Если придерживаться традиционной патриархальной историографии и верить, что историю делают не массы, а личности, то едва ли не главной такой личностью, создавшей и олицетворявшей современный Квебек, следует признать скончавшегося на этой неделе бывшего премьер-министра провинции Жака Паризо.Паризо было 84 года, он ушел из жизни в понедельник, 1 июня, после тяжелой болезни, приковавшей его к постели на полгода. В последние несколько лет этот безусловный герой нашего времени очень редко появлялся на публике. Но любое его выступление даже в печати, даже с видеообращением (именно так он приветствовал примерно тысячу участников небольшого съезда сепаратистов в Монреале в прошлом году) становилось предметом для живого обсуждения.
Фигура Паризо была противоречивой и неоднозначной. Будучи, безусловно, человеком ХХ века, он пытался вести себя по нормам века XIX. А ведь ХХ век он пережил намного, и в XXI веке сохранял влияние на политику. Его энергия и апломб были потрясающими. Сегодня кажется даже несколько странным, что его тандем с Люсьеном Бушаром не смог победить на судьбоносном последнем референдуме об отделении Квебека от Канады, прошедшем в 1995 году.
Судьба Жака Паризо полна переосмыслений, исканий, взлетов и падений. Главным его поражением считается как раз поражение на референдуме двадцатилетней давности. Это событие вспоминали в провинции не раз. Как известно, во время подсчета голосов Паризо перебрал лишнего, и, выйдя на трибуну после объявления результатов, начал «резать правду-матку», что ему было свойственно. Со всей прямолинейностью он обвинил в провале «деньги и голоса меньшинств». Что касается денег, то через несколько лет на Комиссии Гомери выяснили, что деньги действительно были, правда, не перед референдумом, а после него – когда федеральное правительство начало культивировать в провинции канадские флаги и символы в ходе печально знаменитой «Программы спонсорства». На это тратились значительные суммы, причем кое-что шло «мимо кассы», попросту говоря, было украдено и, как подразумевалось, досталось двум либеральным партиям – федеральной и квебекской (последний факт на комиссии не был установлен). Виновные в растратах функционеры низшего звена, а также некоторые представители рекламных компаний были наказаны. Политическая верхушка поплатилась меньше – либералы всего лишь потеряли власть в Канаде.
С «голосами меньшинств» сложнее. Референдум 1995 года хорошо помнится многим, в том числе и мне. В провинции шла ожесточенная борьба на уровне избирательных комиссий: кого включать в списки, кого не включать. Действительно, федеральное правительство предоставляло тогда гражданство иммигрантам в Квебеке по фаст-треку, чтобы увеличить число голосов «против». Но точно таким же образом симпатизирующие сепаратистам члены избиркомов отсекали от голосования многих студентов, долгое время проживавших в Квебеке и зарегистрированных здесь, то есть по закону имевших право участвовать в выборах. Чтобы дать им от ворот поворот, использовались любые уловки. Явно симпатизирующие Канаде англофоны подвергались дискриминации. Поэтому кивать только на махинации федералов неправильно.
Паризо позволил себе высказаться в тот вечер лишь потому, что, по демократической традиции, был готов к отставке в случае поражения. Он уже не вернулся в большую политику, оставаясь как бы «над схваткой», но «Парти кебекуа» по-прежнему считал чем-то вроде своей собственности, чувствовал себя вправе вмешиваться в ее дела по всякому поводу. В 2000-е годы Паризо продолжал навязывать своим единомышленникам стратегию отделения провинции — столь же прямолинейную, как и его тирады. Он решительно отвергал концепцию «нескольких референдумов», по которой Квебек полагалось бы отсекать от Канады в пару-тройку приемов. С его точки зрения, следовало бы написать Конституцию Квебека, пойти под ее знаменем на «выборы, совмещенные с референдумом» и в случае победы объявить об одностороннем отделении провинции: начать печатать собственные паспорта и т.д. Для обычных граждан подобная схема выглядела «страшилкой». Возможно, из-за нее поддержка идеи суверенитета в наши дни серьезно сократилась – до 33-35% с 40%.
Паризо был очень азартным человеком, не чуждым слабостей. В этом — его единственное обаяние, ведь он обладал дерзким, неуживчивым характером и к тому же был склонен к аристократизму, чего в нашей провинции не понимают и не принимают. Биограф емко охарактеризовал его: «буржуа, британец, бюрократ». Паризо родился в обеспеченной семье в Утремоне, имел за своей спиной несколько поколений, принадлежавших к местному высшему свету, в детстве ездил в англоязычные лагеря (понятно, что в его семье никаких сепаратистов не было, а были, если можно так выразиться, «коллаборационисты»), учился в школе бизнеса Монреальского университета, а затем в Париже и Лондоне. В последнем городе он приобрел британский акцент. Там же он приобщился к местным традициям консерватизма и изоляционизма. Возможно, они и привели его через несколько лет к внезапному пониманию необходимости отделения Квебека, построению будущего нашей провинции отдельно от Канады, в своем маленьком, удобном и хорошо защищенном мирке, каковым ему виделись Британские острова. Канада представлялась Паризо плохо функционирующей страной с огромными неосвоенными пространствами. Квебек должен был бы стать независимым, чтобы уберечься от этого «хаоса».
Прежде чем сделаться сепаратистом, Паризо поработал в федералистских правительствах Жана Лесажа (отца «Тихой революции») и Даниэля Джонсона. Он был одним из тех, кто заложил основы экономического существования современного Квебека, с его Caisse de depot et placement и гидроэнергетической монополией «Hydro-Quebec». В те годы сильно менялись и Канада, и Квебек, а ветры перемен, между прочим, веяли и с Британских островов, где происходила настоящая «культурная революция». Жак Паризо, каким бы консерватором он ни прослыл в зрелые годы, на заре своей политической деятельности был настоящим революционером. В студенчестве он зачитывался Марксом и не был чужд социализма. Возможно, что-то передалось ему от матери – известной активистки за права женщин Жермен Паризо (в девичестве Бирон). Она также входила в коммунистическую партию CCF, из которой впоследствии образовались новые демократы.
Политическую деятельность в качестве сепаратиста Паризо начинал непросто. В начале 1970-х он несколько раз проиграл выборы, в том числе в монреальском округе Кремази (сейчас депутатом от этого округа является его вдова Лизетт Ляпуант). Затем последовал триумф 1976 года, после которого Паризо стал министром финансов. В этой должности он, по-прежнему увлеченный социалистическими принципами, значительно способствовал увеличению внешнего долга нашей провинции. Несколько раз Паризо ошибался: например, когда национализировал добычу асбеста – ровнехонько перед тем, как асбест признали канцерогенным и запретили по всей Северной Америке.
Ошибки Паризо неоднократно вредили движению за суверенитет Квебека. Так, перед референдумом 1995 года он проговорился о том, что запутанный вопрос на этом голосовании – на самом деле нечто вроде ловушки («раколовки», как он выразился). Мол, кебекуа будут думать, что голосуют лишь за начало переговоров с Канадой, во время которых они сохранят и канадский паспорт, и канадскую валюту, и прочие привилегии, на самом же деле им придется считаться с быстрым отделением провинции. «Раколовка» сыграла свою роль, отпугнув некоторых франкофонов и сыграв против «Парти кебекуа». А уже после референдума запутанный вопрос привел к принятию на федеральном уровне «Акта о ясности», позволяющего дезавуировать любые результаты любого референдума (как известно, данный закон требует использовать ясный вопрос, а также допускает победу сепаратистов лишь при «явном большинстве голосов» — каком именно, не сказано).
У Паризо непросто складывались отношения со своими политическими сторонниками. Его побаивались. Тем не менее, он обладал безусловным влиянием до последних дней жизни. Так, именно он привел в большую политику Бернара Дренвиля. А вот приход в «Парти кебекуа» Пьера-Карла Пеладо воспринял не столь радостно, как некоторые другие.
В своем последнем видеообращении к соратникам Жак Паризо выразил желание, чтобы его партия была «ближе к народу». Должно быть, он извлек урок из нынешней популярности федеральных новых демократов в нашей провинции. А может быть, вспомнил о наследии своей матери. При всем своем показном костюмном аристократизме, он был человеком ошибающимся и признающим свои ошибки, а значит – человечным. Наверное, хорошо, что ему не довелось побыть во главе независимого государства и приобрести имидж «сильной руки» или «несгибаемого авторитета». В последние годы жизни он много говорил о важности «достичь согласия с самим собой». Похоже, эта цель ему покорилась.
Монреаль
