Partir, c’est mourir un peu… Так говорят во Франции. Те, кто покинул родину год назад, пять лет назад, и даже все тридцать пять. Уехать – это в какой-то степени умереть, умереть для той земли, которую покидаешь, чтобы возродиться и все начать с нуля на новой terra incognita. А возродиться ли? Или так и остаться пылинкой, бесплодной песчинкой, сухим листом, занесенным издалека, до которого никому нет никакого дела…Я родилась в стране, которой больше нет на карте. Которая останется лишь в памяти и на страницах учебников по истории. Которая однажды, как шагреневая кожа, сжалась и назвалась СНГ, а затем снова сжалась и, задыхаясь в агонии оранжевой революции с синими флагами, нареклась Украиной. А потом ещё сжалась, разделилась в очередной раз, теперь уже на «синих», прорусских, и «апельсиновых», проевропейских… Кто-то завел пластинку о Боге и Сатане. А я вдруг потеряла веру и в того, и в другого, и в мою бедную, сжавшуюся страну, раздираемую испокон веков то теми, то другими, и решила бежать. Мне даже казалось: здорово вот так вдруг сбежать за границу, «умереть» здесь, чтоб «возродиться» в какой-нибудь Франции.
Да и почему бы именно не во Франции?.. Так я оказалась в продрогшем от декабрьской сырости Париже. На дне. И все с нуля. И язык, и привычки, и друзья. Туристический рай, Париж оказался мало пригоден для того, чтобы принять в свою ржавую землю хрупкие эмигрантские корни… Жизнь вначале ползла, затем робко встала на колени… И здесь в неё постучался ОН. Я поверила, что смогу выпрямиться, начала строить планы и наш воздушный дворец. ОН казался таким счастливым, но однажды вечером ОН сказал: «Я уезжаю…» — «Куда?» — «В Канаду». — «А как же я?» — «Ты приедешь ко мне. Через четыре месяца…»
Так я «умерла» вместе с Ним… И началась новая, почти сокуровская элегия дороги. Были какие-то люди, встречи, собеседования, бумаги, ожидание. ОН звонил каждый день, ОН мне верил, ОН замерзал зимой и расцветал весной, и снова ждал. Четыре месяца вылились в два года и разродились телефонным звонком: «Ваша виза готова…» И я заново «умерла». Новая декабристка?.. И снова мимо меня поплыли какие-то лица, какие-то прощания, бастующий Париж и мои наспех собранные чемоданы, полные надежд и ненужных вещей. Потом был самолет. Странно холодный. И семь часов перелета. Я никак не могла согреть руки. А может, я и на самом деле умерла? Вокруг меня были облака, и ничего кроме. Ведь где-то же там, за ними, наверное, живет Бог… И мне когда-нибудь что-то придется ему объяснять. Какая расплата ждет меня за мой «побег»?
Вдруг самолет начал медленно снижаться, и я увидела крохотные поля и Сан-Лоран. Сан-Лоран?!. Извилистый. Серовато-синий. И зачаровывающе великолепный. Я почувствовала странный приток сил, как будто жизнь начала ко мне возвращаться. Моя Канада? Моя ли? Я шла по долгому коридору аэропорта Трюдо в неизвестность. Сердце сжималось то ли от страха, то ли от радости. Чувства смешались и разлились по лицу румянцем. Господи, я на американском континенте!..
Потом наступили бесконечные часы ожидания в бюро имиграции. И снова лица, лица, лица… «Они все кого-то бросили в прошлой жизни…» На что они надеются? Что их ожидает? Семьи с маленькими детьми. Quel courage! Кто-то заговорил по-русски. Я обрадовалась: «Откуда вы?» — «Из Молдавии». — «А я …» А откуда, собственно, я? Вот уже пять лет, как я выдернула свои корни из земли предков, выдернула и держу их в руках в надежде найти тот клочок земли, который смог бы их приютить и дать им, наконец-то, прорасти. Где-ты, клочок? На тебя ли я сейчас встала? Монреаль! Mont royal! Мне дали бумаги, потом ещё бумаги. А затем я долго искала свои бессмысленные чемоданы. Лист, занесенный ветром, суетливый муравей. И зачем мне все это нужно?
ОН меня встречал. ОН долго надо мной смеялся. Я была его слепым, только что пришедшим в этот новый мир котенком, а ОН – тигром, уже успевшим покорить суровый континент. Королевская гора постепенно приняла его корни. А мои? «Ты знаешь, а здесь легче дышится, чем в Париже». — «Знаю, здесь места больше». Хотелось сравнить увиденное с Украиной, но почему-то это не сравнивалось… Передо мной поплыла автострада, огромные необъятные пространства. Как будто из воздуха вырасли американские горки. Я еще удивилась этим аттракционам. И все: и этот город, и эта страна мне казались какими-то удивительными. Создалось впечатление, что кто-то играл с этим огромным пространством, не жалея ни сил, ни рессурсов. Играл, лепил из него что-то обитаемое, интересное. Я ни с чем не могла сравнить эту страну, ни с чем увиденным ранее. В небе кричали чайки. Так странно…
Потом были деревья. Сначала клены. Ослепительной красоты, красные и желтые, золотые. И эти цвета удивительно гармонично сочетались с маленькими кирпичными домиками. У меня захватило дух, прямо как в детстве. А затем я увидела райскую яблоню, «…и были желтые мелкие плоды, оставленные для птиц». Дерево росло прямо перед домом, как на том клочке земли, где я родилась. Вот она – моя яблоня. Опередила меня. Дорогая моя. Хорошая моя. Яблоня… моя?
Я слышала русский. ОН говорил по-французски. По-русски ОН знал лишь: «Я тебя люблю». А я повсюду слышала русский, читала по-русски… Какие-то русские пришли за Carte Soleil… Сколько же их здесь? Кто-то сказал: 60 тысяч. Я где-то прочла: 70… Больше, чем в старой Франции. Уж точно больше. Как они устраиваются и обживаются? Как их принимает эта огромная «новая» страна? Этот город? Есть ли кому-то до них дело? Сколько они пережили? И сколько им еще придется пережить… А мне? Я вдруг обрадовалась, что свободно говорю по-французски, а теперь нужно ещё и выучить английский и найти работу, и все в который раз начать с нуля… Казалось, я застряла где-то на границе между смертью и возрождением… Зависла в воздухе, где-то там, где, крича, кружились чайки… Странно так. А ведь я всю жизнь мечтала поселиться где-то там, на окраине света, где есть чайки… «Здесь энергетика лучше…» — «Да причем здесь энергетика!..» А вдруг эта земля примет меня? Такую, как есть? А вдруг? А вдруг? Вдруг?.. ОН сказал, что хочет ребенка… Я ответила: «Да».
Екатерина Лободенко
Монреаль
