«Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий» — этот остроумный каламбур наверняка вспомнили многие благонамеренные обыватели в западном мире, узнав о жестоком нападении на редакцию небольшого сатирического журнала «Charlie Hebdo» в Париже.Среди русскоязычных доля разделяющих осторожный посыл этой фразы выше, чем среди франкоговорящих или англоговорящих. Россия сегодня перешла к государственному консерватизму. Эту тенденцию уловили и соотечественники за границей, поскольку здесь имеется доступ к официозной прессе Кремля и его же центральным телеканалам. А современный консерватизм по российской модели строится в том числе на внедрении государства в область религии. Так, чтобы оградить православных от «беснующихся богохульниц», даже был принят специальный закон.
В Европе и в Канаде провозглашение какой-либо религии государственной немыслимо. В нашей провинции, как известно, лишь в прошлом году бушевали дискуссии о допустимости ношения крестов, кип, кирпанов и хиджабов госслужащими. В том числе речь шла о персонале любых предприятий и учреждений, хотя бы частично спонсируемых государством: например, детских садов. Ограничительные нормы, которые собирались прописать в Хартии квебекских ценностей (другое название – Хартия секуляризма), коснулись бы многих тысяч людей и, возможно, привели бы к выезду профессионалов за границы провинции. Во всяком случае, соседи уже начали печатать рекламу, нацеленную на женщин, носящих хиджабы, и приглашающую их работать в более гостеприимных условиях.
Известно, что Хартия ценностей создавалась под влиянием французских ограничительных мер, запретивших девочкам ходить в хиджабах в школы и вообще исключивших ношение этой детали одежды при взаимодействии с властями. Во Франции под полный запрет попала паранджа – в ней нельзя появляться на улице. Нарушительницам, а также, в отдельных случаях, их опекунам мужского пола (мужьям, братьям, отцам) грозят достаточно серьезные штрафы – порядка нескольких сотен евро.
В Канаде дамы в хиджабах стали привычным элементом социума. Принятые в Квебеке законы запрещают разве что отдавать свой голос на выборах с закрытым лицом. Местные светские традиции допускают внешние проявления религиозности, вполне в соответствии с американской практикой. Наши соседи в Штатах скорее запретят куртки с капюшонами или спущенные штаны, чем нательные кресты.
Канаду называют толерантной страной, и это действительно так. Но с течением времени местная толерантность стала двоякой. Сами канадцы, коренные жители – очень терпимые, отзывчивые люди, принимающие близко к сердцу нужды и невзгоды ближнего. Некоторые считают, что эту черту воспитала в них необходимость совместного выживания в суровом краю. Канадцы глубоко сопереживают гибели людей во Франции, как ранее сопереживали семьям солдат, убитых в Оттаве и Сен-Жан-сюр-Ришелье мусульманскими фанатиками. Для них не пустой звук трагедии мирного населения в Косово, Чечне, Сирии, на Гаити, Шри-Ланке и т.д.
В то же время под влиянием мультикультурализма канадская толерантность стала все больше походить на пресловутую западную политкорректность. Именно эта политкорректность не позволяет называть терроризм – исламским, коверкает английский язык, изобретая новые слова и формулировки для ублажения радикальных феминисток, заставляет вместо «Merry Christmas» употреблять «Happy Holidays» и т.д. Из политкорректности многие канадцы не торопились почтить своим присутствием акции в поддержку погибших сотрудников «Charlie Hebdo» и других жертв террора во Франции. Ведь пострадавший журнал печатал не только карикатуры на Магомета. Он десятилетиями продолжал традиции самой необузданной европейской сатиры, а это значит, что на его страницах допускалось изображение публичных персон в откровенно неприглядном виде, ниспровержение любых авторитетов, глумление над христианской верой (в конце концов, именно католицизм должны были избрать своей главной мишенью франкоязычные последователи вольтерьянства). Чтобы представить себе, что такое «Charlie Hebdo», нужно переехать из Канады в Европу или в США, потому что в нашей политкорректной стране таких изданий просто не существует. Сатира здесь очень беззубая, особенно в англоязычной Канаде. Ей не на чем было взращиваться в стране, не пережившей серьезных политических потрясений.
Франкоязычный Квебек, с 1960-х годов всячески подчеркивающий свое обособление и от католицизма, и от соседей-англичан, больше готов к восприятию сатирической традиции. Здесь были настоящие ниспровергатели среди писателей и поэтов. В их творчестве часто прослеживаются иронические мотивы. Тка, на телевидении настоящие сатирики зарабатыват свой хлеб, высмеивая сильных мира сего. Но в целом и в нашей провинции сатира допускается лишь на десятой части одной из 30-40 газетных полос – в виде обязательной карикатуры. И, как знают многие читатели газет, эти карикатуры часто бывают совершенно несмешными и дружески политкорректными.
Авторитарное большинство, как правило, очень серьезно и позволяет себе пускать в массы лишь беззубый «Крокодил» или тиражировать агитплакаты Кукрыниксов или Бориса Ефимова. Серьезность отличает современных исламистов. Смех в религиозной традиции считается делом греховным. Смеяться, чтобы справиться с лишениями, несправедливостью, предвзятостью привыкают отверженные, члены гонимых этнических групп, антагонисты. Поэтому самый «злобный» карикатурист в нашей провинции – Aislin из «The Gazette».
Настолько узок здесь круг сатириков, и так далеки они от народа, перефразируя одного известного «литератора», между прочим, никогда не забывавшего о важности высмеивания своих политических врагов и идеологических оппонентов.
Чтобы понять, что такое настоящая сатира, можно взять в руки порнографический журнал «Hustler», поскольку именно там с момента основания печаталась самая злобная сатира на американские власти. Его издатель Ларри Флинт также неизменно ругал последними словами всех защитников политкорректности.
Хоть политкорректность изобрели в США, но там как раз остается благодатное поле и для сатиры. Республиканцы потешаются над демократами, демократы над республиканцами. Либералы – над консерваторами, и наоборот. При этом и те, и другие встают на защиту свободы слова. Поэтому сейчас республиканцы даже тверже демократов взяли на вооружение лозунг «Je suis Charlie».
В Канаде, можно сказать, власти в данном вопросе поосторожничали. В этом убеждает поступок Филиппа Куйяра, который, вместо того чтобы отправиться в Париж на «Республиканский марш», предпочел пройти с небольшим шествием по узеньким улочкам Квебек-сити. Ну как тут не вспомнить, что не так давно Куйяр зарабатывал деньги в Саудовской Аравии?
Канадцы боятся смеяться над ближним, чтобы не оскорбить его. Эта– черта всего западного общества. Издания, подобные «Charlie Hebdo», всегда считались маргинальными, сейчас же из-за заката бумажной прессы и вовсе стали вымирающими. Тираж французского сатирического еженедельника, печатавшегося всего на 16 полосах, составлял 60 тысяч экземпляров, и покупалась лишь половина из них. Журнал перебивался на госсубсидии.
Вместо карикатур даже подчеркнуто светским и любящим свободу французам милее вполне политкорректные комиксы, допускающие элементы насилия, эротики и прочих излишеств, но никоим образом не сатиру. И сейчас далеко не вся Франция вышла на улицы, чтобы поддержать «Charlie Hebdo». Крайне правые ни за что не присоединились бы к акциям, участники которых скандировали «Charliberte». Они готовятся выйти на улицы позже, и под совершенно серьезными лозунгами.
В наше время смех, сатира проигрывают суровой серьезности. Причем проигрывают настолько, что могут вскоре исчезнуть. Низовая культура развивается разве что в интернете. В этом она напоминает анекдоты, которые в советское время рассказывал каждый. Они убивали любой пафос, принижали его, давали волю к жизни в тоталитарном и монолитном обществе. Сегодняшнее западное общество тоже приобрело черты монолита – из-за политкорректности. Хотелось бы верить, что многие из сотен тысяч вышедших на улицы с плакатами «Je suis Charlie» огорчены именно этим, а не призрачной перспективой когда-либо попасть под действие законов шариата.
Монреаль
