Парадный вход Дзержинского фенольного завода в Нью-Йорке Донецкой области до атак российских окупантов и после.
Нью-Йорк, конечно, уступает Монреалю в шарме, но город тоже живописный, интереснейший, и чем дальше, тем больше я по нему ностальгирую. А недавно поводов добавилось: вспомнилось, что среди десятков заводов, на которых я работал в бытность наладчиком, был и нью-йоркский фенольный – ставил там какой-то анализатор в лаборатории.
Вы скажете, что в Нью-Йорке нет такого завода? Ну как же нет, если я на нем работал! Поэтому продолжу. Какой именно анализатор ставил, уже не помню, много чем я занимался тогда: станками, роботами, атомными спектрометрами и хроматографами и пр., и пр. – на множестве заводов и во многих лабораториях. Роторный экскаватор даже восстанавливал. Но завод запомнил. Этим летом там шли жестокие бои, он был опорным пунктом ВСУ, и КАБами его просто стерли с лица земли. Вместе с поселком. Как и большинство иных моих заводов – вместе с их городами…
Ах, эти заводы, эти индустриальные пейзажи – в молодости я даже находил в них определенную прелесть, вот и сейчас ностальгически вздыхаю, вспоминая наши края. Но возвращаться не тянет, да и невозможно – там война.
Хорошо помню и ЯКХЗ, Ясиновский коксохим, где в конце 70-х ставил югославский углезагрузочный вагон. Эти вагоны всю свою жизнь проводят в адских условиях, в поездках по коксовой батарее – вот главный энергетик и потащил меня наверх. Оттуда открывался прекрасный вид. За дымящими трубами соседнего меткомбината виднелись жилые кварталы Макеевки, за ними угадывались заводские дымы Донецка, а с другой стороны, за железной дорогой и чахлой, отравленной зеленью дач простирались нивы и лесопосадки, синие терриконы и темные шлаковые отвалы – до самого горизонта, на котором дымили заводы не то Горловки, не то Енакиево. Пейзаж, однако, природа! Я залюбовался и прослушал часть объяснений:
— …но недавно достал и поставил обсадные трубы, толстостенные. Раньше через полгода все сыпалось, а сейчас – смотри!
И энергетик пнул ногой трубу, проложенную по ограждению. Та затрещала, хрустнула – и секция ограждения обвалилась, повиснув на кабеле! Энергетик задумчиво посмотрел на нее и покачал головой. Его комментарии я приводить не буду, слишком уж специфична заводская терминология.
Под нами в сотнях печей горел уголь, тысячи тонн угля, душила жара, снизу тянуло дымом, воздух переливался, искажая формы предметов, да и был ли это воздух? Степной ветер замирал перед гудящими батареями, брезгливо задувал в устья печей и улетал в поисках ковыля и простора. Так начиналась моя работа в наладке.
Но то было давно, а нам пора вернуться в современность. Ее – такую жуткую – мы никак не могли предвидеть, тем более я чрезвычайно благодарен дочери, очень вовремя вытащившей нас с супругой из Донецка в Америку. В Донбассе вскоре полыхнула война и идет уже десять лет…
Поэтому все давно знают, что такое КАБ – это российская корректируемая авиабомба, причиняющая ВСУ и украинским городам много бед. Ну, а о донбасском Нью-Йорке большинству стало известно лишь летом этого года. Раньше он назывался Новгородское, но в 2021 году ему вернули первоначальное имя. Это небольшой посёлок в Торецкой городской общине Бахмутского района Донецкой области Украины.
В Бахмуте (Артёмовске), кстати, я тоже работал – на заводе шампанских вин! Тоже ставил анализаторы в заводской лаборатории, о чем писал в статье «Артемовские павлины». Увы, и этот уютный город, имею в виду Бахмут, один из старейших в Донбассе, до основания уничтожен российскими интервентами.
Конечно, тот роскошный Артемовский завод (с удовольствием вспоминаю о работе на нем) был не чета нью-йоркскому фенольному, отравившему все в округе, однако кое-чего я не учел. Да, КАБы сейчас на слуху, но знаете ли вы, что такое фенольный завод? Нет, не знаете вы этого, и слава богу, что не знаете! Потому что фенол (раньше его называли карболовой кислотой, в просторечии карболкой) весьма токсичен для животных и людей. Проще говоря, это яд, вызывающий паралич дыхания, и его производство тоже ядовито. Жители Донбасса знают это не понаслышке, но свыклись и заводы с дымящими трубами, отвалы, карьеры и терриконы для них – часть привычного пейзажа (см. выше, про ЯКХЗ).
Коксохимов в Донбассе множество. И на всех них применяли допотопное и крайне вредное для окружающей среды мокрое коксотушение, то бишь заливали вагон с раскаленным коксом водопадами воды. При этом в небо вздымаются тугие белоснежные облака, величаво плывущие над степью. Красивое зрелище! Вот только состоят эти облака из кислотных аэрозолей и плывут не только над степью, но и над жилыми кварталами. В Макеевке, например, коксохим стоит прямо в центре города. Но фенольные заводы токсичнее даже коксохимов, так что работал я в Новгородском без всякого удовольствия и был рад поскорее убраться оттуда.
Нью-Йорк впервые упоминается в сведениях, собранных в ходе переписи, проведённой в России в конце 1850-х годов, как село в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии, В нем имелось 13 дворов, 85 душ обоего пола и 1 завод. О происхождении топонима достоверных сведений нет; по одной из версий, название могло быть изначально немецким: Neu Jork от города Йорк в Нижней Саксонии. В 1941 году немцы меннониты, переселившиеся сюда в 1892 году со знаменитого острова Хортица (экие исторические переплетения!), были депортированы в Амурскую область, где организовали одноимённое поселение.
Название Нью-Йорк продержалось до октября 1951 года, когда городок был переименован в посёлок городского типа Новгородское. В посёлке расположены тот самый Дзержинский фенольный завод и железнодорожная станция Фенольная на линии Константиновка-Ясиноватая, которую я часто проезжал во время своих командировок.
Дзержинский… Это имя несет печать смерти, недаром его носят многие заводы и города, связанные с химией, в том числе и с боевыми отравляющими веществами, как вот Дзержинск на Оке, что неподалеку от Нижнего Новгорода. Там уже в конце 20-х годов прошлого века с помощью немецких товарищей, знавших в этом толк, было построено несколько заводов по производству иприта, зарина, зомана и прочей боевой химии. Советская власть – это, знаете ли, не только электрификация, она никак не могла обойтись без химического оружия.
В Дзержинске, химической столице СССР, я изучал хроматографы, которые затем ставил на Макеевском металлургическом комбинате, а недавно по тамошнему заводу им. Свердлова, на котором начиняют взрывчаткой снаряды, мины и ракеты, ударили украинские дроны. Хорошая цель! Поскольку не только взрывчаткой там начиняют боеприпасы – зарегистрированы сотни случаев применения Россией химического оружия в боевых действиях. Боюсь, что она докатится и до газовых камер…
Приношу извинения за частые отвлечения на реминисценции. Они нелишни, ибо помогают раскрыть присущий времени и месту колорит. Но вернемся к основной теме.
В 2021 году Новгородскому было возвращено историческое название Нью-Йорк, а через полгода Россия напала на Украину. 3 июля 2024 года там начались бои, и в сентябре он был захвачен. Точнее, интервенты захватили руины поселка, в котором до войны жило более 10 тысяч человек. Полагаю, на этом его история закончилась навсегда, да и на будущее Донбасса в целом смотрю пессимистично.
Что еще добавить? В Большом Яблоке (никербокеры меня поймут) я не только бывал, но и живал. Причем обитал в самых симпатичных районах: на Шипсхедбее и на Манхеттен-Бич, где и близко не пахнет фенольными заводами. Пожалуй, это были лучшие годы в жизни, во всяком случае, самые спокойные, если не считать урагана Сэнди, затопившего нашу студию. И до сих пор скучаю по великому городу.
Не могу сказать того же о донецком Нью-Йорке, но все же это Донбасс, родина. Да и жаль городка, уничтоженного варварами. Вот такая дуальная ностальгия. Поэтому, когда я слышу знаменитую песню Френка Синатры, то вспоминаю оба NY, большой и малый. И совершенно не жалею об отсутствии заводов в большом. А вот о чем все более сожалею, так это о нашем переезде из Нью-Йорка во Флориду. Кажется, это было ошибкой, несмотря на все здешние прелести.
В нынешние времена лучше жить в сильных либеральных штатах. Поближе к Канаде.
Юрий Кирпичев
Монреаль — Флорида
