Если приятель скажет вам, что занимается антропологией, не удивляйтесь, встретив потом его имя в списке докладчиков на конференции лингвистов, а через месяц – на конгрессе этнологов. Его труды могут понадобиться и культурологам, и социологам, и психологам. Антропология – наука комплексная. Кое-кто даже склонен считать, что это несколько гуманитарных дисциплин, выступающих под одной шапкой, – происхождение и эволюция человека.В одном только Оксфорде антропологи примыкают к социологии, археологии, этнографии. Получив диплом юриста в Лавальском университете (в 1907-м) и сделавшись членом ассоциации юристов Квебека, Шарль Мариус Барбо (Charles Marius Barbeau, 1883-1969), однако, не ринулся в судебные бои с Кодексом Наполеона в руках. Он выиграл стипендию на обучение в Оксфорде — Cecil Rhodes Scholarship, а богатая тетка снабдила его деньгами на дорогу и пропитание. Так молодой человек «воплотил в жизнь давнюю мечту» — продолжил образование за океаном.
Величают его по-разному. «Основатель канадской антропологии», «основатель квебекской (и канадской) школы изучения фольклора», «автор гипотезы об азиатских корнях американских индейцев». Вы никогда со всем этим не пересекались? Но, может, читали детям или внукам (по-французски или по-английски) сборник народных франко-канадских сказок «Золотой феникс», в изложении Барбо. А может, дети ваших друзей в Оттаве посещают Еcole Еlеmentaire Catholique Marius-Barbeau.
Этот человек оставил заметный след в истории страны. Едва ли не первое, что поражает в нем на свежий взгляд, — сумасшедшая работоспособность. Более 1000 опубликованных книг и статей (не считая рукописных заметок), богатейшая фольклорная коллекция — сотни сказок и легенд, 7000 песен, 2000 предметов искусства. В определенном смысле, ему еще и повезло. В начале XX века Канада заинтересовалась собой и на федеральном уровне поощряла академические описания своей территории, недр, растительного покрова и населяющих страну людей. Но подумаешь о Барбо, и мелькнет в голове: ищите и обрящете. Работайте – а уж там Господь рассудит.
Мариус родился и провел детство на обширной ферме (в Sainte-Marie de Beauce). Старый кирпичный дом, конюшни, большой сад. Только вот денег было маловато. Родители, люди с инициативой, перепробовали кучу занятий. Отец разводил лошадей, выращивал зерновые, фрукты и овощи, мать рисовала на продажу акварели. Когда по свету прокатилась эпидемия «золотой лихорадки», старший Барбо подхватил поветрие и отправился в Штаты. Но, к счастью, быстро выздоровел и вернулся в Квебек, где у семьи, по крайней мере, была своя земля.
С фольклором Мариус познакомился в раннем детстве: взрослые относились к деревенским увеселениям с удовольствием. На «посиделках» отец славился умением лихо станцевать джигу (тот, кто помнит историю провинции, не удивится), с охотой участвовал в «яблочных играх» (в карты на яблоки) и чудесно рассказывал сказки. Мать играла на фортепьяно и перекладывала для инструмента народные песни. Способности к музыке проявились у Мариуса рано, и первой песней, которую он спел, была квебекская народная: «А la claire fontaine». Семья делила с окрестными жителями «неделю попрошаек». Любопытно (ах, соткан человек из парадоксов!), что общаться со сверстниками из «простого люда» мальчику не позволяли, причем, критерием служила речь. А поскольку «других взять было негде», Мариус рос, по его словам, затворником. Нет, он не страдал. На пару с младшей сестрой облазил ферму (и немножко – расположенный рядом лес), ловил рыбу. Нужно было и взрослым помогать: полоть, собирать урожай, складывать плоды на хранение, водить по пашне быков. От этих обязанностей ребенок пытался увильнуть всеми правдами-неправдами. Он не хотел становиться фермером.
Мать воспитывалась в монастыре и все, что знала, передавала сыну. В 11 лет, когда Мариуса наконец отдали в местную школу (под эгидой католиков), выяснилось, что он образован не по годам и книгочей каких поискать. Учителя прочили ему карьеру католического священника и не поленились убедить родителей послать его в классический колледж. Но он выбрал стезю юриста. С которой благополучно сошел, едва достигнув Европы.
Каждого студента Оксфорда опекал персональный наставник. Вот он и помог Мариусу понять, чем нужно заниматься. На вопрос, чего ему больше всего хочется (кроме свободного, интеллигентного английского языка), тот ответил: «Я бы хотел узнать, как был сделан человек… создан». И услышал – «идите в антропологию». Диплом по этой специальности был учрежден в Оксфорде и Кембридже всего 2 года до этого. В группе антропологов числились то ли 2, то ли 3 студента. Профессор Robert Ranulph Marett оглядел Мариуса с ног до головы и изрек: «Мы с вами – одной расы, норманны, или северные люди».
И понеслось: культурология, физическая антропология (антропометрия), этнология, археология Крита, геология доисторического периода. Главным образом, практические занятия. Не заскучаешь. Но легко догадаться, что становление научной дисциплины даже в таком богатом традициями учебном заведении неизбежно принимает несколько хаотичный характер. В чтении Маурис продвигался ощупью. Прочел «Золотую ветвь» и «Тотемизм» Фрейзера. Показалось коротковато. Да и вообще, хотелось системы. Он нашел ее в трудах Герберта Спенсера (по дотошности в изложении материала и блестящей его структурированности Мариус сравнивает Спенсера с Фомой Аквинатом).
С одобрения наставника молодой человек чередует Оксфорд и Сорбонну и открывает для себя основную разницу между английским и французским образованием: Оксфорд доверяет практическому опыту, Париж – академическим штудиям.
Через год, когда английский у Барбо сочли «блестящим», ему было предложено выбрать тему для работы над оксфордским бакалавриатом. Мариусу приглянулись «Маски». Но профессор Mauss в Сорбонне двумя словами разбил эту идею в пух и прах: чересчур широко. Почему бы канадцу не написать о социальной организации аборигенов северо-западного побережья родной страны? Через 2 года Барбо не только успешно сдал экзамены, но и получил от комиссии благословение: «Возвращайтесь в Канаду, молодой человек, и занимайтесь антропологией, которой там еще нет». Чтобы Мариусу не пришлось мыкаться по инстанциям, доказывая пользу новой науки (и свою собственную), его снабдили рекомендательным письмом в Департамент геологической службы (Geological Survey) в Оттаве.
Было это в 1910-м. Если вы заглянете в историю оттавского Музея цивилизации (еще не обрезавшего в ту пору пуповину, соединявшую его с Геологической службой), то прочтете, что именно тогда великий Эдуард Сапир получил при музее полновесную должность антрополога. Так что британцы немного ошиблись. Сапир как раз изучал языки индейцев северо-западного региона, в основном – нутка. В 1911-м в музее был учрежден второй пост антрополога – для Барбо, а Сапир обратил внимание Мариуса на гуронов, благо их резиденция располагалась в Квебеке. Начинающий антрополог подошел к делу основательно: купил фонограф Эдисона, восковые цилиндры. И отправился в городок Lorette, к «гуронскому священнику», аббату Просперу Венсану. Выянилось, что его преподобие живет теперь в доме для престарелых священнослужителей. Но по-прежнему остается знатоком гуронских песен и большим энтузиастом индейского фольклора. Так, с места в карьер, Барбо впервые записал около 70 гуронских песен.
В автобиографии Барбо не забыл ни одного человека, сыгравшего роль в его исследованиях. К ним относится, например, старуха-гуронка Mary McKee, связавшая его со своими родственниками в Оклахоме, в результате чего появилась наблюдения, посвященные именам собственным в этом языке, и вошедшие в поздние работы. Ну и, конечно, записи (с фонографом Барбо не расставался) сказок, легенд, бытовых историй. Барбо много в чем упрекают. Находят, что его гипотеза о происхождении североамериканских индейцев не основательна – доказательства хлипкие. Сомневаются в его методиках работы с информантами. Не нравится и то, что носителей языка он, бывало, выбирал беспорядочно. Но, помилуйте, почему бы не воспользоваться случаем? В 1916-м в Оттаву на встречу с правительством приехали 12 вождей из западной Альберты. Свободного времени у них оказалось навалом: чиновники не спешили усесться с индейцами лицом к лицу, к длительным беседам с ними не стремились. Тогда как Барбо жаждал общения.
По его словам, «подружиться с индейцами легко, особенно если вы работаете с ними и собираете их истории… Племя за племенем, семья за семьей, они узнали, что я их записываю. Меня интересовало, что они думают, их представление о счастье, их песни, их мораль, их искусство, фигуры, которые они вырезали… За 8 долгих сезонов (в племени индейцев-цимшианов, Британская Колумбия и дальше, к Аляске) я познакомился практически с каждой семьей». Результатом явились научные работе по этнологии, социальной антропологии, этнолингвистике.
В 1914-м Геологическая служба делегировала Мариуса на встречу Антропологической ассоциации, в Вашингтон. Профессор Колумбийского университета, «отец американской антропологии» Франц Боас (Franz Boas) нашел в кулуарах канадского представителя и, пригласив на обед, озадачил: «Вы франкоканадец, значит, можете сообщить мне сведения, над которым мы размышляем много лет. У индейцев Мексики были обнаружены легенды, по происхождению очевидно французские. Как они туда попали? Может, пришли через французскую Канаду? И потом, существует множество историй франко-канадских трапперов. Не могли бы вы перевести хоть что-нибудь из них?» Так Барбо серьезно занялся фольклором. Он исходил Charlevoix County, Kamouraska County, Beauce County и окрестности Lorette: «Фольклорные сказки, легенды были везде, в несметном количестве! И превосходные!» Это был его мир, знакомый и любимый с детства. И его собственный способ выразить страсть к родной земле. Снабдив записанный материал транскрипцией, Барбо отослал его Боасу. 150-страничный «The Journal of American Folk-Lore» за 1916 год был весь заполнен этой работой (на французском), а Барбо был избран президентом (1916, 1917 гг.) Американского фольклорного общества. С журналом сотрудничал вплоть до 50-х…
Он возглавлял научные сообщества. С 1942-го по 1956-й преподавал в Лавальском и Оттавском университетах. Пропагандировал искусство аборигенов. Ему обязан своим существованием Archives de folklore (Laval). В 1985-м Шарль Мариус Барбо объявлен в Канаде «личностью исторической значимости». Учреждена медаль его имени – для фольклористов. Впрочем, страна и при жизни оценила этого труженика. В год основания Ордена Канады ученый был удостоен звания Companion of the Order – за высочайшие заслуги перед Канадой и человечеством.
Монреаль
