Откуда есть пошла земля канадская… (продолжение)

Откуда есть пошла земля канадская… (продолжение)От редакции
Напомним нашим читателям, что автор, обложившись канадскими учебниками истории для детей, адаптирует их для нас, великовозрастных иммигрантов…

Действия профессионалов можно
предсказать, но мир полон любителей.

Из армейских законов Мерфи

Ухо раздора
Все о войне да о войне… Читатель, я не нарочно! Куда ж деваться, если неуемное человечество, как утверждает статистика, за время письменной своей истории сумело развязать более 15 тысяч войн. Причины этих беспрерывных драк, собственно, можно по пальцам перечесть. А можно и не считать. Недаром горестно вздыхал Святитель Тихон Задонский: «Властолюбие есть великое зло в человеке и начало всякого зла…»Иное дело – casus belli, сиречь повод, позволяющий и денег огрести, и невинность соблюсти. Стараются народы, кто во что горазд, придумывают, и в обнимку с Прекрасной Еленой, вкупе с «лепокудрым Аполлоном», «псообразными человеками» и «персями героя власатыми», маячит «продырявленный в Сараеве Фердинанд», в конечном итоге подаривший нам Швейка, который от лица австрийского императора на диво лаконично возвестил Первую мировую войну: \»Убили моего дядю, так вот вам по морде!»

Ни континент, ни этническая принадлежность изобретательности не помеха. Знаете ли вы, что:
— Чарльз Дарвин в заметках о своем кругосветном путешествии упоминает некоего полинезийского монарха, возжелавшего сражений, потому что во влажном климате на глазах портился выменянный у европейцев порох;
— Гондурас и Сомали в 1969 году на неделю и с применением оружия продлили потасовку, случившуюся во время футбольного матча (эту войну так и назвали – «футбольная»);
— пару лет назад глава культурного представительства Ирана в Москве и вовсе заявил, что фильм «300 спартанцев» следует рассматривать как разжигание межнациональной розни. За Ксеркса, бедолага, обиделся: уж больно лихо переложил Голливуд на язык спецэффектов комикс Фрэнка Миллера о битве при Фермопилах, в коей персы потерпели поражение. И никто гневу иранца не удивился. Почему бы из-за фильма не повоевать?

В таком контексте и повод англо-испанской войны 1739-1742 гг. смотрится естественно. Вообразим Палату общин туманным лондонским деньком 1738 года. Что именно тогда обсуждалось, я не выясняла. Скорее всего, что-нибудь привычное – вроде цен на масло для уличных фонарей. И вдруг в эту тишь и благодать врывается капитан торгового флота Роберт Дженкинс (Robert Jenkins) и, потрясая своим отсеченным ухом, требует возмездия.

Ухо ему, впрочем, оттяпали семью годами раньше, и уж как он его сохранил – то ли мумифицировал, то ли замариновал – неизвестно. И отчего так долго молчал – тоже. Однако обстоятельства данного проишествия изложил подробно.

9 апреля 1731 года корабль “Rebecca” был задержан испанцами у берегов острова Куба. Возглавлял таможенный отряд капитан Фандино (Juan de Leon Fandino), в чьи обязанности входила проверка судов на предмет контрабанды. Как ни хитрили агличане, контрабанду у них нашли. Фандино – чего ж вы хотите от горячего испанского парня? — выхватил меч, и ухо Дженкинса полетело на палубу. Факт, конечно, прискорбный. Но членов Палаты поразило не столько деяние нервного таможенника, сколько прозвучавшие при сем слова: «Да окажись здесь хоть сам король английский и нарушь он закон, — воскликнул Фандино, — я поступил бы с ним так же!»

Премьер-министром Британии был в то время Robert Walpole. На гравюре, запечатлевшей одноухого капитана в Парламенте, премьер, брезгливо отворотившись от наседающего Дженкинса, еще и ручкой его отодвигает. Отстань, мол, есть занятия и посерьезнее.

А вот общество к капитану заблаговолило. «Деловые интересы диктовали войну, поскольку предполагалось, что она потеснит испанских и французских конкурентов». Как ни противился сэр Walpole, через год война была объявлена. Имечко она получила курьезное – «Война из-за Дженкинсова уха» — и велась соответственно. Например, французские корабли, подвергавшиеся атакам Британского королевского флота, страховку покупали в Лондоне: дешевле получалось.

Постепенно Дженкинсова заварушка втянула в свою орбиту и другие европейские государства, переросла в войну за Австрийское наследство (не спалось Фридриху Великому без Силезии!), длилась до 1748 года и для англичан не задалась. По заведенному обычаю, откликнулась она и в североамериканских колониях.

Не так было хотелось, да Бог велел
Здесь война шла под куда более благородным именем короля Георга и мало кого волновала. Пособия отмечают всего пару эпизодов.

И американцы, и канадцы продолжали жить по евангельской заповеди «Довлеет дневи злоба его», когда капитан Поль Марен (Paul Marin), офицер французского военного флота, собрал 500 ополченцев и пару сотен индейцев и в ноябре 1745 отправился на южное побережье озера Шамплен, в Новую Англию. Но и этот шаг оставил бы британцев равнодушными, не устрой бравый вояка резни в городке Саратога. Запылали дома, тела убитых лежали без погребения. Более сотни жителей попало в плен. Очевидец комментирует парадоксальность пограничных войн: «В то время как французские офицеры вежливо беседовали с офицерами английскими, десять подвешенных за ноги британских солдат дожидались, пока до них дойдут руки у крещеных канадских индейцев».

Однако когда нью-йоркцы попытались уговорить индейцев племени мохок отомстить французам, прочие члены Ирокезского союза запротестовали. Аборигенам незачем было вмешиваться в этот конфликт. «Страшный сон» Саратоги последствий не возымел. Но сам городок позже вновь появится в истории.

Гораздо более значимым стало падение Луисбурга, которое канадцы едва ли не сами и подготовили. Об очередной войне они прослышали первыми: в крепость эту новость принес быстроходный парусник. Вдохновленные европейскими успехами Франции и убежденные в неуязвимости родимых стен, канадские каперы принялись беспокоить американцев в окрестностях Акадии, захватывая «по законам военного времени» все шатавшиеся по Сен-Лорану без охраны торговые английские корабли.

И тут оказалось, что война, и переплыв океан, обнаруживает некую странность характера. На местный манер. Во-первых, новоанглийские поселения, чего от них никто не ожидал, забыли мелкие междоусобицы и в ответ на бесчинства канадцев непривычно сплотились. Во-вторых, морские и сухопутные войска действовали сообща («что бывает крайне редко», — подсказывают пособия). Peter Warren, командовавший Бостонским подразделением королевского флота, и лесоторговец William Pepperell, офицер «милиционной армии» — народного ополчения, по-нашему, решили атаковать Луисбург, наплевав на его высоко стоящую репутацию, причем сэр Pepperell на свои средства собрал и вооружил 4000 солдат. Эдакие Минин и Пожарский Нового Света.

Британцам послужило и то, что всего лишь за неделю до похода гарнизон крепости восстал против губернатора и проворовавшегося интенданта Франсуа Биго (Franсois Bigot). Горожане приняли сторону гарнизона. Мятежников удалось успокоить обещанием улучшить довольствие, но ни о какой дисциплине и боеспособности говорить в такой ситуации не приходилось. Вдобавок французские корабли покинули залив, так что сдержать нападавших было некому.

Американцы высадились в Gabarus Bay, и ополченцы все длительное сражение демонстрировали сноровку ветеранов. Несмотря на обстрел из крепости, они сумели подтащить свои пушки достаточно близко, чтобы нанести чувствительный урон и крепостным стенам, и располагавшимся внутри зданиям. Канадские контратаки положения не спасли. Через несколько недель, отчаявшись получить помощь от короля, губернатор выкинул белый флаг. Власти, гарнизон и жители Луисбурга были отосланы во Францию.

Среди американцев падение крепости вызвало бурный восторг, а Париж и Новая Франция погрузились в траур: страдала национальная честь. Посему и года не прошло, как граф д’Анвий (d’Anville) двинул через Атлантический океан вроде бы мощную флотилию. Примечательно, что на борту одного из кораблей в Канаду возвращался Франсуа Биго. На этот раз в качестве нового интенданта Квебека. А не в этом ли и дело было? Несчастной экспедиции попросту не выпало ни единого удачного момента. От шторма к шторму теряя негодное снаряжение и людей, настигнутая сразу несколькими болезнями, флотилия пришла в Chebucto Bay с грузом мертвецов, среди которых был и граф д’Анвий. Его второй помощник сошел с ума и пытался покончить с собой. Те, кто уцелел, благоразумно согласились, что против судьбы не попрешь, и хором отплыли на родину.

Честь продолжала страдать. И Квебек выставил на ее защиту 680 ополченцев и моряков. Эта маленькая армия добилась столь же маленькой победы: разбила американский гарнизон городка Grand Pré в Акадии, после чего, изнуренная, поплелась обратно.

И все-таки – если не принимать во внимание падение Луисбурга – войну выиграли французы. По крайней мере, так говорится в пособиях. Вернулась к ним и канадская крепость, а с нею и национальная честь.

Кинематограф, три скамейки…
Чтобы понять, почему британский лев выпустил из лап свою добычу, нужно оглянуться на 30-е годы XVIII века. Европа, по Утрехтскому миру, провела их спокойно. «А тем временем в колониях продолжалась собственная борьба за империю». Типичные титры немого кино. В следующем кадре потный дядя Том разгибает натруженную спину, и нашему взору открывается необъятная плантация сахарного тростника. Мех и рыба стушевались, и (следующие титры) «фактически большая часть национального дохода Франции и Англии базировалась на сахаре». Французы и британцы вошли в клинч на островах Карибского бассейна, на Барбадосе с Ямайкой и в Индии. Как пишут пособия, их интересы теперь полностью выражает детская считалочка: «Рыба, мех, мука, табак, сахар, специи и злак». Деткам задают коварный вопрос:
— Как все это могло затронуть Канаду, которую Вольтер презрительно назвал « несколькими акрами снега»?

Но долго в неведении не томят: война в Америке совпала с вооруженным спором за Индию и в чем-то от него зависела. Британская Вест-Индская компания контролировала такие стратегически важные пункты, как Калькутта, Мадрас и Бомбей. А Мадрас, в частности, был одним из центров торговли специями. В 1746 году Франция его отвоевала.

Заключая с Британией мир в 1748, она отдала свои индийские приобретения за Луисбург. Для многих французов этот обмен прозвучал абсурдно. А я солидарна с королем. Людовик XV проявил себя как дальновидный политик и добрый христианин, памятуя, что не хлебом единым жив человек. Он возвращал своим колонистам не только приморскую крепость, но и чувство собственного достоинства.

«Война короля Георга» практически ничего не привнесла в североамериканские колонии. Она была лишь прологом к спектаклю Семилетней войны, на постановку которого государства не пожалели не средств, ни территорий. Но об этом – через неделю.

Александра Канашенко
Монреаль