Напрямую с почившими великими не пообщаешься, так что мы подыскиваем историка, отвечающего целому букету наших желаний. Кого-то привлекает стиль непринужденный, с заходом в личную переписку и современные «предмету» сплетни. Есть читатель, который не терпит «поругания святынь», зато дотошен по части документов, подтверждающих или опровергающих каждый деловой шаг публичной персоны. Совместить «расстрелы и праздники» удается единицам, талантливым литераторам.Замечу, что всякий раз это еще и вопрос доверия. Историк, знаете ли, тоже человек. О Джоне А. Макдональде написано много. Если его личность действительно вас интересует, не мудрствуйте лукаво и погружайтесь в двухтомную биографию, опубликованную между 1953-м и 1955-м годами (премия генерал-губернатора Канады), которая и по сию пору слывет едва ли не лучшей канадской англоязычной книгой данного жанра: Donald Grant Creighton «Macdonald, Young Politician» и «Macdonald, Old Chieftain». То, что Крейтон пристрастен и к «молодому политику», и к «старому вождю», не выливается в панегирик. Но точка зрения автора выражена отчетливо: в отличие от нынешнего канадского кабинета, он вовсе не считает Макдональда едва ли не «средним человеком», оказавшимся в нужное время в нужном месте (кстати, сам Макдональд писал: «Политика – это игра, требующая крайней степени отречения от предубеждений и личных чувств… если мы получаем правильного человека в правильном месте, то не важны ни его раса, ни его религия»). По мнению Крейтона, пренебрежение планами, предначертанными первым премьером для возглавляемой им страны, стоило Канаде того влияния на мировой арене, что она должна была бы по праву иметь.
В кратких биографиях, что естественно, перечисляются должности Макдональда и его свершения. А меня само словосочетание «отец федерации» подтолкнуло к его семье, к дому.
Взрослые были уверены, что маленький Джон унаследовал отцовский характер. А уж Хью Макдональду природа отпустила оптимизма в избытке. Незадачливый торговец, он не падал духом, был весельчаком, легко обзаводился друзьями, но, если бы не мать, Элен Макдональд, семья частенько не ела бы горячего. Колокольчик на двери небольшого магазинчика в Глазго звенел не переставая. Народ захаживал сюда не столько за покупками, сколько потрепаться. Что поделаешь. Состояния семейство ни с какой стороны не унаследовало. Приятельствовало, в основном, с людьми небогатыми. Да и для всей Шотландии начало XIX века было временем трудным: наполеоновские войны истощили страну. Нигде не зафиксировано, разумел ли старший Макдональд что-нибудь в социальных и экономических вопросах. Говорят, за океан он попросту удрал от долгов, тем более что некоторые члены клана по разным соображениям сделали это раньше.
Поселились в Верхней Канаде, в Кингстоне. Живописнейшее место, где, прибегнув к поэтическому языку, «встречаются с озером Онтарио река Св. Лаврентия и Великая река Катараки» — так называли Cataraqui River на старых картах, и сам Кингстон раньше носил это индейское имя (жаль, перевод его не известен). Воспоминания Макдональда о детстве (в Канаду он попал 5 лет отроду) окрашены больше в радужные тона. Смерть своих младших братьев он по малолетству не очень-то осознал. Поначалу жили у родственника, вышедшего в отставку офицера. Потом Хью вновь открывает магазин, и Макдональды перебираются в расположенную над ним квартирку. Чуть Джон подрос — облазил окрестности. Особенно любил «исследовать» лесистые холмы Bay of Quinte. Играл со старшими сестрами Луизой и Маргарет в «солдатики». Идиллия.
Мальчик много читал. Печатное слово для него таило в себе «какую-то магию». Что бы ни попало к нему в руки – местная газета, рекомендованный пастором сборник назидательных рассказов, Библия, «книжка по истории» – он «проглатывал» все. Мать тревожилась: Джон так углублялся в чтение, что ничего более не видел, не слышал. Эту способность «утонуть» в книге он сохранил на всю жизнь. Но в гоголевского Петрушку не превратился. Едва получив доступ к художественной литературе, он пристрастился к ней необыкновенно. А уже профессиональным политиком бросил как-то, что, будь у него возможность окончить университет, стал бы литератором «и, возможно, узнаваемым».
Хью, тем временем, старался преуспеть. Открыл второй магазин, устроил собственное камнедробильное дело на о. Принца Эдуарда. Макдональдов уважали. С удовольствием приняли Хью в круг солидных горожан: остроумный и при этом доброжелательный, на праздничных вечеринках он был незаменим. В 1829-м его избрали в магистрат Midland District. Вот только с деньгами в семье, обремененной (или благословленной) тремя детьми, по-прежнему было туговато, так что в 10 лет Джон пошел в местную Midland District Grammar School. Верхняя Канада обеспечивала бесплатное начальное образование с 1807 года. Однако довольно скоро обучение мальчика приняло чрезвычайные (для семейного кошелька) размеры: в 1927-1928 гг. он посещает частную школу в Кингстоне, с программой «классической и общей», то есть изучает латынь, греческий, арифметику, географию, английское чтение и грамматику и риторику. И прочитывает школьную библиотеку. Заслуга матери, конечно. Дама была с амбициями и прочила сыну великое будущее.
Учителя хвалили мальчика за «круглое, ясное» письмо, прилежание и «успехи в науках» (издателям и интерпретаторам бумаг Макдональда повезло: разборчиво написано). Знакомые девицы над ним посмеивались: Джон быстро вытянулся, был худ, нескладен, неспортивен (да, этот критерий существовал, вывезли из Британии). Длинный нос «с шишкой», позволяющий нам опознавать премьера на любой карикатуре, придавал его лицу почти комичный вид. Подрастающие фурии не стеснялись фыркать: «Ugly!» (переводите по настроению). Но с Джоном интересно было болтать, и нос как-то выравнивался. Мальчик чутко откликался на остроты, сам любил пошутить. Как и отец, он был окружен друзьями-приятелями.
В 15 лет детство кончилось. Джон понимал, что об университете не может быть и речи, и все же эта резкая перемена его ошарашила, и «задним числом» он огорчался: «У меня не было отрочества… в 15 я был вынужден сам зарабатывать себе на жизнь». По части образования родители, ухитрившись «подтянуть пояса», сделали для подростка все, что могли. Пришло время отдавать моральные долги. О, конечно, Элен и Хью не заводили специальной амбарной книги, как, например, отец Сетон-Томпсона, в совершеннолетие сыновей подносивший им «подарочек»: скрупулезно подсчитанный «сыновний долг» — общую сумму всех денег, до цента, потраченных на дитяти с момента его рождения (процентов до совершеннолетия папаша не прибавлял, чем немало гордился). Просто Джон был хорошим мальчиком, с развитым чувством ответственности. От него не услышали ни слова протеста.
На семейном совете долго выбирали подростку судьбу – так, чтобы без промаха. В России няньки певали: «Будешь в золоте ходить, генеральский чин носить». Верхняя Канада полагала завидной долей адвокатскую или судейскую мантию (и в этом смысле страна не изменилась). Без университетского диплома в юристы выходили ученичеством, сдавая экзамены по мере приобретения специальных знаний. В ученики брали не каждого, но, во-первых, в частной школе Джон овладел нужной для претендентов на этот жесткий стул премудростью, а во-вторых, Джордж Маккензи (George Mackenzie) — несмотря на молодость, успешный кингстонский адвокат — был близким другом Макдональдов. Подросток переехал в дом своего патрона. Так было принято.
Он страшно уставал. Дружба — дружбой, но платил-то адвокат за работу. Джон был сразу и корректором, и писцом, и переписчиком, и регистратором, и архивариусом, отвечавшим за содержание бумаг в порядке. Когда он учился? Спросите: когда он спал? Маккензи говаривал, что в жизни не видал столь упорного студиозуса. Конечно, выручала и прекрасная память. Но, кроме подготовки к экзаменам, Джон восполнял лакуны в общем образовании. Экзамены сдавал легко и демонстрировал патрону, что способен применять теоретические знания на практике.
Каждая пройденная сыном экзаменационная ступень радовала Элен. Но когда в 1832-м Маккензи доверяет Джону самостоятельно вести дела в конторе в Napanee (соседний городок), мать буквально ночь не спит. От счастья. Представьте, однако. Юнцам адвокатских услуг не требовалось. В контору приходили люди зрелые, а то и немолодые. Чтобы произвести на них достойное впечатление, 17-летний Джон изо всех сил напускал на себя серьезность, настолько боясь выйти из роли, что встречал посетителей не улыбкой, а нахмуренным челом. Вечеринки, куда его звали в качестве нового «молодого кавалера», он воспринимал как испытание, а потому, бывало, вежливо отклонял приглашение. Джон не скучал в одиночестве. Он быстро привык к нему. Учился, читал с наслаждением. Но жители Napanee заподозрили, что за скромностью прячется некомпетентность. Да и кому, собственно, нужен адвокат, из которого слова не выжмешь? Бог весть, чем бы оно кончилось, если бы Маккензи деликатно не указал ученику на его ошибки. Он, в частности, писал: «Не думаю, что ты достаточно легок и оживлен с людьми, как и подобало бы молодому человеку, желающему себе добра».
И Макдональд словно проснулся. Перед теми, кто прежде рискнул завязать с ним деловые отношения, явился другой человек. Он острил, смеялся. Пока подбирал бумаги, развлекал клиента занятной историей. Как же быстро он усваивал уроки! Недели не прошло, а юноша уже пел в церковном хоре, отплясывал на вечеринках «французскую кадриль». Девицы за его спиной теперь со значительной миной шептались: «Некрасивый, но какой обаятельный! Душка!» Опять пригодилась память. Он передавал поименные приветы всем (единожды названным) членам семьи клиента. Участливо интересовался семейными проблемами. Он впервые постигал механизм успешной социальной жизни: «Вы привлечете больше мух медом на языке, чем уксусом». И это не было игрой. Скорее, он вернулся к самому себе. Вырвавшийся на волю стиль отвечал его характеру. В 1833-1835 гг. Джон ведет практику в Пиктоне (Picton), городке неподалеку от Кингстона: кузен Джона, ее владелец, поправляет здоровье в дальних краях. И вот, за полгода до официального включения в коллегию адвокатов, молодой Макдональд открывает в Кингстоне собственную юридическую контору.
Монреаль
