Лететь к безбрежью, бездорожью…

Было дело: послала я как-то русской по корням американке два томика рассказов — Шукшина и Петрушевскую. Чтобы показать, что и в современной российской литературе есть подлинные имена. Шукшин ей пришелся – удостоился положительного отзыва, хотя и прозвучала в нем удивившая меня снисходительная нота.Я-то умного и до сумасшествия храброго и честного Шукшина очень люблю. Но про себя решила, что, вероятно, возникли у дамы трудности с языком. Сложившееся в России мнение, что вот, мол, только у старых эмигрантов он, великий и могучий, еще и жив, — не более чем один из многочисленных культурных мифов. Для тех, кто покинул языковую среду, сохранение богатой, красивой речи – серьезная работа.

А с Людмилой Петрушевской я промахнулась. Гневную отповедь читательницы, данную «человеку и писателю», который не постеснялся выставить на всеобщее обозрение свои аморальные поступки, как-то: отправку матери в богадельню, многочисленные предательства родных и друзей, дурное отношение к детям и проч. – я, прослушав, просто не поняла. Биография Петрушевской этих фрагментов вроде бы не содержала. Потом стало ясно: дама идентифицировала литературных героев и их автора, чего я, имея в виду ее хорошее образование, жизненный опыт и начитанность в русской классике, никак не могла предугадать. Конечно, такое случается: читатель нечувствительно переносит авторскую биографию в текст рассказа или романа. Да и в литературоведении существует биографический метод, Ю. Тынянов его придерживался. Но до вульгарного отождествления опускаться не нужно.

Хотя кавалер (Companion) Ордена Канады, режиссер и сценарист Дени Аркан (Denys Arcand, не путайте с журналистом, они даже не родственники) никогда не разделял, по его словам, радикальных убеждений своих героев и едва ли не в детстве нашел свое призвание в кинематографе, а на политику смотрел с точки зрения искусства, критики (особенно заокеанские) вешают на него и маоизм, и всякое иное левачество, которое если и было присуще, то уж никак не самому режиссеру, а его окружению, интеллектуальной элите 60-х, времени его молодости. Это совсем не значит, что киноискусство для него – башня из слоновой кости. Напротив, в одном из интервью Дени Аркан прямо заявил, что людей, которые отворачиваются от реальности, он на дух не переносит, и так было всегда.

Я бы сказала, что область Аркана – социальная аналитика, а наиболее действенный инструмент анализа – ирония. Проявилось это рано. Еще будучи студентом исторического факультета Universitе de Montrеal, он снял «Один или с другими» («Seul ou avec d\’autres») – художественную ленту в стиле cinema verite, посвященную вопросам, которые будоражили тогда студенчество. Фильм соответствовал эпохе (читай также повести М. Ричлера тех лет). Само название — цитата из принятого в католицизме покаяния о грехе «сексуальных прикосновений». Но был в картине и сугубо личный мотив. Режиссер родился в крошечном квебекском городке, в семье истовых католиков (его мать до замужества собиралась уйти в монахини), и девять лет проучился в школе у иезуитов. Пришла пора выверять мировоззрение.

Сразу по окончании университета новоиспеченный историк был принят в National Film Board и снимал «по специальности» — фильмы о колонизации французской Америки: «Шамплен», «Монреальцы», «Дорога на Запад». А в 1971-м выходит его полнометражная документальная лента «On est au coton» (это местный фразеологизм, означающий «Мы измотаны», спасибо А.Д. Левтовой за подсказку) — жесткая критика условий труда на принадлежащих англофонам текстильных фабриках. NFB на несколько лет положил фильм на полку. Почему – вопрос спорный. Квебекская интеллигенция усмотрела в этом боязнь его особой остроты и отчасти проявление шовинизма со стороны англофонной Канады. Домашние копии картины передавались из рук в руки. Смотреть ее было модно. Но бытует и другая точка зрения: Аркан позволил себе включить в сценарий непроверенные факты, владельцы фабрик их легко опротестовали. За «Измотанными» последовал «Дюплесси и потом…» («Quebec: Duplessis et aprеs…») – искусно построенный на монтаже квебекских выборов (и политических лидеров) 1936 и 1970 годов. К середине 80-х за Арканом числилось уже и несколько художественных работ, в которых непременно присутствовало преступление. Однако определить их жанр непросто: есть, в общем, детективный сюжет, есть иронический взгляд на него. Но к пародиям картины не отнесешь: ключевые события уж больно мрачны и сняты соответственно.

И все это было лишь преамбулой к тому пути, который привел Дени Аркана к почти официальному титулу «слава и гордость квебекского (да и канадского) кинематографа». Критерий обычный: награды — то есть признание профессионалов и кассовые сборы – признание широкой публики. Что до наград — за все время существования Оскара на него были номинированы лишь 4 канадских ленты. Все в рубрике «лучший фильм на иностранном языке», так что отсутствие в этом списке англоязычных картин — естественно. К слову, последний из номинантов снят на хинди (с английскими субтитрами). А те, что понравились американской киноакадемии до него, — фильмы Дени Аркана. И в конце концов он все-таки увез золотую статуэтку в Квебек.

В 1986-м Аркан создает «Упадок американской империи» («Le dеclin de l’empire amеricain»), твердо решив, как позже сознавался, в случае неудачи уйти из кинематографа. Название фильма отсылает зрителя к фундаментальному труду Э. Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». Действие сосредоточено вокруг застолья. Хотя правильнее было бы сказать – беседа. Мне бы и в этом почудился намек на древних, если б не два американских фильма начала 80-х, построенных схожим образом. Четверо мужчин и четыре женщины, преподаватели и художники, решают провести свободный денек в загородном доме. Кроме того, что мужчины готовят обед, а женщины перед пиршеством оттягиваются в спортивном зале, герои говорят и говорят. Чем еще может заниматься компания интеллектуалов? Аркан в университете развивал не только свои способности к упорядочиванию фактов, но и приобщался ко всемирной литературе и сам писал, так что и сценарии фильмов принадлежат его перу. Итак, главной деталью в раскрытии характеров становится речевая составляющая. А людям свойственно проговариваться, особенно если затронут вопрос о взаимоотношении полов.

Я не хочу распространяться о сюжете, что практически равно передаче самих диалогов. Они занятны и доступны не только на французском, но и на английском: фильм, конечно, снабжен субтитрами, что позволяет услышать интонации и оценить актерскую игру. Не подумайте, однако, что режиссер забыл о видеоряде. Ему везет с операторами. В университетской пробе сил он сотрудничал с Бролем (Michel Brault, «Mon oncle Antoine»). «Упадок» снимал с Ги Дюфо (Guy Dufaux). Камера для него – живое лицо: «… Это она рассказывает нам, что у вина красивый цвет, что озеро – великолепно, что важны не характеры этих людей, а то, что они дружат… Предполагается, что перед нами те, кто разочарован и потерял любовь. Но всмотритесь! Фильм говорит об ином. О том, что эти люди счастливы, они живут в мягком, приятном, мирном краю».

Гиббон не любил Византию, сохраняя за Римом прерогативу на величие и красоту. «Le dеclin de l’empire amеricain» начинает в творчестве режиссера тему противостояния «гуманистов» и «технократов». Аркан неоднократно декларировал нежелание возвращаться к уже отснятому материалу, однако, хоть и с длительными перерывами, продолжил те же размышления еще в двух работах.

Рецензенты «Le dеclin de l’empire amеricain» лопались от восторга. Мне не попалось ни одной критикующей его статьи – не потому ли, что искала небрежно? Фильм хороший, и режиссер, безусловно, добивается своего: не только камера – он сам любуется лицами, позами, фразами. Но даже если по его замыслу типаж и должен был возобладать над индивидуальностью, мне мешала предсказуемость происходящего (говоренного). Канадскую киноакадемию и Международную федерацию кинокритиков сомнения не мучили – фильм получил 9 Genie и награду FIPRESCI на Каннском фестивале.

Поминать о предсказуемости в связи с работой «Христос Монреаля» («Jеsus de Montrеal», 1989) было бы смешно: сюжет опирается на евангельские аллюзии, которые ухватываются моментально. Идея фильма родилась из пустяка – один из актеров, пришедших на пробы к «Утопии», рассказал, что вечерами на Мон-Рояль ему довелось для туристов и зевак представлять в старой французской пьесе… Христа. Платили мало, и по утрам он «добирал» в рекламе. Аркан довел это сопоставление до абсурда: актеры, приглашенные выступить в храме St-Joseph в «страстях Христовых», по утрам озвучивают порнуху (кстати, по моему мнению, этот эпизод в фильме затянут и решен «в лоб»). Собирает их молодой парень, вернувшийся в город «откуда-то с Востока» и вызывающий у всех, кто с ним сталкивается, чувство тихой радости. Ему подчиняются, за ним идут. На чем зиждется его авторитет – очевидно: для него Евангелие – прямое руководство к действию. Образ двулик. А текст пьесы пишется коллективно и выпадает из канона. … В общем, обучение в иезуитской школе со счетов не сбросишь.

Наверное, у меня выходит уж очень просто. То, что фильм отражает мировоззренческие поиски режиссера, начатые когда-то в «Seul ou avec d\’autres»), — бесспорно. Но и не является всего лишь иллюстрацией к ним. И неохота быть неблагодарной – я посмотрела «Jеsus de Montrеal» с интересом. Так же отнеслось к нему и большинство зрителей. Ну, и профессионалы не пожалели наград.

Фильм «Нашествие варваров» («Les Invasions barbares», 2003) – это «20 лет спустя» в жизни персонажей «Le dеclin de l’empire amеricain» и Квебека. «Упадок» открывался долгим проходом камеры по пустому, чистому, невероятно длинному холлу. «Варвары» — суетливой пробежкой медсестры по забитому больными, узкому коридору какого-то госпиталя. Один из уже знакомых нам интеллектуалов умирает в общей палате от рака. Его состоятельный сын, вызывающий в родителе раздражение тем, что «не прочел ни одной книги», — из тех, разумеется, которые когда-то зачаровывали и самого отца, и его друзей, — сам не зная зачем, прилетает по требованию матери из Лондона и с успехом играет роль доброй феи, используя в качестве волшебной палочки наличные, в основном «стольники». Но помогают ему, и это видно, не только из-за денег. Облегчая страдающему отцу последние дни жизни, он заставляет поверить в подутерянные в тесноте, в толкучке, в месиве идеологических разногласий, необходимые нам чувства. Эта магия так сильна, что даже приход молодого человека в полицию за сведениями о том, где он мог бы купить героин, не кажется невероятным.

Трогательный фильм. Вот если бы еще сюжет не был так схематичен. Прямо материал для студенческого диплома. Однако народу и критикам нравится. Именно «Нашествие варваров» и удостоилось Оскара – даже двух. Еще и за лучший сценарий дали.

«L\’Аge des tеnеbres» (2007) переводят по-разному – «Темные времена», «Век помрачения». Это завершающий фильм того цикла, что с натяжкой можно назвать «трилогией об интеллектуалах». Я его еще не смотрела, а потому уместнее будет процитировать то, что сам режиссер о нем говорит. Аркана и слушаешь, и читаешь с удовольствием – он ненавязчиво остроумен. В 2003 году режиссер в составе делегации генерал-губернатора Канады приезжал в Россию и даже поприсутствовал на путинском приеме в Кремле. Корреспондентка «Эха Москвы» спросила: «Вы с Путиным уже встречались? Какое впечатление произвела на вас эта встреча?» – «Я с ним не встречался. Я сидел от него примерно в 400 ярдах. Но он произвел на меня впечатление человека с хорошей спортивной подготовкой».

У людей, любящих Монреаль, есть несколько болевых точек. Одна из них – Олимпийский комплекс с проваливающейся крышей. Вот в нем и снял режиссер свои «Темные времена»: «Это здание стоило нам миллиард. И цена его продолжает расти… В целом строение совершенно бесполезно…Однако избавиться от него стоило бы еще один миллиард, поскольку на него пошел особо прочный бетон. Пожалуй, его можно было бы снести ядерным взрывом, но не думаю, чтобы живущие по соседству люди это одобрили. Так и живем в обществе постоянного упадка».

О том, что кино звучит здесь и по-английски – вспомним через неделю.