От редакции
Напомним нашим читателям, что автор, обложившись канадскими учебниками истории для детей, адаптирует их для нас, великовозрастных иммигрантов…
А.Н. Радищев
Осень 1995-го вписала свою страницу в канадские народные предания: и страшно, и смешно, и герои прислужились, и чудо присутствует. Мне привычнее представить это на русский лад: «Собрался в некоем государстве народец диковинный, из разных земель пришлый. Принял он имечко единое и позвал собою правити сударыню Демократию. Такова добра была оная госпожа, что дела базарные да избяные всякому на родном наречии толковать дозволяла. Куда как умильно. И надо ж беде случиться.Повадились подданные в одном из ее краев смуту творити, свары затевати. Демократия, нравом кроткая, как с детьми малыми, с ними возжалася. Что ни спросят – ни в чем отказу нет. Так оно и тянулось до времени. Как вдруг объявились в краю том советнички — Яков-Простак и Лукьян-Крючкотвор. Сговорили они людишек государство покинути и своим умом пробавлятися. Пригорюнилась госпожа Демократия, восплакала: «За державу мою кто заступится? С непокорными кто переведается?» Выходил на битву Иван-Христианин…». Далее в том же духе.
Авторы уверяют, что Жан Кретьен вполне укладывается в рецепт, по которому Канада и выпекает своих премьеров. Отец его вкалывал до седьмого пота. А коли выпадала свободная минутка, тратил ее на воспитание отпрысков, внушая им простые, но незыблемые истины: будьте порядочными и образованными. Человек немногословный, обходился он при этом «железным кулаком». Решив, что с окружающим англоязычным миром воевать глупо, вечерами Кретьен-старший учил английский язык. Супруга с ним соглашалась. Из 19 рожденных ею детей выжило всего 9, так что им досталась двойная порция ее амбиций.
Странность Жана – обязательная примета избранности — еще в детстве дала о себе знать категорической лопоухостью, глубоко посаженными глазами, малым ростом и тем, что не было передряги, в которую бы он не угодил. Приятели, шаля, столкнули парнишку в речку — он ударился головой и оглох на левое ухо. По дороге на сестрину свадьбу обморозил лицо – и повредил нерв до частичного лицевого паралича. В подростках по любому поводу лез в драку — его выгоняли из школы. «Отличался нечеткой речью и даже читал с трудом». Заметь, читатель: характерный фольклорный зачин. И развитие соответствующее: почти все свои несчастья Жан преодолел – и вымахал с каланчу, и речь выправил. От судьбы не уйдешь, а она предначертала ему титул «самого молодого министра XX века» и три срока подряд у кормила власти.
Судя по внешнему виду кретьеновых супротивников, им в детстве больше везло. Точнее не скажу – учебники в эту тему не углубляются. Да и вообще рассказывают о Паризо и Бушаре довольно скупо, начиная со времени, когда и тот, и другой в конце 60-х определились в своих политических симпатиях. К 30 октября, то есть ко дню референдума, Паризо – премьер-министр Квебека и лидер PQ, а Бушар возглавляет Bloc Québécois – официальную оппозицию в федеральном правительстве.
Предложенный гражданам вопрос, как и в 1980-м, звучал довольно длинно, но по содержанию принципиально от него отличался. Если Левек намеревался вступать с «остальной Канадой» в новый тип взаимоотношений, ведущий к суверенитету, то Паризо этот суверенитет практически провозглашал, а уж как там оно дальше с «остальной Канадой» выйдет — до поры не слишком заботился. Прямо Наполеон какой-то: «Главное – ввязаться в драку, а там посмотрим». Однако «отделенцы» божились, что граждане Квебека и канадские паспорта сохранят, и голоса в федеральной Палате общин не потеряют, и денежку в банк понесут все ту же – с королевой Викторией на банкноте.
К особенностям управленческого стиля Кретьена причисляли неспешность, смахивающую со стороны едва ли не на «dolce far niente», и поразительную гибкость. Он говорил: «Не пытайтесь вешать на меня ярлык.
Иногда я примыкаю к левым, иногда к правым». «Лишь бы работало», — комментируют авторы это высказывание и находят, что в поведении премьера отражается канадский взгляд на вещи. Но тут уж он не стерпел и своими энергичными действиями уподобился, по мнению прессы, «капитану тонущего «Титаника». Вытребовал телевизионное время, опроверг прекраснодушные мечты сепаратистов и, конечно, рекомендовал квебекцам «подумать». Но этим не ограничился, и сам приехал в провинцию. К нам в Монреаль.
Здесь и без него было людно — за пару дней 100 000 человек прибавилось. Канадцы забеспокоились и, забросив прочие дела, автобусами, автомобилями, поездами и самолетами – словом, используя все возможности быстрого передвижения, рванулись пожать руку избирателю, радеющему за единую страну. Тем более, что цены на общественный транспорт были снижены вдвое. На улицах замелькали лозунги: «Не уходите, мы вас любим!»
Премьеры Онтарио, Нью-Брансвика, Новой Шотландии и острова Принца Эдуарда, еще недавно державшие нейтралитет, тоже прикатили, чтобы встретить грозящую катастрофу лицом к лицу. Ораторы на митингах выстраивались в очередь. Из уважения к должности Кретьена пропускали вперед. Телефонная компания Bell, тогда еще монополистка, дравшая с абонентов столько, что, открывая счет, я всякий раз соображала, не было бы дешевле еженедельно летать к приятелю в Вашингтон, чтобы от души потрепаться, не взимала платы за звонки в Квебек.
Индейцы провели собственный опрос и дружно сказали отделению «Нет», затем известили Паризо, что предпочитают федералов, и, буде выиграют сепаратисты, племена поднимут вопрос о целостности территории Квебека. Инуиты Нунавика проголосовали с тем же результатом. А Паризо посещал этнические общины и соблазнял их вольной жизнью, причем с евреями ухитрился поссориться: разговаривал не шибко вежливо.
В уютном и приветливом Монреале дышать было тяжко. Полагаю, значительная часть моих читателей сама пережила эти события. Могли бы опытом поделиться. Привожу свой. За несколько дней до той безумной ночи я ехала по Декари, и вдруг машины впереди затормозили и загудели. Потом кое-кто из водителей побежал к выходу с большака. Поняв, куда это они, я побежала тоже. На улице в виду дороги жались друг к другу пожилые люди с написанными по-английски плакатами: «Дайте нам говорить в родном городе на родном языке», «PQ, ты попираешь права человека!». Что еще там было – не помню. На стариков, горланя свое, надвигалась группа молодцов-франкофонов. Прежде, чем наше боевое звено достигло цели, раздался вой полицейских сирен, и мы, не дожидаясь конца этого грустного представления, так же бодро вернулись за руль.
Вечером 30 октября канадцев, пренебрегших телевизионным экраном, было по пальцам перечесть. А случайся такое почаще, игорный бизнес в трубу вылетит. Мои домашние – точь-в-точь дурные актеры, изгнанные Сирано из театра, — что-то неестественно восклицали и вычурно жестикулировали. Я крепилась, но, хотя уже и не курила, выскакивала на лестничную площадку – глотнуть дымка. Там на двух подоконниках беспрерывно тянули пахитоски те самые исключения: японец и китаец. Нервы сберегали. Победа федералистов обозначилась при подсчете 90% голосов: 50,47 к 49,53. Это ли не чудо? Драма завершилась. Пошла комедия.
В своей ночной речи Паризо, то ли в запальчивости, то ли под винными парами, обронил: «Нас победили деньги и этнос». Действительно, 60% франкофонов возжелали свободы. Квебекского премьера услыхали — и оперативно заменили Бушаром, но весь следующий день англоязычные телевизионщики брали интервью у тех, кто самим своим обликом сигнализировал, что принадлежит к этническому меньшинству. Чувствительные индусы не скрывали от камеры слез. Горячие мексиканцы срывались в ругань. Но говорили одно и то же: «Меня обозвали гражданином второго сорта». А «деньги» помалкивали – что зря воздух сотрясать?
Эта авантюра стоила стране дорого. Зато уж впредь все мы защищены: парламент утвердил пакет законов, по которым вероятность ее повторения приближается к нулю.
Конечно, большая работа без итогов немыслима. Но Бог с ними, с фактами. Теперь-то известно, где их искать. Повествуя о Канаде, авторы и о себе рассказали немало. Вот по ним итоги и подведу. Не стану я перечить Данте, по которому любовь движет солнце и светила. А попробую разобраться, кто моим благодетелям мил. Итак, наикратчайшее изложение наиновейшей учебной истории под иным углом зрения.
Приход на территорию аборигенов. Авторы указывают, что аборигены пришли сюда то ли 25, то ли 75 тысяч лет назад. Разрыв между цифрами так велик, что в него уместится любая научная теория. И пристрастия свои авторы сразу обозначили: очевидно, что инуитов они любят меньше, чем индейцев. Да ведь сердцу не прикажешь.
Викинги в Северной Америке. Выясняется, что европейцев авторы любят еще меньше, чем инуитов. Подозреваю, что по мировоззрению они – язычники.
Дележ Нового Света между Англией, Францией, Испанией и Португалией. Тон рассказа укрепляет мои подозрения. Все, что ни делают европейцы, вызывает у авторов сомнение.
Основание Новой Франции. Дай авторам волю, допустили бы они сюда человек трех: Шамплена, Путринкура и Лескабо. Ну, еще, пожалуй, Мари де ла Тур. А вот Доллар дез Ормо нежелателен. Тогда как на индейцев изводят литры чернил, выдумывая для межплеменных войн самые гуманные основания. В качестве важных фигурантов появляются бобры. К ним авторы, кажется, относятся неплохо.
Развитие Новой Франции. Понимая, что деться все равно некуда, авторы отчасти меняют гнев на милость и одобряют Жана Талона. Берутся анализировать причины европейских войн и увязают в противоречиях. Ирокезы по-прежнему «гордые». Деловые их качества вызывают в авторах восхищение. В «бобровых войнах» принимают сторону индейцев и бобров.
Франко-британский конфликт в Новом Свете. Насчет оценки личности Фронтенака ссорятся, оставляя на волю учителя, как подать его детям. От зверств д’Ибервиля отмахиваются: чего ж еще ждать от белого человека. Попутно обвиняют французов в поголовном истреблении ряда индейских племен. Индейцы отходят на десятый план, и авторы вынуждены выбирать между британцами и французами. Ехидничают по поводу милитаристских амбиций Новой Франции и трижды не к месту цитируют уничижительное замечание Вольтера о Квебеке. Сочувствуют акадийцам, однако намекают, что иной судьбы у людей, находящихся под патронажем Франции, быть не может.
Падение Новой Франции. Меняют гнев на милость и пытаются объективно подойти к ново-французским неудачам, вероятно, потому, что Квебек оказался предоставлен самому себе. Однако и первые британские коменданты особого раздражения у авторов не вызывают.
Британское владычество в Канаде. Дележ Канады на Верхнюю и Нижнюю вследствие американской революции и массовой иммиграции лоялистов считают первым шагом на пути к дальнейшему процветанию. Что-то вырисовывается.
Американо-канадская война. Любовь авторов отдается персонажам в следующей пропорции (по убывающей): Верхняя Канада, Нижняя Канада. Американцам не достается практически ничего.
Иммиграция в Канаду. Шотландцев хвалят за предприимчивость. Ирландцев – за количество, поскольку с их приездом Канада становится воистину британской. Возникает еще один важный фигурант – зверь пушной. Калан. Описан нежно.
Внутриканадские смуты. Никакой логики в симпатиях-антипатиях авторов усмотреть невозможно. Только личные мотивы.
Канадская федерация. С этого момента во главе государства становится премьер-министр, то есть у авторов всегда есть под рукой фигура, на которую с равным успехом можно излить и желчь и обожание, что они в зависимости от настроения и погоды за окном и делают.
Последние полтора десятка лет учебниками не охвачены: история сгоряча не пишется, для школьников тем более. Так что есть у меня право отложить перо. По присущей мне скромности ни с кем себя не сравниваю. Впрочем, если тебе, читатель, ненароком вспомнится пушкинский Пимен или хотя бы Татищев – я не обижусь.
Монреаль
