ущерб зданию и его ценнейшей коллекции документов и произведений искусств оценивался от 500 тысяч до 10 миллионов долларов…
15 февраля 1926 года монреальская мэрия, отстроенная заново, торжественно открылась. Вот только Мартин не присутствовал на этом мероприятии, поскольку на муниципальных выборах 1924 года проиграл Шарлю Дукетту. Однако Мартин вернулся в кресло мэра, победив на выборах 1926 года. А возрожденная мэрия вновь стала украшением Монреаля.
Пожар в отеле «Сент-Джеймс»
18 марта 1873 года случился один из ужаснейших пожаров викторианской эпохи. Горел отель «Сент-Джеймс», выходивший на парадную площадь города – Сквер-Виктория. Красивый, комфортный пятиэтажный отель всем был хорош, но почему-то в нем не предусмотрели пожарные лестницы.
Когда экипажи пожарных примчались к Сквер-Виктория, они увидели в окнах здания людей, молящих о помощи. Одни сбрасывали вниз свои вещи, другие висели в воздухе на связанных простынях, не достающих до земли.
Драма этого вечера описана Джоанной О’Коннор. Девушка работала помощницей повара; вечером, накануне пожара, двое мужчин пришли на кухню, расспрашивали, откуда идет дым, заглянули в печь и ушли, ничего не обнаружив. А странный дым над отелем наблюдался уже несколько дней.
Джоанна легла спать, но вскоре ее разбудил крик: «Девочки, вставайте, дом горит». Она выглянула в коридор, огня не увидела, но чуть не задохнулась от дыма. Поспешно одевшись, Джоанна вернулась в коридор и вместе с другими стала пробираться сквозь завесу дыма к лестнице. Огонь перекрыл дорогу, и несчастные вернулись в одну из комнат, с окнами на улицу. Мужчины выбили стекла; сразу потянуло холодом. Не раздумывая, они один за другим прыгнули вниз: в ту ночь многим гостям отеля пришлось выбрасываться из окон.
Комната была в огне, но, стоя на подоконнике и глядя вниз, Джоанна не решалась прыгать: все-таки пятый этаж. Наконец, ощутив за спиной пламя, девушка заставила себя прыгнуть. Прыжок оказался неудачным: запутавшись в юбках, она зацепилась за раму того же окна и повисла.
Далеко внизу она видела толпу людей. «Помогите, помогите!», – кричала Джоанна, а снизу ей отвечали: «Не прыгай, не прыгай, сейчас принесут лестницу». Пожарные уже спешили на помощь, но их лестница оказалась короткой. Проходило время, девушка все еще висела над пропастью. Пожарный Джон Нолан передал вторую лестницу сильному и рослому Джону Бекингему, тот установил одну лестницу поверх другой. Но даже две лестницы не доставали до окна, на котором висела Джоанна.
Толпа заполнила площадь и стояла в взволнованном молчании: почти двадцать минут висит девушка на окне. Её руки окоченели и вот-вот разожмутся. Тем временем Бекингем поднимается на самый верх первой лестницы, спиной прислоняется к стене и ему передают вторую лестницу. Когда он поднял эту лестницу на руках, ее верхушка коснулась ног девушки.
Она медлила в нерешительности, раздумывая, стоит ли отцепиться от окна и довериться качающейся лестнице. Пожарный крикнул слова ободрения. Джоанна не разобрала его слов, но уловила обнадеживающую уверенность в голосе. Медленно, стараясь не промахнуться, девушка поставила ногу на неустойчивую лестницу, отцепилась от окна и начала осторожно спускаться. Вот уже крепкие руки Нолана, балансировавшего на верху первой лестницы, обхватили дрожащую Джоанну.
Изможденная, обмороженная, израненная стеклами девушка в руках Нолана потеряла сознание. Он осторожно спустился с ней на землю, передал ее в руки санитаров, а те понесли ее к повозке и накрыли теплой попоной. Уже в больнице Джоанна рассказала, какой страх она испытала, вися между пропастью и огнем.
Пожарные сани
XIX век и начало XX были временем пожарных саней. Зимой монреальская пожарная охрана использовала два вида саней – шланговые и сани для насоса. На первые сани устанавливался барабан с намотанным шлангом, который можно было быстро размотать.
Пожарные всегда были наготове. Язык саней, длинный деревянный брус, разделявший двух лошадей в упряжке, и сама упряжь были на виду. Упряжь крепилась к потолку, а лошади содержались в глубине здания. Но как только звенела тревога, их быстро подводили под упряжь, которая опускалась и тут же крепилась. Быстро опускался язык, и лошади крепились в пару. Сани, стоявшие на металлических полозьях, буквально срывались с места и неслись к месту пожара.
Красивой была форма пожарных: двубортные френчи с яркими пуговицами, до блеска отполированные каски. Ярко-красные сани добавляли нарядности, металлические колокола переливались радужным цветом и громко звенели, оповещая всю округу. Вороные лошади всегда сильны и быстры, а подпруги и уздечки добротно выделаны.
Другие пожарные сани везли паровой насос, трубы которого выпускали дым и разбрасывали искры, что само по себе было замечательным зрелищем. Когда такие сани неслись к пожару, в них впрягались три-четыре лошади. Они мчались по улицам галопом, что разрешалось только пожарным лошадям. Выезд пожарных с тревожно звучащим колоколом всегда привлекал внимание всех прохожих.
Собаки и лошади
Одной из самых известных собак в Монреале в конце XIX века был Карло. Этот пес жил на пожарной станции и во время пожарных выездов бежал впереди лошадей.
Однажды ночью вспыхнул пожар на деревообрабатывающей фабрике все у той же злополучной площади Сквер-Виктория. Один из пожарных, Макроби, пытаясь подтянуть шланг поближе к огню, начал перелезать через кучу сваленных весел для плотов. Неожиданно это шаткое сооружение качнулось и обвалилось. Макроби упал на спину, а весла посыпались сверху. В темноте никто не заметил, как он упал. Весла так сильно сдавили грудь, что у пожарного не было сил даже крикнуть.
Теряя сознание, он в последние секунды почувствовал, как кто-то осторожно ползет наверху по куче весел. Это был Карло. Пес завыл, залаял, привлекая внимание других пожарных. Когда подоспела помощь, Макроби был без сознания. Благодаря Карло, его удалось спасти.
Пожарным в викторианские времена нужно было заботиться и о лошадях. Лошадей нужно было кормить, а зимой лошадь могла замерзнуть насмерть, если о ней забыть после выезда. Один из пожарных вспоминал, как тяжело приходилось их помощникам: «Мы могли поднять их в 11-12 ночи, разогнать, чтобы поспеть на пожар, оставить в снегу до 7 утра на морозе минус 25 и ниже, не набросив на них ничего, кроме легкого одеяла. Иногда и на это не находилось времени».
Однако лошади были величайшей гордостью пожарных, и они заботились о своих помощниках как могли. Более других прославился на пожарной службе конь по кличке Чарли, который долгое время “служил” на станции улицы Сен-Габриэль. Его обучили многим трюкам: он кланялся и качал головой в разные стороны по команде, будто говорил «да» или «нет».
Когда Чарли хотелось есть, он будил спящих «коллег». Конь подходил к дверям комнаты отдыха и шумел так, что мог разбудить даже мертвого. Если же умаявшиеся пожарные спали непробудным сном, Чарли снимал зубами с крюка небольшой колокольчик и тряс им из стороны в сторону.
Монреаль
