От редакции
Напомним нашим читателям, что автор, обложившись канадскими учебниками истории для детей, адаптирует их для нас, великовозрастных иммигрантов…
и призванный раскрыть авторский замысел.
Из «Справочника литератора»
Если Германия воспринимала Версальский договор как тяжкое ярмо, то для Канады он стал, скорее, той высокой дугой с колокольцами, под которой лошадка только веселей бежит. Так же чувствовали себя Новая Зеландия и Австралия. Эта резвая тройка никак не возражала против мнения холеного седока, определявшего, по какой дороге ехать. «Эмоциональные узы, связывающие эти страны с Британией, были еще очень сильны», а потому они довольствовались своей относительной независимостью.
Однако в 30-е назрела необходимость уточнить полномочия доминионов. Предложенный на Имперской конференции проект «Вестминстерского акта» задал работу двум десяткам парламентов – я и канадские провинциальные включаю – и все препоны преодолел. Упреждаю: «Вестминстер» в этой статье надо понимать не в переносном (наш, канадский), а в прямом смысле слова — как английский Вестминстерский дворец.
Уж не знаю, кто плел во дворце эту упряжь, не царское это дело, но первый ее узел был завязан хитро (прости, читатель, никак с коня не слезу). Согласно этому первому пункту, любые новшества в государевом титуле или в порядке престолонаследия Британии выносились теперь на одобрение в доминионах. Заметь, сколь почетно. Но главное — обязывающе.
Так, в 1936-м Оттава – полноправный консультант при обсуждении формальностей, связанных с отречением короля Эдуарда VIII и восшествием на трон его брата, Георга VI, отца ныне здравствующей королевы. Там было о чем посплетничать. Эдуард VIII покидал насиженное место, поскольку возымел желание взять в супруги некую Уоллис Симпсон. Не могу, мол, без любимой женщины тяготы правления нести — и точка! (почти дословная цитата). Похвально. Что холостяком-то небо коптить! Но беда была в том, что Симпсон уже дважды разводилась — хотя хватило бы и раза.
Со времен Генриха VIII король являлся и главой англиканской церкви, и по существующему несколько столетий указу именно это счастье – женитьба на «разведенке» – было ему запрещено. Да лично я на Эдуарда VIII не в обиде. Мне Елизавета II нравится.
(Ну, никак тут принца Чарльза не обойдешь. Параллели так и просятся: обе невесты не блистали ни красотой, ни молодостью. А кредо обоих женихов Чарльз выразил, когда обронил, что ему с женщиной моложе сорока просто не о чем разговаривать. Ему и повезло: наскучив борьбой с монаршими страстями, британский парламент этот древний указ отменил).
Романтично, но есть и иная трактовка событий. Эдуард VIII откровенно симпатизировал Гитлеру, так что с началом войны его даже упекли на Багамы, где он вполне активно облегчал участь бедноты.
Однако вернемся к Вестминстрескому акту. По 2-му его пункту доминионы отныне были вправе аннулировать или пересматривать на своей территории любой имперский закон. Кроме того, им дозволялось сочинять экстерриториальные постановления, а также контролировать собственный торговый флот.
Это, что же, Канаде полную свободу дали? Все так и думают. Кроме авторов школьных пособий. Напомнив, что Британия оставляла за собой – и только за собой — право вносить изменения в Вестминстерский акт, они задают своевременный вопрос: а что произойдет, если остров вступит в войну? Должна ли Канада автоматически к нему примкнуть или может сохранять нейтралитет? И как насчет манифеста? Свой писать или британский зачитаем? «Специалисты отвечают на этот вопрос разноречиво». Поскольку все эти прения сводились к «да» или «нет», освещать их не стану. Лишь пара слов о Квебеке: возобладавшая в нем политика изоляционизма была поддержана Маккензи Кингом, который предпочитал с провинцией не ссориться.
Подведем итог: после Вестминстерского акта доминионы стали равноправными и добровольными членами Британского содружества, а «их встречи носили подлинно семейный характер».
А что соседи? Неформальное общение между Канадой и Штатами было приятнее, чем официальные контакты. Привыкнув шастать туда-сюда, и канадцы, и американцы внезапно обнаружили, что обзавелись на сопредельной стороне родственниками или близкими друзьями. И как ни опустошала Депрессия кошельки, туристический поток, хоть и несколько обмелел, но не иссяк. Правда, в народной памяти Канады нет-нет, да и всплывали все те неприятности, которыми досаждали ей Штаты с момента самопровозглашения, то есть в течение полутора веков. Но Рузвельту удалось пролить елей на старые болячки. Обаятелен был, а та видимая охота, с которой он посещал свою дачу в Нью-Брансвике, канадцам льстила. Авторы характеризуют старание Рузвельта сблизиться с Канадой как редкое совпадение личных и служебных интересов.
В первой половине 30-х доминион сумел наладить взаимовыгодную торговлю с Британией и странами содружества: все они предоставили друг другу преимущественный доступ на рынок. Причем налог на имперские товары не снижался, однако повышался на товары других стран, естественно, и на американские. Американцы, само собой, вздули цены на канадскую продукцию. Неведомо, как далеко зашел бы этот обоюдный процесс, не спохватись оба правительства и не перейди к беседам. В результате были заключены соглашения, ведущие к расширению объемов продажи, а в светлом будущем – чем черт не шутит! – может, даже и к беспошлинной торговле.
О провалившихся совместных начинаниях запредельной стоимости рассказывать ни к чему. Но трогательно, что в 1938-м президенту Рузвельту присудили Почетную степень доктора онтарийского Queen\’s Univercity. В ответной речи он пообещал: « Ваш доминион – член содружества Британской империи. Я хочу заверить, что народ Соединенных Штатов не останется безучастным, если на канадский доминион посягнет какая-либо иная империя». Учебники комментируют: «Он не сказал, какая это может быть империя, но, очевидно, имел в виду Японию или Германию».
Канадцев, всерьез опасавшихся нападения, было в те годы поискать. Кинг, с обычным жизнелюбием, назвал их настроения «преждевременными» и остроумно завершил: «Они игнорируют как наших соседей, так и отсутствие у нас соседей». Не согласиться с ним было сложно. Но по миру веяло порохом, и речь Рузвельта обрадовала, как бесплатная страховка.
Лучше Ильфа психологической природы итальянского фашизма не объяснил никто: «Вообразите себе пожилого, скучного, как кисель, рыхлого человека. Жизнь почти прошла… Дни похожи один на другой, как свечи». И вдруг появляется Муссолини и говорит: «Обыватель! Ты велик! Ты гениален! Ты толстеешь, плодишь себе подобных, и никто даже не подозревает, какой номер в мировом масштабе ты вдруг можешь выкинуть!.. Обыватель! Ты сможешь отныне хоронить своего соседа фруктовщика Сильвио с военной пышностью по древнеримскому церемониалу и произносить речи…» И т.д.
И итальянский обыватель зашевелился. Жизнь обывателя стала интересной и полной».
Ему даже Эфиопию показали. Ни одна из прочих европейских держав этой нищей страной не соблазнилась. Пустыня, покрошившиеся горы. А жара такая, что и итальянец скиснет. Дуче пришел туда в 1935-м не за монетой – за масштабом: расширял границы империи.
Лига Наций всполошилась. Уже второй ее член (после завоеванной японцами Манчжурии) подвергся нападению, и красивая доктрина «коллективной безопасности», ради которой многие в Лигу и записались, трещала по швам. Своего войска этой организации по уставу не полагалось — усовестить агрессора можно было только мирным путем. Решили «ввести санкции».
Когда-то я наблюдала сходную процедуру из эпицентра событий: в 1990-м Буш-старший и мировое сообщество пытались повлиять на Саддама Хусейна. У меня возникло стойкое впечатление, что иракский лидер ни сна, ни аппетита не лишился. Вот и Муссолини, под брюзжание 50-головой гидры, оснастил свою выходку ярлыком «Поход во имя справедливости!», призвал итальянцев под ружье, присвоил себе, кроме премьерства, еще и пост министра колоний; нагрубил послам всех держав, пытавшихся его образумить; Великобритании пригрозил войной, если та будет путаться под ногами… Да много еще чего сотворил – и все это при действующих санкциях. И под благословение Гитлера аннексировал Эфиопию.
Учебники подробно повествуют о том, какую роль сыграла во всем этом безобразии Канада. Пока власть в Оттаве перетекала от Беннета к Кингу, канадский представитель в Женеве объявил, что Канада сочтет любое экономическое давление на Италию приемлемым. Сев в любимое кресло, Кинг запротестовал. Он не сомневался, что не только Квебек – в целом канадцы не видят в коллективной безопасности никакого проку.
Скорее, даже подозревают в ней тот самый сыр, который завлечет страну в ловушку европейской войны. Канадский госсекретарь по иностранным делам, кстати, именно квебекец, взял канадское слово назад. А Кинг еще и ручками развел и ножкой пошаркал: «В конце концов, мы не более, чем какие-то 10 миллионов на северном краю континента. И даже пытаться не станем преувеличивать свою значимость». Весь мир уже догадался, что Лига не велика птица, а Кинг все адресовывал ей извинения, в которые с ненужной твердостью вклеивал отказ Канады от участия в военном конфликте.
Да, конечно, Хэмингуэй. У кого ж еще читать об испанской войне, как не у этого человека, на своей шкуре испытавшего, что такое бомбежки Мадрида. К слову, и не было в моей жизни студента, который заодно и в Джона Донна не влюбился бы.
Эфиопию жалели. Как и 200 лет назад, дамы собирали пожертвования для «бедных негритянских детей». Но если и присутствует в войне хоть какая-то романтика (что начисто отрицал много воевавший Хэмингуэй), то вся она в эти годы вылилась в сочувствие воюющим испанским республиканцам.
Не в Квебеке. Здесь церковь служила молебны за инсургентов (я уже давно уразумела, сколь она была при этом мудра). Но англоязычная Канада сделала иной выбор, пополнив добровольческие интернациональные бригады и сформировав батальон под знаменем «Маккензи-Папино», лидеров восстания 1837-го в Верхней и Нижней Канаде. 1240 молодых мужчин участвовали в боях. Треть из них погибла. Только сама Испания и Франция понесли большее число жертв.
В Испанию отправились не только воины. Монреальский доктор Норман Бетан (Norman Bethune) в 1935-м, во время поездки в СССР, тайно ставший коммунистом и по возвращении открывший в родном городе больницу для неимущих, применял в Испании, в полевых условиях, свой переносной аппарат для переливания крови. Умер через 3 года в Китае, где с 38-го служил полевым врачом в китайской народной армии, и причислен к национальным героям Китая.
А Кинг, как и Квебек, одобрил Франко и обеспокоился самовольной активностью граждан, и свет увидало то самое экстерриториальное постановление, на которые Канада получила право после Вестминстерского акта. Среди прочего, служба в иностранных войсках вменялась теперь канадцам в преступление.
Настойчивость Кинга тоже может быть названа «совпадением личных и служебных интересов». Он ненавидел войну. И боялся ее: страна была абсолютно к ней не готова. С началом Депрессии армейский бюджет сходу уполовинили, а потом еще и отщипывали от него по кусочку, чтобы заткнуть другие дыры. Скрепя сердце облачившись в Тришкин кафтан, армия пыталась перераспределять средства так, чтобы хватило еще и на строительство военно-воздушного флота.
Чем менее уважали в мире Лигу Наций, тем напряженнее вытягивали шеи в сторону Британии, стремясь не упустить ни слова из монарших уст. И до 1939-го вслед за ней надеялись, что дальше «умеренных требований» Гитлер не пойдет. Уж так хотелось уповать на лозунг Версальского договора – «Положим конец войне как таковой!», что берлинским отморозкам прощалось все. В 1937 Кинг посетил Берлин и нашел в Гитлере «простого крестьянина, не очень умного и не представляющего серьезной опасности», чьи территориальные претензии ограничиваются германоязычными странами. И, оттяпав в 1938-м «Was ist das»-Судеты, Гитлер на конференции в Мюнхене действительно поклялся, что теперь Германия досыта наелась.
А уж как премьер Канады через год от изумления рот разинул – читайте через неделю.
Монреаль
От редакции
