Конец красного человека… или не конец?

Часто ли за последние годы вам приходилось вспоминать о своей жизни в 90-е после распада СССР? Может быть, дети или внуки просят рассказать о том времени? Или местные друзья и сослуживцы проявляют интерес? Если кто-то из ваших знакомых вдруг заинтересуется тем, как жилось тогда, то можете посоветовать им сходить на спектакль «La fin de l’homme rouge» по документальной повести Нобелевского лауреата Светланы Алексиевич «Время секонд хэнд» в постановке Catherine De Léan. Этот спектакль до 23 марта будет идти в Théâtre de Quat’sous (100, avenue des Pins Est). Нам всем есть что вспомнить о тех годах!

* * *

Имя белорусской писательницы и журналистки С. Алексиевич большинству известно по ее документальной повести «У войны не женское лицо», вышедшей в свет без малого 40 лет назад. И хотя изначально из произведения цензоры, обвинявшие автора в пацифизме, натурализме и развенчании героического образа советской женщины, изъяли часть сведений, повесть заслужила множество литературных наград, по ней были поставлены спектакли и снят многосерийный документальный фильм.

Коллеги по литературному цеху неоднозначно воспринимают творчество Алексиевич: одни пренебрежительно называют ее журналисткой и говорят, что ее произведения нельзя считать художественной литературой. Другие, напротив, видят в том, как писательница собирает материал – а это тысячи интервью с разными людьми — и работает с ним, ее особый почерк. В любом случае, как бы не относились к ней собратья по перу, надо отдать ей должное: она собрала уникальный материал, по которому потомки будут судить о трагических событиях в истории СССР – среди них Великая отечественная война, Афганская война, Чернобыльская катастрофа, развал Союза и другие. Книги Алексиевич образуют цикл, который она определяет как «хронику Большой Утопии» или историю «красного человека».

* * *

«За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип – homo soveticus. Одни считают, что это трагический персонаж, другие называют его «совком». Мне кажется, я знаю этого человека, он мне хорошо знаком, я рядом с ним, бок о бок прожила много лет. Он – это я. Это мои знакомые, друзья, родители. Несколько лет я ездила по всему бывшему Советскому Союзу, потому что homo soveticus – это не только русские, но и белорусы, туркмены, украинцы, казахи… Теперь мы живем в разных государствах, говорим на разных языках, но нас ни с кем не перепутаешь. Узнаешь сразу! Все мы, люди из социализма, похожие и не похожие на остальных людей – у нас свой словарь, свои представления о добре и зле, о героях и мучениках. У нас особые отношения со смертью… Сколько может стоить человеческая жизнь, если мы помним, что недавно погибали миллионы? Мы полны ненависти и предрассудков. Все оттуда, где был ГУЛАГ и страшная война. Коллективизация, раскулачивание, переселение народов… Это был социализм, и это была просто наша жизнь. Тогда мы мало о ней говорили. А теперь, когда мир необратимо изменился, всем стала интересна та наша жизнь, неважно какой она была, это была наша жизнь. Пишу, разыскиваю по крупицам, по крохам историю «домашнего»… «внутреннего» социализма. То, как он жил в человеческой душе. Меня всегда привлекает вот это маленькое пространство – человек… один человек. На самом деле там все и происходит» — так пишет в предисловии к своей книге «Время секонд хэнд» С. Алексиевич, и этими словами открывается спектакль «La fin de l’homme rouge». Их по-французски за сценой произносит актриса Мария Монахова, известная монреальскому зрителю по спектаклям театра «Вторая реальность». Ее коллега и партнер по театру актер Виталий Макаров вместе с актерами Laurence Dauphinais, Dominique Quesnel и Micha Raoutenfeld и режиссером Catherine De Léan пытаются исследовать время, когда с карты мира исчез Советский Союз. Из книги, где записаны истории множества самых разных людей, для спектакля были отобраны четыре свидетельства эпохи, которую в спектакле называют «концом красного человека».

актер Виталий Макаров

За несколько дней до премьеры, состоявшейся 27 февраля, мы побеседовали с Виталием Макаровым о его работе в спектакле «La fin de l’homme rouge».

 

— Признаюсь честно, я очень удивилась, что для кого-то за пределами бывших границ СССР может представлять интерес частная жизнь постсоветского человека. Меня не удивляет, когда здесь ставят Чехова. Его герои давно стали космополитами, а герои Алексиевич, как мне казалось, могут быть интересны только тем, кто рядом с ними жил. Поэтому, Виталий, мой первый вопрос касается истории создания спектакля. Кому и почему захотелось поговорить на языке театра с местной публикой на такие совсем не местные темы?

— Некоторое время назад известная актриса театра и кино и режиссер-постановщик этого спектакля Catherine De Léan поделилась со мной тем, что она хочет поработать над материалом Алексиевич. Я удивился, потому что это документальный материал, достаточно обширный, его требуется перевести на театральный язык. Катрин сказала, что спектакль будет состоять из монологов четырех персонажей, которые затрагивают главные метафизические стороны произошедшего в те годы. И мы, прежде чем начать работу над самим спектаклем, много и подробно говорили о том времени, о Советском Союзе…

Интерес к этой книге Алексиевич возник на Западе сразу, как только она была переведена и вышла в Европе. Потом писательнице присудили Нобелевскую премию, и вот через некоторое время ее книгой заинтересовались и здесь. И канадцам в ней открылось то, чего они даже представить себе не могли. Они думали, что при распаде Союза, падении советского строя и т.д. люди обрели наконец свободу и могут быть счастливыми. Они понятия не имели о том, что на самом деле происходило с людьми на территории бывшего СССР в те годы. Здесь происходит отставание в восприятии нашей истории. Это можно сравнить с землетрясением, после которого уже больше 30 лет происходят афтершоки. И не понятно, что сильнее: само землетрясение или остаточные процессы.

Как раз в этих монологах мы рассказываем очень важные человеческие истории, которые по глубине переживаний сродни греческой трагедии. В них ответов ни на что нет! Книга Алексиевич — памятник эпохе. Мало кто такое сумел сделать! На нашем спектакле у публики будет возникать очень много вопросов. И больше будет вопросов, чем ответов на них!

Режиссер пытается избежать категоричности оценок. Она стремится показать судьбы простых людей, что они переживают, проживают и как пытаются для себя разобраться в фундаментальных вопросах: что такое ненависть, любовь, предательство. И главное, о чем говорят герои — это крушение идеалов. При том, что было много пропаганды и лжи в нашем советском воспитании, но все равно есть ощущение, что оно было у многих людей настоящее. Мы на эту тему рассуждаем постоянно. И ничего не делим на черное и белое.

— А кто тот человек, которого ты играешь в этом спектакле?

— Любой советский человек моего возраста может обнаружить в своей биографии что-то похожее. Мой персонаж – закончивший военное училище молодой лейтенант. Все у него складывается нормально. Он проходит через Афганистан, а когда возвращается домой, видит, как рушится его мир. Все, во что он верил – присяга, флаг и т. д. – все рушится. Со стороны общества к нему меняется отношение, ему надо как-то выживать, он идет в коммерцию. Обычная история! Через подобное прошли сотни тысяч. Кто не успел устроиться, тот закончил в петле… Естественно, у него тоже происходит некое смещение в голове. Он рассказывает одну историю, которая повлияла на него лично. О встрече с палачом.

Он ухаживал за девушкой, стал вхож в ее семью и уже собирался на ней жениться. В какой-то момент в один из вечеров вдруг он понял, что его будущий тесть работал палачом в органах безопасности. Во время одной из этих пьяных бесед тот поделился с моим персонажем, как он выполнял свою работу. Мой герой не в состоянии вынести этого! Он сбегает из дома палача, от своей невесты. Он говорит, что теперь боится себя. Он, как и его родители, воспитывался на одних идеалах, а этот человек, который мог стать его тестем, был другим, он был частью системы. Это крушение стало происходить в его голове еще до того, как распалась страна.

 — Любопытно, какие еще истории выбрали из книги Алексиевич для вашего спектакля?

— Есть в спектакле девушка, которая приезжает из Ростова в Москву учиться. Она вспоминает свое детство в Советском Союзе и говорит, что прекрасно чувствовала себя в СССР, у нее только самые лучшие воспоминания о тех годах. И ей не понятно, почему все мажут это время черной краской. Разумеется, с ней случается первая любовь, и впервые приходит желание почувствовать вкус свободы, затем разрыв с любимым… Такая женская судьба…

Третий персонаж — молодой парень, который рассказывает про свой армейский опыт. Он из семьи военного, и отец заставляет его идти в армию, служить родине. У юноши не лежит к этому сердце, он считает, что к этому неприспособлен. Это, пожалуй, та история, которая сильнее всего отзывается сейчас. Молодой человек ищет любовь, а его забирают в армию… Он говорит: «Почему мы учимся убивать, когда нам надо учиться любить?» Там очень много интересных моментов. Он не понимает, почему вместо того, чтобы по капле выдавливать из себя раба, как учит Чехов, мы выдавливаем из себя человека…

Четвертый персонаж — пожилая женщина, чье детство прошло за колючей проволокой в интернате в Караганде. В какой-то момент, уже став взрослой, она возвращается в это место и встречает одну из своих воспитательниц, уже состарившуюся, ослепшую. Это вызывает у нее шок. Все монологи связаны одной общей темой — своей ненужности в этом новом мире, своей потерянности. Эта пожилая женщина не может принять новую реальность, она ее не понимает и не хочет понять. Ей даже ее интернат за колючей проволокой кажется ближе и роднее, чем новая реальность, в которой она оказалась.

— Правильно ли я понимаю, что в вашей труппе ты единственный, кто родился и жил в СССР и только у тебя есть личный опыт проживания в стране в период ее распада?

— Да, так и есть.

— В таком случае тебе, наверное, твои коллеги по спектакли задавали множество вопросов о жизни в СССР? Что их интересовало больше всего?

— Их любимая тема — тоталитаризм. Почему так любят соединять это слово с Россией? И я отвечал, что в СССР было принято, что коллектив всегда прав, а если индивидуум в этом сомневается, то он может лишиться всего, включая собственность и даже жизнь. Но при этом я предлагал взглянуть на общество, в котором мы живем здесь. Если здесь, в Канаде, ты принадлежишь к некой группе, то ты можешь вполне комфортно устроиться в этом мире, а если не принадлежишь, то можешь оказаться за бортом истории. Жизнь в СССР научила меня с подозрением относиться к любой идеологии.

 — Работая над ролью в этом спектакле, волей-неволей возвращаясь в наше советской и постсоветское прошлое, открыл ли ты что-то новое для себя в нашей жизни в СССР?

— Я бы так не сказал. Просто участие в спектакле освежило многое в памяти. Это своего рода терапия! Мы сейчас все в истерике по большому счету, которая благодаря интернету доведена до точки белого кипения. Люди, которые пытаются разобраться в том, что происходит, и не допустить ненависти к себе подобным, молчат. А нужно говорить! И мой персонаж говорит: «Сегодня все хотят говорить, но никто никого не слушает». Таким было общее состояние в 90-е годы. Всем хотелось поделиться своей болью, но никто никого не слушал. У всех – своя боль. А сейчас у нас время особое. В спектакле есть такие моменты, фразы, пассажи, что хочешь — не хочешь, а ассоциации с современностью возникают. Там даже рождается какая-то поэзия, которая должна помочь… не осознать, нет, конечно, но она дает возможность что-то сердцем почувствовать. Почувствовать, через что люди прошли тогда и через что они проходят сейчас.

— По тому, как ты об этом рассказываешь, я вижу, что тебя эта работа очень увлекает.

— Да, увлекает. Это терапевтический опыт. Когда ты видишь, что другим людям интересно узнать, интересно понять, как и что тогда было, рассказывая о том времени, ты и сам увлекаешься, пытаешься все вспомнить и что-то себе объяснить. Это очень похоже на беседы на кухне. Алексиевич так и говорит: «Я хотела записать истории не официального социализма, а домашнего, кухонного». Это видно по тому, как она разговаривает с героями своей книги. Они садятся на кухне — а где еще! – и изливают друг другу душу.

Для себя я понял вот что. Спектакль называется «La fin de l’homme rouge». Мой герой говорит: «Это не конец. Я все равно остаюсь homo soveticus. И что вы хотите! Я так себя идентифицирую. В этом есть свои достоинства и свои недостатки. Я от своей истории не отказываюсь. Я считаю, что когда отказываются от истории, то она начинает повторяться». «До основанья, а затем…» Когда это начинается, опять нарываешься на те же «грабли». И где найти середину, чтобы ничего не ломать и не выплескивать ребенка вместе с водой? «Ничего черно-белого нет, — считает мой персонаж. – Жизнь многоцветная. А когда идет разделение на то, что это черное, а это белое, то и начинается самое страшное».